III.
Эпоха, 1864, май.
_____
Русскiе нѣмцы.
Въ Московскихъ Вѣдомостяхъ (№ 97) въ передовой статьѣ разсказывается фактъ, обнаруживающiй въ извѣстной степени настороенiе нѣкоторой части нѣмцевъ, населяющихъ Остзейскiй край. При открытiи лифляндскаго сейма, 9 марта, лифляндскiй генералъ-суперъ-интендантъ, епископъ, докторъ Вальтеръ говорилъ слово въ церкви Св. Iакова въ Ригѣ. Слово это, по своему содержанiю и характеру, представляетъ не простую проповѣдь, но и рѣчь, открывающую пренiя и касающуюся тѣхъ интересовъ и предметовъ, о которыхъ должно идти дѣло на сеймѣ.
«Проповѣдникъ наказываетъ своимъ слушателямъ помнить крѣпко, что они протестанты по религiи и нѣмцы по происхожденiю, и что въ ихъ краѣ господствующею церковью должна быть протестантская, а господствующею народностiю должна быть нѣмецкая. Проповѣдникъ полагаетъ ихъ первую и священнѣйшую обязаннось передъ родиною, долгъ ихъ совѣсти и долгъ патрiотизма — въ огражденiи правъ протестантской церкви и нѣмецкой народности въ Лифляндiи. Проповѣдникъ объясняетъ своимъ слушателямъ, что, къ какой бы нацiональности ни принадлежали первоначально предки того или другаго изъ нихъ, въ средѣ лифляндскихъ рыцарей и землевладѣльцевъ, на лифляндской почвѣ, не можетъ и не должно быть другихъ элементовъ, кромѣ: между ними нѣтъ ни эстовъ, ни латышей, ни шведовъ, ни ливовъ, ни русскихъ, наконецъ: въ Лифляндiи могутъ и должны быть только нѣмцы. «Дворянство, равно какъ и мѣщаство, въ Лифляндiи чисто нѣмецкiя“, — говорилъ проповѣдникъ, — «и если мы нынѣ не можемъ сказать, что все лифляндское земство есть нѣмецкое, то въ этомъ, главнымъ образомъ, виноваты мы сами, потому что мы, повинуясь смутному чувству какого-то сожалѣнiя къ остаткамъ исчезающихъ изъ исторiи племенъ, старались поддерживать ихъ народность... Если еще возможно, то да даруетъ намъ Богъ достаточную силу любви къ нимъ, чтобы, посредствомъ школъ, настигнуть упущенное“. Докторъ Вальтеръ убѣждаетъ своихъ слушателей укрѣплять и поддерживать въ себѣ нѣмецкую народность постоянными сношенiями съ германскою народностiю въ ея отечествѣ, Германiи, и сближенiемъ между различными слоями нѣмецкихъ элементовъ въ самой Лифляндiи. «Такимъ образомъ“, —продолжаетъ проповѣдникъ, — «укрѣпляясь въ своей нѣмецкой народности, можете вы съ отрадою помышлять о вашихъ потомкахъ, которые войдутъ въ трудъ вашъ, и вы заранѣе можете радоваться, что они въ свое время съ благодарностiю къ вамъ будутъ радоваться своимъ нѣмецкимъ языкомъ, нѣмецкимъ образованiемъ, нѣмецкимъ обычаемъ и, если Богу будетъ угодно, своею, вполнѣ нѣмецкою, родиною“.
«Московскiя Вѣдомости“ хорошо понимаютъ, на сколько правильны подобныя желанiя, на какихъ важныхъ и твердыхъ основахъ они опираются.
«Лифляндскому нѣмцу“, — пишутъ онѣ, — «непрiятно видѣть, что его родина, одна изъ губернiй Россiйской Имперiи, не вполнѣ германизирована; лифляндскому нѣмцу отрадно помышлять, что упущенiя предковъ будутъ восполнены, что послѣдующее время узрить его родину вполнѣ нѣмецою страной, въ которой никто не будетъ имѣть права называть себя ни эстетомъ, ни ливомъ, ни даже русскимъ, а всѣ будутъ чувствовать себя нѣмцами. Мы не будемъ оспаривать такой точки зрѣнiя; напротивъ, мы признаемъ ея силу и сами вполнѣ подчиняемся ей“.
«Московскiя Вѣдомости“ только прилагаютъ эту самую точку зрѣнiя къ Россiи. И для русскихъ людей, говорятъ они, имѣютъ силу тѣ начала и правила, на которыя указывалъ проповѣдникъ. Окончательный выводъ, дѣлаемый «Вѣдомостями“, таковъ:
«Лифляндскому нѣмцу прiятно, что въ средѣ лифляндскаго рыцарства нѣтъ ни эстовъ, ни ливовъ, ни шведовъ, ни рускихъ, и что всѣ въ немъ именуютъ и чувствуютъ себя нѣмцами, и онъ считаетъ своею задачею повести дѣло такъ, чтобы все земство въ этомъ краѣ было исключительно нѣмецкмъ. Послѣ эого не позволительно ли русскому желать, чтобы въ предѣлахъ русскаго государства не было ни эста, ни лива, ни шведа, ни нѣмца, и чтобы нѣмецъ въ Россiи, не разучиваясь своему языку (которому мы и сами учимся) и не измѣняя своей вѣрѣ, — тѣмъ не менѣе звалъ себя прежде всего русскимъ и дорожилъ этимъ званiемъ“.
Мы подчеркнули слова, на которыя желали бы обратить вниманiе читателей. Очевидно, прежде всего, что епископъ Вальтеръ желаетъ полнаго германизированiя чужихъ элементовъ; онъ желаетъ, чтобы вполнѣ господствовали въ Лифляндiи протестантская вѣра, нѣмецкiй языкъ, нѣмецкое образованiе, нѣмецкiй обычай. Руссому же позволительно желать только, чтобы нѣмецъ звалъ себя русскимъ, не разучиваясь своему языку и не измѣняя своей вѣрѣ. Оговорка не маловажная; прибавлена даже весьма важная причина, по которой нѣмцы не должны разучиваться своему языку; этотъ языкъ слѣдуетъ твердо помнить; ибо мы сами, русскiе, желали бы всѣ ему научитья.
Намъ кажется, что въ этомъ случаѣ «Московскiя Вѣдомости“ впали въ явную непослѣдовательность; они не пошли до конца за епископомъ Вальтеромъ и очень дурно сдѣлали; мы, русскiе, имѣемъ полное право быть столь же послѣдовательны въ своихъ желанiяхъ, какъ и лифляндскiе нѣмцы. Мы можемъ прямо и открыто желать, чтобы нѣмцы, живущiе, дѣйствующiе и служащiе среди насъ, разучились своему языку, приняли провославную вѣру, словомъ вполнѣ обрусѣли, вполнѣ слились съ русскими людьми. Въ желанiяхъ нѣтъ ничего преступнаго и ненормальнаго; напротивъ, это правильныя желанiя, цѣль которыхъ истинное благо. Отъ исполненiя ихъ можно ждать только добра; отъ неисполненiя ихъ происходитъ если не зло, то отсутствiе того добра, которое они имѣютъ въ виду.
Примѣры и доказательства у каждаго на глазахъ. Сколько намъ извѣстно, никогда не было принимаемо никакихъ принудительныхъ мѣръ къ тому, чтобы обрусить нѣмцевъ; между тѣмъ, извѣстно, что нѣмцы русѣютъ и русѣли во множествѣ. Что же выходило и выходитъ изъ этого? Ничего, кромѣ хорошаго. Обрусѣвшiе нѣмцы становятся прекрасными членами русскаго общества, искренно любятъ Россiю и русское, однимъ словомъ, становятся живыми членами организма, который мы составляемъ.
Совершенно другое положенiе нѣмца, сохраняющаго среди русскихъ свою нацiональность. Ему пусто и холодно кругомъ; отсутствiе живыхъ, теплыхъ связей съ окружающими людьми даетъ себя чувствовать и отзывается въ тысячѣ ежедневныхъ случайностей. Пожелать такому нѣмцу обрусѣть, значитъ пожелать ему дѣйствительно добра.
Мы не говоримъ о тѣхъ непрiязненныхъ столкновенiяхъ въ мысляхъ и дѣйствiяхъ, которыя возникаютъ изъ различiя нацiональностей; положимъ, что эти столкновенiя можно устранить, смягчить и ограничить самыми узкими предѣлами; но если гдѣ нѣтъ вражды, если гдѣ господствуетъ полная терпимость, тамъ все-таки еще нѣтъ любви. Терпимость — понятiе отрицательное; она устраняетъ зло, она разрушаетъ тѣ препятствiя, которыя могутъ быть встрѣчены добромъ, но самаго добра она все-таки не даетъ и не содержитъ. Общество, составленное изъ самыхъ разнородныхъ людей, изъ кранокожихъ и бѣлыхъ, изъ китайцевъ и европейцевъ, изъ мусульманъ и христiанъ и т. д., можетъ, при помощи терпимости, жить мирно, безъ взаимной вразды членовъ; но будетъ ли это не только наилучшее, но даже просто хорошее общество? Развѣ для общества ничего больше и ненужно желать, кромѣ отсутствiя вражды? Всякiй согласится, что общество тѣмъ лучше, чѣмъ крѣпче въ немъ внутреннее единство, чѣмъ тѣснѣе духовная связь членовъ, чѣмъ больше любовнаго соединенiя между ними.
Слѣловательно, этого и нужно желать каждому обществу.
Между желанiемъ и требованiемъ нужно полагать строгое различiе. Я, конечно, не могу требовать отъ каждаго человѣка, чтобы онъ былъ уменъ и красивъ; во всѣхъ, даже самыхъ неумныхъ и некрасивыхъ людяхъ, я долженъ одинаково уважать человѣческое достоинство; но желать, чтобы люди были умны и красивы я, конечно, имѣю полное право и было бы даже дурно и странно, если бы я этого нежелалъ.
По этому случаю, намъ приходитъ на мысль другое предложенiе «Московкихъ Вѣдомостей“, которымъ они довольно долго занимались въ прошломъ году. Именно, онѣ нѣсколько разъ предлагали завести у насъ русскихъ католиковъ, т. е. или такихъ католиковъ, которые принадлежали бы къ русскимъ по происхожденiю, или же ллюдей другаго племени, но которое бы исповѣдовали католицизмъ и обучали бы католицизму по русски, на русскомъ языкѣ.
Русскiе католики намъ кажутся идеею еще болѣе странною, чѣмъ русскiе нѣмцы. Зачѣмъ они? Если ихъ нѣтъ, то тѣмъ лучше. Если католицизмъ никогда не былъ исповѣдываемъ или преподаваемъ на русскомъ языкѣ, то можно только порадоваться отсутствiю такого явленiя. Терпѣть такое явленiе, если бы оно существовало, конечно, было бы должно, но желать или нарочно вызывать его никакъ не слѣдуетъ. Напротивъ, мы должны искренно желать, чтобы всѣ, кто говоритъ по русски, исповѣдывали бы и русскую, православную вѣру.
_______
Нѣмцы сердятся.
Мы были правы: если нѣмецъ, оставаясь нѣмцемъ, живетъ среди русскихъ, то можетъ встрѣтиться не мало случаевъ для несогласiя и разлада. Статья «Моск. Вѣд.“, трактующая о рѣчи епископа Вальтера, мнѣ, русскому человѣку, показалась слишкомъ скромною и умѣренною; между тѣмъ, таже самая статья вовсе Ал. Фермана; онъ нашелъ ее слишкомъ рѣзкою и неумѣренною. Г. Ферманъ писалъ по этому случаю въ «Моск. Вѣд.“ письмо, которое и напечатано въ № 109. Онъ заявляетъ, что статья о епископѣ Вальтерѣ очень непонравилось ему, г. Ферману, и, вѣроятно, прибавляетъ онъ, и очень многимъ читателямъ «Моск. Вѣд.“ (слѣдуетъ предполагать — нѣмцамъ). «Въ этой статьѣ“, — пишетъ онъ, — «есть что-то оскорбительное для моего чувства.
«Вамъ кажется позволительнымъ желать“, — говоритъ онъ далѣе, — «чтобы нѣмецъ и въ Лифляндiи, не разучиваясь своему языку и не измѣняя свой вѣрѣ, тѣмъ не менѣе звалъ себя прежде всего русскимъ и дорожилъ этимъ званiемъ. Намъ же (т. е. нѣмцамъ?) кажется это и непозволительнымъ, и несбыточнымъ; мы себѣ такихъ нѣмцевъ вообразить не въ состоянiи; никто въ Лифляндiи, учившiйся у матери по нѣмецки, не назоветъ себя прежде всего русскимъ; а обрусѣвшихъ нѣмцевъ, слывущихъ нѣмцами только потому, что они протестанты, мы безъ зависти предоставляемъ русской народности какъ дешевую побѣду, какiя есть у всякаго народа въ силу закона болѣе физическаго, нежели нравственнаго“.
Слова эти насчетъ обрусѣвшихъ нѣмцевъ прiобрѣтаютъ особенную ядовитость, если ихъ сопоставить съ тѣмъ, что тутъ же говорится объ нѣмечиванiи. «Германизировать латышей и эстовъ“, — говоритъ г. Ферманъ, — «мы считаемъ долгомъ гуманности и христiанской любви“. «Сотни и тысячи латышей и эстовъ»г, — продолжаетъ онъ, — «гордятся именемъ нѣмцевъ на родинѣ, какъ и во свей Россiи, потому только, что они говорятъ по нѣмецки и определили своихъ соплеменниковъ относительно образованiя; они знаютъ, что перемѣною нацiональности они стали на высшую ступень противъ прежней“.
Въ этихъ замѣченiяхъ очень много самоувѣренности, но тѣмъ менѣе основательности. Г. Ферманъ очень доволенъ тѣмъ, что нѣмцы въ Лифляндiи остаются нѣмцами. «Никто въ Лифляндiи, учившiйся у матери по нѣмецки“, — говоритъ онъ, — «не назоветъ себя прежде всего русскимъ“. Признаемся, мы не видимъ здѣсь ничего удивительнаго, ничего такого, о чемъ бы можно говорить съ гордостiю. Можно сказать, что это происходитъ въ силу закона болѣе физическаго, чѣмъ нравственнаго. Ребенокъ, физически произошедшiй отъ матери нѣмки, физически питаемой нѣмкою, получаетъ отъ нея вмѣстѣ съ этою физическою пищею — нѣмецкiй языкъ и нѣмецкiя понятiя и потомъ считаетъ себя нѣмцемъ. Дѣло самое простое, происходящее у японцевъ точно также какъ у нѣмцевъ.
Между тѣмъ г. Ферманъ сопоставляетъ этихъ вѣрныхъ ыновъ Лифляндiи съ тѣми, которые обрусѣли и могутъ быть причислены къ русской народности. Объ нихъ онъ отзывается презрительно. Онъ говоритъ, что эти новые русскiе намъ дешево достались. Ужь не думаетъ ли онъ, что лифляндкамъ очень дорого достаются ихъ дѣти, что онѣ достаются имъ гораздо дороже, чѣмъ Россiи достались Остзейскiя провинцiи? Г. Пасторъ увѣряетъ, что онъ безъ зависти уступаетъ русской народности обрусѣвшихъ нѣмцевъ. Конечно, прекрасная черта не завидовать тамъ, гдѣ есть хотя бы поводъ, хотя бы неосновательная причина къ зависти! Что каксается до насъ, то намъ отъ зависти даже вовсе не нужно оберегаться. Можетъ ли быть что нибудь завиднаго для насъ въ томъ, что нѣмокъ рождаются нѣмцы, а не русскiе, и что у нѣмки-матери онѣ учатся говорить по нѣмецки, а не по русски?
Напротивъ, въ обрусѣвшихъ нѣмцахъ мы имѣемъ все право видѣть предметъ гордости. Вотъ какъ объ этомъ выразились «Моск. Вѣд.“ въ передовой статьѣ (того же номера):
«Наша исторiя гордится многими дорогими для насъ именами, — русскими, не смотря на свой нѣмецкiй звукъ. Вездѣ, на всѣхъ поприщахъ дѣйствительности въ нашемъ великомъ отечествѣ, встрѣчаемъ мы этихъ людей, которыхъ бросаютъ намъ съ презрѣнiемъ, какъ дешевое прiобретенiе. Мы дорожимъ этимъ русскимъ прiобрѣтенiемъ и видимъ въ нихъ истинно-русскихъ людей и истинно-честныхъ людей, служащихъ русской землѣ въ качествѣ ея дѣтей, а не наемниковъ или касателей приключенiй“.
Въ самомъ дѣлѣ, между нѣмецкими именами есть много именъ, произносимыхъ съ искреннимъ уваженiемъ. Мы идемъ далѣе, мы даже думаемъ, что у насъ, Въ Россiи, нѣмцы обращающiеся въ русскихъ, становятся, вообще говоря, гораздо сильнѣе, плодотворнѣе, выше, чѣмъ нѣмцы, остающiеся нѣмцами. Такова сила живой связи съ окружающею средою. Нѣмецъ, живущiй среди русскихъ и нерѣшающiйся отказаться отъ своей нацiональности, колеблется между однимъ и другимъ складомъ мыслей, между литературою; окружающая жизнь больше или меньше отрываетъ его тъ твердаго слiянiя съ его нацiональнымъ духомъ, и если онъ, не смотря на то, остается нѣмцемъ, то обыкновенно очень плохимъ нѣмцемъ. Стоитъ ему обрусѣть и колебанiе прекращается, и всѣ душевныя силы раскрываются, получивъ твердую точку опоры въ окружающей жизни.
Что касается до латышей и эстовъ, то приведемъ здѣсь сужденiе «Моск. Вѣд.“.
«Лифляндiя, равно какъ и весь Балтiйскiй край, не можетъ назваться краемъ нѣмецкимъ, потому что все нѣмецкое заключается тамъ въ рыцарствѣ и въ городскихъ сословiяхъ. О нѣмецкой народности въ этомъ краѣ не можетъ и не должно быть и рѣчи. Въ немъ живетъ большее или меньшее количество людей, говорящихъ преимущественно на нѣмецкомъ языкѣ, исповѣдывающихъ протестантскую вѣру, и вотъ всѣ отношенiя его къ нѣмецкой народности“.
«Что касается первоначальныхъ или народныхъ школъ, то для латышей, пусть онѣ будутъ латышскiя для эстовъ — финскiя. Такъ вообще заведено у насъ, таковъ вообще нашъ обычай. Мы не насиловали и не сманивали ни одно изъ множества народныхъ племенъ, живущихъ въ нашемъ отечествѣ. Не всѣ латыши и эсты становятся людьми либеральныхъ профессiй: масса остается въ низменной долѣ. Мы оставляемъ же за финнами ихъ языкъ въ Финляндiи и даже даемъ ему политическую полноправность, которю финны дорожать; за что же мы будемъ отказывать въ финской грамотности финнамъ въ Лифляндiи? Наконецъ, можно-ли серiозно думать, чтобы мы, изобрѣтая грамоту для дикихъ инородцевъ Сибири и переводя на ихъ грубыя нарѣчiя Священное Писанiе, измѣнили этому нашему обычаю въ Лифляндiи въ пользу германской народности, и чтобы мы допустили другихъ дѣлать то, чего не дѣлаемъ сами надъ другими? А между тѣмъ (вотъ къ какому презрительному мнѣнiю о себѣ мы подали поводъ!) тъ насъ еще ожидаютъ, чтобы мы лифляндскихъ инородцевъ, обратившихся въ православiе и не умѣющихъ по нѣмецки, германизировали посредствомъ православной литургiи, переведенной на нѣмецкiй языкъ. Православная литургiя — орудѣе германизацiи!“
Вотъ рѣшенiе, съ которымъ невозможно не согласиться, которое основано въ самомъ дѣлѣ на русской точкѣ зрѣнiя, очевидно, вовсе не согласной съ точкой зрѣнiя нѣмецкой. Приведемъ еще нѣкоторыя соображенiя «Моск. Вѣд.“, къ которымъ ихъ привела самая сила вещей, и которыя мы встрѣтили, хотя и неожиданно, но съ радостью. Дѣло идетъ объ латышахъ и эстахъ.
«Если школа и образованiе должны выводить этихъ людей изъ тѣсной доли скуднаго племеннаго образованiя и прiобщать ихъ къ какой либо великой исторической народности, то сего естественнѣе желать, чтобы они прiобщались къ народности русской. Мы не хотимъ вступать въ споръ объ относительныхъ свойствахъ нѣмецкой и руской народности; мы безспорно соглашаемся, что культура нѣмецкая несравненно богаче русской, и что нѣмецкiй языкъ открываетъ для ума гораздо болѣе широкiе горизонты, чѣмъ русскiй. Мы знаемъ также, что есть люди, которые и о русской народности имѣютъ мнѣнiе не болѣе выгодное, чѣмъ о народности латышей и эстовъ, и которые были бы готовы, по долгу гуманности, германизировать и нсъ, если бы это было возможно. Но намъ позволительно имѣть объ этомъ предметѣ иное мнѣнiе; намъ позволительно думать, что русская народность имѣетъ свои великiя судьбы, имѣетъ свое семѣрное назначенiе; намъ позволительно имѣть вѣру въ свою народность“...
Не только позволительно, а должно и необходимо. Что хорошо, то хорошо. А давно ли «Русскiй Вѣстникъ“ знать ничего не хотѣлъ о русской народности и смѣялся надъ толками о ней? Давно ли онъ издѣвался, какъ надъ сумасбродами, надъ тѣми, кто говорилъ о великихъ судьбахъ русской земли въ будущемъ? Давно ли онъ приводилъ противъ нихъ знаменитый аргументъ: будущее потому и будущее, что его въ наличности не имѣется?
Но не будемъ вспоминать старао, хотя бы оно было даже и очень давно. Порадуемся лучше тому, что оно, какъ видно, уже отжило свой вѣкъ и исчезаетъ съ каждымъ днемъ.
_______
===========
Статистика: