ШЕИХЪ НАДЖМУДДИНЪ.
     ___
     Страшное и позорное было время, когда Чингисъ, или, какъ называютъ его восточные лѣтописцы, ханъ Кашурстанъ, мстилъ Хоарезмскому шаху Махмуду, владѣтелю Маураннегра, т. е. междурѣчья, земель между рѣками Сыръ и Аму, за избiенiе пословъ и купцовъ своихъ. Описанiе осады каждаго города оканчивается у Абулгазы–хана словами: килибъ алыбъ, кательгамъ килды, таки калганы иръ брлянъ сиксанъ килды — то есть: «пришелъ, взялъ, вырѣзалъ, и городъ сравнялъ съ землею.» Въ Бальхѣ, напримѣръ, одна женщина, отмаливаясь отъ ножа убiйцъ, обѣщала дать имъ крупную, драгоцѣнную жемчужину. «Гдѣ она у тебя?» спросили чингисовы монголы. — Я ее проглотила, — отвѣчала женщина. И не призадумавшись ни на мигъ, распороли они ей заживо брюхо и вынули жемчужину. Алчные, падкiе на добычу и звѣрскiе побѣдители приняли съ этого времени за правило, говоритъ Абулгазы, обыскивать такимъ образомъ всегда тѣла убитыхъ, чтобы подобное богатство не могло отъ нихъ скрыться.
     Когда древнiй и славный Хоарезмъ, столица Маураннегра, была взята Джуджи, Укдай и Чегатай султанами, сыновьями хана Кашурстана, то они послали сказать Хазретъ шеиху Наджмуддину, славному мудрецу и заживо признанному святымъ поборникомъ исламизма, послали сказать, что «не желая его топтать подъ ноги», дозволяютъ ему выйти изъ города, который будетъ вырѣзанъ до послѣдней души. — «Я не одинъ», отвѣчалъ шеихъ; «у меня есть друзья и сродники.» — Пусть выйдетъ самъ десятъ — отвѣчали Шазадаларъ, князья чингисовой крови. «Насъ болѣе десяти», возразилъ шеихъ. — Пусть выйдетъ самъ–сотъ — снова отвѣчали тѣ, въ припадкѣ безотчетнаго, прихотливаго великодушiя. «И болѣе сотни», сказалъ со вздохомъ шеихъ, и не трогался съ мѣста. — Пусть–же выйдетъ и выведетъ съ собою тысячу человѣкъ; кажется, этого будетъ достаточно — сказали удивленные упорствомъ шеиха князья, — или у него родство и братство такъ велико? Мы слышали, что онъ богоугодный, одинокiй человѣкъ. — «Въ золотое время, среди холи и изобилiя», возразилъ шеихъ, «было у меня друзей и душевныхъ сродниковъ много, гораздо за тысячу; всѣ жители огромной, славной столицы нашей были мнѣ друзья и прiятели. А нынѣ, въ часъ горя и напасти, отрекусь–ли отъ нихъ, посягну–ли на выборъ и обреку прочихъ мукамъ и смерти? Нѣтъ, злые недруги, жгите всѣхъ насъ, рѣжьте и топите поголовно, но я не лучше другихъ; на меня не изливайте своего язвительнаго милосердiя!»
     И жители Хоарезма розданы были воинамъ чингисовымъ, и на долю каждаго воина досталось двадцать–четыре души, малыхъ и большихъ, дѣтей, стариковъ, женъ и дѣвицъ. И каждому воину приказано было, въ ознаменованiе славной побѣды, зарѣзать доставшихся на долю его плѣнниковъ. Этимъ заключилось пиршество монголовъ.