РАБОЧIЙ ВОПРОСЪ.
I.
Общiя мысли.
Одинъ изъ труднѣйшихъ къ разрѣшенiю общественныхъ вопросовъ, во всѣхъ государствахъ, есть безъ сомнѣнiя вопросъ рабочiй. Трудность эта заключается, сколько кажется, въ двухъ главныхъ причинахъ: первая — затрудненiе или даже невозможность точнаго его опредѣленiя законодательнымъ путемъ, и вторая — таже невозможность удовлетворительнаго разрѣшенiя его на практикѣ.
Въ сущности, что такое рабочiй вопросъ? Рабочiй вопросъ есть совокупность всѣхъ тѣхъ условiй, отъ соблюденiя или несоблюденiя коихъ зависитъ степень благосостоянiя наемнаго работника? Такъ-ли? Такъ, говорятъ одни. Не такъ, говорятъ другiе: это воззрѣнiе соцiалистовъ на рабочiй вопросъ, прибавляютъ они; рабочiй вопросъ заключаетъ въ себѣ совокупность условiй, от соблюденiя которыхъ зависитъ столько-же благосостоянiе нанимателя, сколько рабочаго. Но и этого недостаточно; кромѣ интересовъ нанимателя и рабочаго, есть интересы государства и общества: такимъ образомъ, рабочiй вопросъ заключаетъ въ себѣ всѣ тѣ условiя, отъ соблюденiя которыхъ зависитъ благосостоянiе рабочаго, нанимателя его, общества и государства.
Всѣ эти интересы законодатель долженъ соблюсти, опредѣляя въ законахъ отношенiя рабочаго вопроса къ тѣмъ сторонамъ жизни, съ которыми онъ соприкасается. И вотъ эта-то невозможность въ одинаковой мѣрѣ соблюсти интересы всѣхъ представителей рабочаго вопроса, путемъ законныхъ опредѣленiй, есть первая безвыходная сторона рабочаго вопроса. Напримѣръ: что можетъ быть законнѣе права каждаго работать или не работать? А между тѣмъ, если нѣсколько рабочихъ разомъ согласятся воспользоваться этимъ правомъ, является преступленiе, подъ именемъ рабочей стачки, то есть сопротивленiе, нѣсколькихъ лицъ, съ опасностью будто-бы для государства или для извѣстной отрасли промышленности, является возможность убытка или даже раззоренiя для одного или нѣсколькихъ нанимателей; отсюда, необходимость для законодателя закономъ воспретить стачку рабочихъ и признать ее преступленiемъ, влекущимъ за собою извѣстное взысканiе; словомъ, издать такiя постановленiя, посредствомъ которыхъ интересы государственные, общественные и промышленные, повидимому, берутъ верхъ надъ правами и интересами рабочихъ. На это говорятъ: рабочая стачка не есть нормальное явленiе отказа рабочаго отъ работы; это есть предумышленное дѣйствiе въ сообществѣ нѣсколькихъ рабочихъ, съ цѣлью именно произвести ущербъ промышленности и вынудить нанимателей къ такимъ уступкамъ, которыя они не обязаны дѣлать по договору съ рабочими, и въ то же время это есть отказъ отъ работы до срока, опредѣленнаго договоромъ, и, т. д. Совершенно справедливо; но если-бы тѣже рабочiе вздумали-бы массами отказываться отъ тѣхъ-же работъ и по окончанiи сроковъ договоровъ, не явились-ли-бы тѣже неудобства и опасности для государства, общества и промышленности, и не слѣдовало-ли-бы тѣже отказы рабочихъ тоже признать не законными? Или-же, другой случай: стачка рабочихъ запрещена закономъ, а стачка фабрикантовъ или помѣщиковъ, не является-ли она съ совершенно тѣмъ-же вреднымъ характеромъ для государства, общества, промышленности и рабочихъ, какъ и стачка рабочихъ? Очевидно да; а между тѣмъ, какимъ образомъ долженъ законъ формулировать опредѣленiе понятiя о стачкѣ хозяевъ или нанимателей. У хозяина фабриканта 3.000 рабочихъ, онъ со дня на день отказываетъ имъ въ такой-то платѣ, а предлагаетъ имъ другую, низшую; рабочiе принуждены или ее принять, имъ лишиться пропитанiя. Такой фактъ — есть-ли противозаконное дѣйствiе нанимателя или нѣтъ? Если нѣтъ, то возьмемте обратное; 3.000 рабочихъ одной изъ фабрикъ отказываются вдругъ, по истеченiи срока договора, отъ работы, или до истеченiя срока, но возвращая недоработанныя деньги хозяину, и объявляютъ, что иначе не будутъ работать, какъ за такую то, плату высшую; этотъ фактъ, не будетъ-ли названъ стачкою? Если будетъ, то почему-же первый не есть тоже преступное дѣянiе? Или-же, если вмѣсто всѣхъ 3.000 рабочихъ — откажется 300 или 1.000, то будетъ-ли это стачка? если не будетъ, то почему-же отказъ всей партiи рабочихъ есть стачка, а отказъ части ея не есть стачка, и гдѣ тотъ пунктъ, который опредѣляетъ границу, за которую одинъ и тотъ-же фактъ изъ законнаго обращается въ противозаконный
Очсюда ясно, что первое затрудненiе, съ которымъ законодатель встрѣчается, приступая къ вопросу о стачкахъ, есть невозможность въ точности опредѣлить самое понятiе о рабочей стачкѣ.
Но это одинъ вопросъ. Возьмемъ другой. Законъ обязанъ предписывать соблюденiе нанимателемъ или хозяиномъ извѣстныхъ условiй благосостоянiя матерiальнаго и нравственнаго рабочихъ. И дѣйствительно, въ каждомъ государствѣ законъ въ этомъ отношенiи опредѣляетъ обязанности нанимателя или хозяина. Но что значитъ благосостоянiе рабочаго, матерiальное и нравственное? Закон, напримѣръ, не велитъ налагать на рабочаго работу не по силамъ: но какъ опредѣлить это понятiе? Или законъ велитъ хозяину заботиться о доброкачественности пищи рабочаго и о здоровыхъ условiяхъ его жилья и фабрики. Но какъ опредѣлить, что значитъ доброкачественная пища, что значитъ чистый воздухъ, что значитъ соблюденiе гигiеническихъ условiй въ помѣщенiи рабочихъ, и т. д. Или законъ велитъ хозяину блюсти за нравственностью рабочаго? Но можетъ-ли законъ опредѣлить, что онъ разумѣетъ подъ этимъ понятiемъ, и предѣлъ, далѣе котораго забота о нравственности рабочаго не обязательна для хозяина? Затѣмъ, далѣе, законъ запрещаетъ дурное обращенiе хозяевъ съ рабочими. Но можетъ-ли законъ опредѣлить, до извѣстной степени, точно, что значитъ дурное обращенiе хозяина съ рабочими? Или, законъ обязываетъ рабочаго работать усердно, но можетъ-ли законъ опредѣлить, что значитъ работать усердно или старательно, или удовлетворительно. На это могутъ возразить: работать усердно значитъ исполнять свой урокъ; прекрасно, допустимъ, что такъ; но тогда не является-ли необходимость для закона регламентировать уроки, сообразно возрасту, полу, и виду промышленности, а можетъ-ли это сдѣлать законъ? Очевидно не можетъ; а если эта регламентацiя невозможна, то отсюда слѣдуетъ, что законъ не можетъ опредѣлить, что значитъ усердная работа. Далѣе. Законъ, напримѣръ, опредѣляетъ, что хозяинъ обязанъ вознаграждать того рабочаго, который потерпѣлъ убытки или вредъ при работѣ, отъ причин неслучайныхъ и не отъ него, рабочаго, зависившихъ; но какiя это причины, и въ какихъ именно случаяхъ хозяинъ обязанъ вознаградить рабочаго, можетъ-ли законъ это опредѣлить? А между тѣмъ этотъ вопросъ одинъ из важнѣйшихъ въ дѣлѣ опредѣленiя взаимныхъ отношенiй хозяина къ рабочему.
Эти примѣры, составляющiе одну лишь долю того количества препятствiй, которыя рабочiй вопросъ встрѣчаетъ въ своемъ законодательномъ разрѣшенiи, въ тоже время принадлежатъ къ одной лишь области, или къ одному роду затрудненiй, къ области общихъ всѣмъ государствамъ, если такъ можно выразиться, техническо-юридическихъ затрудненiй.
Но затѣмъ есть и другiя области, и прежде всего область нравственно-юридическая. Христiанство съ одной стороны, а съ другой — рядъ вѣковыхъ усилiй столькихъ мыслителей о благѣ человѣчества, вмѣстѣ съ столькими замѣчательными дѣятелями на поприщѣ всѣхъ соцiальныхъ и экономическихъ наукъ, — не должны-ли играть весьма значительную роль при законодательномъ опредѣленiи рабочаго вопроса? То, что подъ влiянiемъ христiанства, въ правѣ требовать законъ отъ хозяина относительно рабочаго, и отъ рабочаго - относительно хозяина его, далеко не то, что въ правѣ былъ требовать языческiй законъ отъ того и другого. Законъ о рабочемъ вопросѣ христiанскаго государства, до Мальтуса, Адама Смита, Уатта, Стерлинга, и другихъ, развѣ можетъ быть тотъ-же самый, что законъ того законодателя, котораго работа освѣщается столькими новыми мыслями, и опирается на столько новыхъ прославившихъ человѣчество авторитетовъ? Очевидно нѣтъ! Законы не могутъ быть издаваемы внѣ того мiра, гдѣ происходитъ движенiе впередъ человѣческой мысли.
Но затѣмъ, можетъ-ли законодатель, имѣя передъ собою задачу соглашенiя въ рабочемъ вопросѣ столькихъ другъ другу противоположныхъ интересовъ, можетъ-ли онъ всецѣло и безусловно признавать авторитетами не только труды мыслителей и экономистовъ, но даже само христiанство? Благо рабочаго, по понятiямъ христiанскаго ученiя, не есть-ли благо человѣка; человѣкъ этотъ — не есть-ли ближнiй; ближнiй этотъ — не есть-ли тотъ, котораго надо возлюбить какъ Бога, то есть болѣе самаго себя? Можетъ-ли законодатель обязать рабочаго полюбить хозяина, болѣе самаго себя, и обязать хозяина заботиться о благѣ рабочаго, болѣе чѣмъ о своемъ собственномъ благѣ? Допустимъ что это-бы случилось; допустимъ что фабрикантъ весь свой доходъ употреблялъ-бы на благо рабочихъ; что-бы изъ этого вышло? Черезъ годъ, остановилась-бы работа на фабрикѣ и, кромѣ хозяина, обанкрутившагося, пострадали-бы всѣ рабочiе отъ невозможности продолжать пользоваться всѣми благами своего положенiя рабочихъ? Далѣе, усилiя мысли экономистовъ, друзей рабочаго класса, создали одно изъ лучшихъ человѣческихъ учрежденiй: рабочiя общества и рабочiя кассы. Законодатель не можетъ не признать этихъ учрежденiй; но въ тоже время, можетъ-ли тотъ же законодатель дать этимъ учрежденiямъ ту полную свободу, о которой мечтали ихъ создатели-мыслители, сосредоточившiе въ нихъ силу нравственную, умственную и матерiальную, сто разъ большую чѣмъ сила хозяевъ? Очевидно, и въ томъ, и другомъ случаяхъ, законодатель поставленъ въ необходимость ограничивать влiянiе прогресса человѣческой мысли на юридическое опредѣленiе всѣхъ составныхъ частей рабочаго вопроса въ виду потребностей государственныхъ, общественныхъ, экономическихъ и другихъ. Но ограничивать — на сколько? Вотъ вопросъ! Гдѣ найти разумную середину для соглашенiя интересовъ государства съ интересами промышленности, интересовъ рабочаго съ интересами хозяевъ, требованiй прогресса въ дѣлѣ рабочаго вопроса съ требованiями государственного порядка?
Далѣе, экономическая наука новѣйшаго времени, между прочими началами, выработала одно, которое, по своей важности, не можетъ не влiять на законодательную сферу рабочаго вопроса. Начало это слѣдующее: чѣмъ развитѣе промышленность, чѣмъ болѣе она производитъ капиталовъ, и слѣдовательно, чѣмъ богаче государство, тѣмъ болѣе должно быть обезпечено благосостоянiе рабочихъ, и тѣмъ болѣе послѣднiе имѣютъ право на участiе въ томъ общемъ благосостоянiи, коего они суть первые и главнѣйшiе производители. Но опять же, когда мы это начало перенесемъ на почву законодательную, не встрѣтимъ ли мы и здѣсь препятствiя въ опредѣленiю влiянiя этого начала, чѣмъ-либо точнымъ. Во первыхъ, какъ опредѣлить въ данномъ государствѣ, на столько-ли его промышленности развита, чтобы большiя требованiя рабочаго вопроса являлись въ уровень этому развитiю, а не были-бы или несоразмѣрно велики, или, напротивъ, несоразмѣрно малы? Во вторыхъ, неужели государство, гдѣ промышленность менѣе развита, чѣмъ въ другихъ государствахъ, напримѣръ наше государство, потому самому можетъ менѣе озабочиваться о возможно лучшемъ разрѣшенiи рабочаго вопроса, путемъ законодательнымъ, чѣмъ другiя государства? Без сомнѣнiя, не можетъ. Но въ то-же время, огромное, напримѣръ, различiе между нашей промышленностью и промышленностью Англiи, уже само по себѣ есть причина для законодателя дѣлать различiе и въ разрѣшенiи той или другой части рабочаго вопроса.
Но неодно различiе въ состоянiи промышленности должно влiять на законодателя въ этомъ случаѣ. Каждое государство имѣетъ свои климатическiя, географическiя, историческiя, этнографическiя, экономическiя условiя и особенности, каждое государство имѣетъ свой политическiй строй, свое народное образованiе. Все это прямо влiяетъ на отношенiя закона къ такому животрепещущему, общественному вопросу какъ рабочiй, и въ тоже время, каждое изъ этихъ условiй значительно затрудняетъ разрѣшенiе законодательной задачи, болѣе или менѣе удовлетворительно.
Такова теоретическая сторона тѣхъ особенностей, которыя изъ всѣхъ общественныхъ вопросовъ дѣлаютъ рабочiй вопросъ — самымъ труднымъ къ опредѣленiю. Надо, такъ сказать, постоянно себя спрашивать: гдѣ начинается коммунизмъ, величайшее изъ общественныхъ золъ, и кончается человѣколюбiе, величайшее изъ государственныхъ добродѣтелей и нравственныхъ силъ — гдѣ начинается преступленiе рабочаго, и кончается обязательное дѣйствiе закона о его благѣ, надо постоянно ставить законодателя въ положенiе чего-то въ родѣ Соломонова суда, призваннаго рѣшать, чье право справедливѣе, рабочаго или нанимателя?
Но возлѣ, еще необъятнѣе мiръ затрудненiй для разрѣшенiя рабочаго вопроса и обращенiя съ нимъ на практикѣ. Здѣсь нетолько законъ, но судъ и администрацiя почти на каждомъ шагу встрѣчаютъ неустранимыя препятствiя.
Чтобы въ этомъ убѣдиться, взглянемъ на нашу практическую жизнь, и посмотримъ какую силу можетъ имѣть законъ о рабочемъ вопросѣ.
Прежде всего остановимся на томъ, что мы имѣемъ дѣло съ Россiею, т. е. съ государствомъ, гдѣ, что ни село, то обычай. Спрашивается, можетъ-ли рабочiй законъ, законъ, который не можетъ не быть общимъ, и во всякомъ случаѣ не можетъ быть различенъ на столько, чтобы удовлетворять обычаямъ каждой мѣстности, можетъ-ли такой законъ быть точнымъ и удовлетворительнымъ? Очевидно не можетъ. Мало того, что онъ не можетъ исчерпать малой доли нашей разномѣстной казуистики, но въ общихъ своихъ положенiяхъ онъ можетъ оказаться въ противорѣчiи съ обычаями страны и мѣстности. Напримѣръ, законъ для рабочаго Великорусскихъ губернiй и для Малороссiи, законъ для береговъ Урала и для береговъ Волги, у Твери или Ярославля; или напримѣръ, законъ для опредѣленiя отношенiй рабочаго къ хозяину въ одной и той-же Малороссiи когда послѣднiй - помѣщикъ, или когда онъ казакъ — крестьянинъ, или когда онъ еврей: между сими тремя видами отношенiй такое бытовое различiе въ воззрѣнiяхъ крестьянина, что законъ общiй, для опредѣленiя отношенiй его къ всѣмъ тремъ, неизбѣжно будетъ или мертвымъ закономъ, или закономъ притѣснительнымъ, именно для рабочаго. Потомъ, если взять бытъ фабричнаго рабочаго, для котораго тоже существуетъ одинъ и тотъ-же законъ, опредѣляющiй его отношенiя къ хозяину — нанимателю, неужели мы не остановимся передъ вопросомъ: бытъ фабричнаго Московскаго, тотъ-ли что бытъ фабричнаго въ Кiевѣ, или въ Одессѣ, или въ Ригѣ, бытъ фабричнаго на огромной паровой фабрикѣ тотъ-ли, что бытъ того-же рабочаго на фабрикѣ какого нибудь крестьянина, или въ мiрѣ нашихъ кустарныхъ промышленниковъ?
Но допустимъ, что законъ о рабочемъ вопросѣ, въ главныхъ своихъ опредѣленiяхъ, одинъ и тотъ-же для всѣхъ мѣстностей государства. Взглянемъ на возможность его практическаго примѣненiя.
Законъ велитъ хозяину содержать рабочаго человѣколюбиво. Но если хозяинъ самъ понятiя не имѣетъ объ этомъ человѣколюбивомъ содержанiи даже для семьи, а иногда даже для самаго себя, какъ станетъ онъ на практикѣ примѣнять требованiе закона относительно рабочаго?
Въ сосѣдствѣ два фабриканта, — одинъ содержитъ рабочихъ отлично, другой дурно: имѣютъ-ли право рабочiе втораго фабриканта ссылаться на перваго и, составляя по немъ себѣ понятiе объ образѣ содержанiя рабочихъ, требовать примѣненiя его къ себе?
Въ отношенiяхъ рабочаго къ хозяину, не слѣдуетъ это забывать, играетъ важную роль представленiе о согласiи рабочаго жить и жить именно въ этихъ отношенiяхъ къ хозяину, а не въ другихъ: онъ вѣдь одна изъ договорившихся сторонъ; спрашивается: на сколько можно и должно на практикѣ, въ случаѣ дурнаго содержанiя рабочаго, считать его согласiе на такой образъ содержанiя — добровольнымъ и на сколько, на оборотъ, вынужденнымъ? Напримѣръ: рабочiе заняли деньги у NN, вслѣдствiе этого NN заключаетъ съ ними условiе, по которому они должны заработать свой долгъ, но по такимъ цѣнамъ, которыя нигдѣ въ окрестностяхъ, по дешевизнѣ своей, не существуютъ: спрашивается, есть-ли это насилiе съ стороны хозяина, или договоръ съ обѣихъ сторонъ? Другой случай. Законъ велитъ хозяину платить вознагражденiе рабочему, когда вредъ, имъ претерпѣнный, произошелъ по его хозяйской винѣ. Хозяинъ или директоръ фабрики, человѣкъ безчеловѣчно строгiй и до крайности нетерпѣливый; положимъ, что въ механизмѣ фабрики, что нибудь испортилось; хозяинъ или директоръ велитъ рабочему поправить, при полномъ ходѣ фабрики, рабочiй боится и спѣшитъ, попадаетъ неловко, колесо его задѣваетъ, онъ въ мигъ обращается въ кусокъ мяса; спрашивается, смерть такого рабочаго, произошла случайно, или хозяинъ долженъ вознаградить семью рабочаго?
Далѣе. Рабочiй хочетъ учиться грамотѣ, хозяинъ долженъ-ли его учить?
Рабочiй дурно работаетъ, хозяинъ долженъ-ли его держать до истеченiя срока договора?
Хозяинъ не долженъ обременять рабочаго сверхъ силъ. Какъ опредѣлить на практикѣ, что значитъ: сверхъ силъ? Не представляетъ-ли масса рабочихъ на фабрикахъ утомленное и изнуренное населенiе вообще? Допустимъ, что рабочiй жалуется. Начинается изслѣдованiе; хозяинъ ссылается на работу другихъ рабочихъ, работа таже; спрашивается, что дѣлать? Законъ не велитъ несовершеннолѣтнихъ и женщинъ допускать къ работѣ болѣе извѣстнаго количества времени; но какъ на практикѣ помѣшать, чтобы хозяин въ этотъ законный, менѣе длинный промежутокъ времени, изнурялъ ихъ гораздо болѣе, чѣмъ въ болѣе длинный рабочiй перiодъ? Рабочiе одной мѣстности переходятъ на работу къ хозяину другой местности. Имѣютъ-ли они право требовать примѣненiя къ ихъ содержанiю обычаевъ ихъ мѣстности, гдѣ живетъ хозяинъ, хотя-бы въ ущербъ своему здоровью? Хозяинъ, дурнымъ содержанiемъ, искуственно зарождаетъ между рабочими болѣзнь, какъ тифъ или холера; долженъ ли онъ за умирающихъ рабочихъ платить вознагражденiе ихъ семействамъ? Наконецъ, законъ допускаетъ словесный договоръ между нанимателемъ и рабочимъ? Договоръ неисполненъ: хозяинъ жалуется на рабочаго, рабочiй на хозяина, кому вѣрить?
Вотъ нѣсколько примѣровъ, приведенныхъ нами изъ практической жизни, для того, чтобы показать, какъ затруднительно обращенiе съ рабочимъ вопросомъ на практикѣ?
Въ слѣдующей статьѣ съ проэктомъ новаго положенiя о личномъ наймѣ передъ глазами, посмотримъ, на сколько оно преодолѣло эти практическiя затрудненiя.
Кн. В. Мещерскiй.
===========
Статистика: