НАШИ ОТНОШЕНIЯ КЪ ЦЕРКОВНОМУ ВОПРОСУ.
Россiя одна, сказали мы, будетъ стоять внѣ той борьбы церкви съ государствомъ и съ народомъ, которая, какъ мы показали, начинаетъ охватывать всю Европу.
Но стоять внѣ борьбы, не значитъ еще быть отброшенным отъ участiя въ ней, не значитъ еще не имѣть въ этомъ же вопросѣ исторической роли.
Напротивъ, задача Россiи въ этомъ дѣлѣ неизмѣримо велика. Кто знаетъ, быть можетъ недалеко то время, когда, взволнованные этой борьбой, умы въ Европѣ обратятся къ нашей православной Вселенской церкви, какъ единственной въ цѣломъ мiрѣ хранительницѣ Христовой истины, съ вопросами, какъ мы вѣруемъ и какъ мы смотримъ на отношенiя церкви къ государству.
То что будетъ: отвернемся-ли мы отъ Европейскихъ духовныхъ распрей подъ предлогомъ, что они насъ не касаются? Нѣтъ, этого не можетъ быть, ибо молчанiе со стороны нашей церкви въ такiя минуты означало бы ея безсилiе, большее чѣмъ въ церквахъ Запада: ибо сознавать заблужденiе и искать истины — значитъ быть живымъ, а носить въ себѣ истину и не проявлять её, не раздѣлять съ ищущими ее — значитъ быть мертвымъ.
А если мы должны заговорить отъ имени церкви, то прежде всего являются вопросы: можемъ-ли мы говорить, готовы-ли мы къ тому, кто будетъ говорить, что мы скажемъ?
Вопросы эти существенно важны. Быть готовымъ къ отвѣту передъ Европой, это означаетъ не только дать словесный отвѣтъ, но значитъ также быть въ состоянiи, стоя у дверей нашей церкви, вводить въ неё всякаго, кто пожелаетъ убѣдиться собственнымъ опытомъ, что церковь наша — дѣйствительно часть православной Вселенской церкви.
Но и этаго недостаточно. Главная причина бури въ Европѣ — ненормальность отношенiй государства къ церкви; дабы ненормальность эта была очевидна и осязательна, необходимо, чтобы приходящiя оттуда къ намъ поражались правильностью отношенiй нашей церкви къ государству.
Вопросъ, кто станетъ говорить, — не менѣе важенъ: общество-ли наше, т. е. нѣсколько сотъ тысячъ высшаго слоя народа, или народъ, т. е. 70 миллiоновъ душъ, духовенство-ли, церковное-ли правительство?
Каждый-ли заговоритъ отдѣльно и будетъ-ли въ томъ, что каждый скажетъ, единомыслiе или, напротивъ, явится существенный разладъ между каждымъ мнѣнiемъ?
Наконецъ, знаемъ-ли мы отчетливо и ясно то, о чемъ мы должны будемъ говорить?
Вотъ вопросы, надъ которыми нельзя не задуматься.
Подходитъ такая историческая минута для нашего государства, что, если мы не будемъ въ состоянiи доказать, что наше государство носитъ въ себѣ церковь Вселенскую какъ душу, какъ основу своего образованiя, то мы не только не будемъ авторитетами въ борьбѣ Европы за духовные вопросы, но неизбѣжно оттолкнемъ отъ себя навсегда всякое общенiе съ духовною жизнью Европы.
Окинемъ же взглядомъ все, что совершается кругомъ насъ и обставляетъ нашу церковь.
Церковь, какъ нравственный идеалъ всепроникающей и неисчерпаемой любви, церковь, какъ совокупность вѣрованiй и дѣйствiй, посредствомъ которыхъ этотъ идеалъ входитъ въ жизнь человѣка и отвѣчаетъ на каждую изъ его потребностей души, стоитъ между нами въ ея первобытной чистотѣ, въ ея неизмѣнной простотѣ.
Но церковь, какъ совокупность вѣрующихъ, какъ совокупность тѣхъ пружинъ, посредствомъ которыхъ устраивается ея управленiе, та-ли она, что была при Апостолахъ, та-ли она, что была въ Древней Россiи?
Увы, во всемъ, что мы видимъ, теперь нѣтъ ничего общаго съ церковью нашей государственной жизни прежнихъ временъ.
Послѣднiе два вѣка нашей политической жизни воспитали высшiя слои государства въ мысли, что можно быть государствомъ, не нося въ себѣ ни духа его исторiи, ни духа его народа.
Тѣ же послѣднiе два вѣка воспитали это высшее общество внѣ общенiя внутренняго съ духомъ церкви и ея преданiй. Оттого теперь, когда неожиданно мы призваны говорить въ духѣ церкви и ея преданiй, мы ничего не можемъ, ибо ничего не знаемъ — не знаемъ даже, что такое наша церковь, и почему именно къ ней обращаются одинокiе, ищущiе истины мыслители Европы.
Церковь была когда-то для нашей народной жизни тѣмъ, чѣмъ для древняго Рима былъ форумъ. Князь, бояринъ и народъ, нося въ себѣ церковь, какъ нравственный идеалъ, съ одинаковымъ чувствомъ были въ церкви какъ дома; тамъ все высокое, любовь къ человѣчеству, любовь къ отечеству, жажда къ просвѣщенiю, преданность Князю или Царю — брали свое начало; источникъ любви, силы, истины и свѣта былъ неизсякаемъ, ибо церковь, въ свою очередь, брала свое начало и свою сущность отъ ея Основателя : каждый черпалъ у этого источника сколько могъ, исполнялъ свою задачу, и изъ поколѣнiя въ поколѣнiе участвовалъ въ великомъ дѣлѣ государственнаго образованiя Россiи.
Не забудемъ при этомъ, что лозунгомъ отношенiй церкви къ государству была Христова заповѣдь: воздадите Кесарю Кесарево и Богу — Божiе, а заповѣдью церкви учителямъ ея и пастырямъ — совѣтъ Спасителя: будьте мудры какъ змiи и кротки какъ голуби.
Въ этихъ заповѣдяхъ заключалось общенiе церкви съ народомъ — государствомъ, въ его простыхъ, но, въ то же время, высоко-разумныхъ свойствахъ.
Царь былъ высшимъ защитникомъ церковнаго управленiя и главнымъ блюстителемъ какъ интересовъ, такъ и правъ церкви. Духовенство было для народа ему роднымъ, представителемъ двухъ началъ: одно — человѣкъ съ его грѣхами и недостатками и другое, начало такой личности посредствомъ которой онъ получалъ въ церкви ощущенiе, что онъ у себя дома, и нравственный идеалъ ея могъ усвоивать себѣ сознательно.
Нигдѣ Кесарь не требовалъ воздаванiя себѣ Божiя, нигдѣ церковь не нарушала правъ Кесаря.
Въ этомъ чувствѣ роднаго, къ церкви и къ духовенству, заключалось доказательство что учители церкви были просты и кротки какъ голуби, дѣлая ученiе церкви доступнымъ каждому; а въ томъ, что церковь не только не препятствовала развитiю образованiя, но подвигала его; въ томъ, что она принимала къ сердцу всякую нужду государственную и общественную и въ томъ, наконецъ, что она образовывала своихъ учителей въ уровень съ потребностями времени — было несомнѣнное доказательство, что, согласно заповѣди Спасителя, учители нашей церкви были мудры какъ змiи.
Все это было, но теперь что мы видимъ вокругъ себя?
Что-то, что поражаетъ и чему не хочется вѣрить!
Западная церковь, католическая-ли или протестантская, все равно, приходитъ теперь къ религiозному кризису, потому что въ одной, церковь въ теченiе вѣковъ вопреки Христу, воздавала себѣ кесарево, а въ другой кесари опять-же вопреки Христу присвоили себѣ право учреждать церкви; все это болѣе чѣмъ понятно; но у насъ, гдѣ 10 вѣковъ, до нынѣшняго дня, церковь, какъ вѣрованiе и жилище Христовыхъ таинствъ, осталась неприкосновенна и гдѣ церковь къ Государю, и Государь къ церкви остались въ тѣхъ-же отношенiяхъ какъ прежде, что значитъ все то, что мы видимъ?
Нравственный идеалъ церкви остался живъ въ одномъ только народѣ. Въ высшихъ слояхъ общества нѣтъ ничего, кромѣ внѣшняго обрядоваго общенiя съ церковью, и разъ что прервано это внутреннее общенiе съ церковью, само собой прервалось общенiе внутреннее, высшихъ слоевъ общества съ народомъ. Народъ, удержавшiй въ себѣ церковь и удержавшiйся въ церкви, удержалъ при себѣ церковь и духовенство : мы, общество, разорвавъ общенiе съ народомъ, разорвавъ общенiе съ церковью, отбросили отъ себя и духовенство. Церковь, какъ нравственный идеалъ, а возлѣ невѣжество, стали удѣломъ народа, и принизили къ нему — духовенство; образованiе, безъ нравственнаго идеала, безъ идеала государственнаго, съ священниками, обращенными въ слугъ нашихъ прихотей, — стало удѣломъ высшихъ слоевъ общества.
Въ государственной, общественной, литератуной семейной нашей жизни влилось все, кромѣ начала церкви и государства.
Вотъ положенiе, въ которомъ застаетъ насъ борьба государства съ церковiю въ Европѣ! Мы чужды нашей церкви, въ насъ нѣтъ ея духа, мы не знаемъ ея преданiй, и въ ту самую минуту, когда Европа, ужаснувшись церковныхъ своихъ распрей и самой своей церкви, готова, быть можетъ, искать провѣрки своихъ религiозныхъ допытыванiй — въ нашей, мы не только не готовы, мы не только не можемъ ей дать отвѣта, но мы сами, мы боимся нашей церкви, мы не довѣряемъ ей чуть-ли не больше, чѣмъ Европа своей. Литература наша боится дать церкви слишкомъ широкое мѣсто высказаться.
Общество наше боится, служителямъ церкви, дать мѣсто немного дальше прихожей, а въ воспитанiи — ученiю церкви дать мѣсто немного болѣе самаго ограниченнаго и поверхностнаго.
А когда рѣчь идетъ о реформахъ въ церковномъ управленiи, тогда мы боимся дать высказаться всѣмъ, чей голосъ долженъ быть выслушанъ, и всегда предпочитаемъ открытому и прямому опрашиванiю нуждъ — закрытый, для дѣлъ текущихъ существующiй, порядокъ.
Такимъ образомъ, другiя причины и другiя событiя привели насъ къ отношенiямъ общества и государства къ церкви, весьма схожимъ съ тѣми, которыя такъ наглядно обрисовываются въ Европѣ.
Тамъ они заволакиваютъ будущее мрачными тучами, и у насъ все труднѣе и труднѣе становится увидать свѣтъ въ нашемъ церковномъ вопросѣ.
Внѣ внутренняго общенiя съ церковiю — мы не носимъ въ себѣ ея духа — любви, и не хотимъ знать тѣхъ преданiй, которыя складывались въ церкви, подъ исключительнымъ влiянiемъ этой любви…
к. В. Мещерскiй.
===========
Статистика: