Собр. соч.: В 8 т. 1861. Картины русскаго быта. Т. 2
LXII.
ПРАДѢДОВСКIЯ ВЕТЛЫ.
__
- Что рыло-то рукавомъ утираешь, сынокъ, аль уморился? спросилъ старикъ, сидя на лавкѣ по одну сторону большаго угла, между тѣмъ, какъ сынокъ его, Василiй, у котораго все лицо горѣло добродушною радостью, сидѣлъ по другую сторону и, отдуваясь, возилъ рукавомъ рубахи по всему лицу.
- Уморился, бачка, отвѣчалъ тотъ, отставивъ руку и глядя смѣючись прямо въ глаза отцу.
- Экъ ты, поросенокъ! продолжалъ этотъ, привѣтливо кивая бородой: - помотался парень туда-сюда, ужъ и уморился! И знать, что первинка тебѣ; а вотъ ка-бы баушка заставила тебя еще по двору борону таскать, такъ и узналъ бы ты тогда, каково это дѣло - и расхохотался самъ остротѣ этой. - Нѣтъ, Вася, хоть и сбѣгалъ ты разъ десятокъ другой, то за тѣмъ, то за семъ, на село, да помотался взадъ и впередъ промежь избы да бани, на посылкахъ, да сбѣгалъ еще на погостъ къ попу за молитвой, а уморился ты чай не съ этого.
- А съ чего жь? спросилъ сынъ, глῺядя все также на отца.
- А съ того, продолжалъ тотъ, облокотясь на столъ: что сердце у тебя неспокойно было, что душа болѣла. Вѣдь я знаю тебя, сынокъ: молоду жену ты любишь, человѣкъ ты жалостливый, и къ чужимъ, не токмῺа что къ своимъ; ну и выболѣло сердце, и захватило духъ; а тебѣ чаится, что уморился.
Василiй, не говоря ни слова, опять накрылся рукавомъ и сильно разъ другой всхлипнулъ, опять утерся, и опять глядѣлъ на старика весело и покойно.
- Пожалуй что и поборонилъ бы, сказалъ онъ, ка-бы ей сердешной отъ этого легче стало; ужъ вотъ какъ поборонилъ бы! и, сжавъ кулакъ, положилъ его на столъ, съ трудомъ опять удерживаясь отъ рыданiй. Онъ хотѣлъ было прибавить: "жаль больно было Насти" да ужъ промолчалъ, чтобъ пуще себя не разжалобить.
- Ну, Вася, сказалъ старикъ: - теперь молись: благодаря Бога, все кончено. Вотъ ты меня и въ дѣды пожаловалъ; спасибо тебѣ. Теперь новыя заботы тебѣ: припасай что нужно на размывку рукъ, на кашки, на крестины.
"Вася!" послышался слабый голосъ молодой матери: "дай, голубчикъ, водицы испить, да студёненькой, слышь, не стоялой." - "ЗῺаразъ, Настюшка", отвѣчалъ этотъ, и опрометью кинулся вонъ.
"Экой прыткой онъ у тебя, сношенька!" молвилъ старикъ радушно, поправивъ лучину на свѣтцѣ и оборотившись лицомъ къ кутнику. - "Твоя кровь, свекорушко" отвѣчала та привѣтливо: "еще чай самъ ты въ перегонки съ нимъ пустишься, коли на то пойдетъ." И старикъ умильно и самодовольно расхохотался: ему какъ-то люба казалась выдумка снохи, чтобъ ему бѣжать въ-запуски съ сыномъ. "А что жь!" сказалъ онъ: "почему не бѣжать, поколѣ Господь грѣхамъ терпитъ? Вѣдь и то, восей за мошенникомъ, за бродягой этимъ, погнались, такъ вѣдь я, даромъ что старикъ, напередъ всѣхъ выбѣжалъ, да такую угонку ему далъ, что онъ и въ часъ не отпыхался."
Въ эту минуту вошелъ Василiй съ ведромъ воды въ одной рукѣ и съ какимъ-то сверткомъ въ другой, прижавъ его къ груди; а свертокъ этотъ визжалъ, ровно какъ скучаетъ несчастный закинутый щенокъ. Это явленiе до того изумило старика, что онъ, только вытаращивъ глаза, могъ проговорить: "Господь съ тобой, съ нами крестная сила", а Настя кинулась къ лежащему съ нею рядомъ младенцу, будто спутавшись съ памяти своей и не понимая, откуда ребенокъ ихъ взялся съ улицы. Василiй поставилъ ведро и, поглядѣвъ свѣтлымъ мѣсяцемъ на старика своего и на испуганную жену, сказалъ: "Глядите-тка, вотъ что намъ еще Богъ послалъ! глядите: живой вѣдь! Я иду отъ колодца, и много-ли пройти-то, Настя, и всего-то вѣдь только повернуться, иду съ ведромъ, да вѣдь чуть было не раздавилъ его, сердешнаго, Господь меня спасъ. Только вотъ что: туда бѣгъ - ничего не было, слышь, а оттуда иду - что молъ такое подъ порогомъ; глядь, анъ вонъ что!" Послѣ первыхъ страховъ и удивленiй, всѣ трое стали было спрашивать другъ друга, что дѣлать съ этимъ и какъ быть? Но молодая мать, потребовавъ младенца къ себѣ, тотчасъ уложила его рядомъ съ своимъ и объявила, что у нея теперь двойни; что Богъ послалъ этого безпрiютнаго, какъ Богъ же послалъ имъ и перваго; что надо вспоить и вскормить обоихъ. Василiй на все соглашался, хоть и потужилъ было, что Настѣ ужъ больно тяжело будетъ; а старикъ и подавно. "Вотъ, сношенька, не было ни гроша, да вдругъ алтынъ!" - "Ну вѣстимо, куда жь его дѣвать? Божья воля; вѣдь не слѣпой щенокъ это, а душа человѣческая: надо порадѣть, Христа ради, да помолившись, Ему славу воздать! Все молись, сынокъ, что ни пошлетъ Богъ; и хорошее пошлетъ, молись, и худое пошлетъ - все молись. Мы вѣдь глупы, Вася, мы и худа отъ добра не распознаемъ; а Господь старый Чудотворецъ: все знаетъ; на Него и полагайся."
- Надо сбѣгать къ сотскому сказать, да выборному, молвилъ, спохватившись, Василiй, чтобъ не сталъ браниться становой.
- Ну что жь, сбѣгай.... отвѣчалъ старикъ, подошелъ къ снохѣ и прочиталъ еще наставленiе о томъ, какъ должно бояться Бога и во всякое время молиться.
Сводные двойни крещены были однимъ именемъ: Кирiакомъ: по времени рожденiя, въ концѣ сентября, священникъ прибралъ имъ имя это; а для различiя роднаго всегда называли Кирюшей, а подкидыша - Кирей. Крестины отпраздновали очень весело и шумно, потому что люди много глумились надъ добродушнымъ Васильемъ, у котораго, на диво всему народу, оказался свой сынъ, какъ у жены его свой, что видно у нихъ съ женою за споромъ дѣло стало. "Гдѣ ты выборонилъ сынка?" спрашивалъ одинъ. "Да вишь не хотѣлъ уступить женѣ", отвѣчалъ за Васю другой; а всѣ заканчивали шутки эти завѣреньемъ, что за доброе дѣло ихъ Господь не покинетъ и что станутъ они жить благословенно. Баушка-повитуха изготовила мужу Насти такую ложку каши, что у него было очи нῺа лобъ вылѣзли: тутъ было болѣе соли и перцу, чѣмъ каши. Все это немало способствовало общему веселью; а дѣдушка, опередившiй всѣхъ, какъ восей догоняли бродягу-конокрада и давшiй ему такую знатную угонку, проплясалъ цыганскую съ ложками, объявивъ, что будетъ плясать еще на свадьбѣ обоихъ внучатъ своихъ, а тамъ ужъ и полно.
Тяжеленько было семьѣ этой выращивать двойней, но Настя кормила обоихъ одинаково, то грудью, то рожкомъ: а дѣдушка, у котораго былъ свой маленькiй достатокъ, помогалъ имъ по временамъ то нужной скотинкой, то хлѣбцемъ, то наймомъ работника въ страдΏу. Кирюша и КΏиря росли такъ, что и отецъ и мать забыли о всякой разницѣ между ними, называли и считали ихъ обоихъ родными дѣтьми своими, двойнями, а за КΏирей было у нихъ даже болѣе хлопотъ и заботъ, чѣмъ по родномъ сынѣ, потому что Киря выдался гораздо похилѣе названаго двойничника своего, и за нимъ было болѣе ухода.
Парнишки стали подростать родными братьями и вышли преудатными ребятами; но прiемышъ Киря отставалъ и въ ростѣ и въ дородствѣ отъ двойничника своего, и дѣдушка былъ этимъ очень недоволенъ, пѣняя почасту на сноху, "что люди-де со стороны корить станутъ, скажутъ плохо кормишь его." - "Его воля" отвѣчала Настя, у которой послѣ первенца не было вовсе болѣе дѣтей: "не пайкомъ отпускаемъ, не съ вѣсу", и вслѣдъ затѣмъ принималась уговаривать Кирю, чтобъ больше ѣлъ. Въ доброй крестьянской семьѣ и дѣти удатны бываютъ, и самое безтолковое воспитанiе идетъ впрокъ. Знаете ли отчего это? Оттого, что господствующимъ влiянiемъ на дѣтей бываетъ любовь и благодушiе, а преобладающимъ примѣромъ - миръ и кротость. Вотъ въ чемъ заключается вся тайна воспитанiя. Все, что за симъ будетъ упущено или искажено, большею частью исправляется само собою исподволь, когда бывшiй ребенокъ начинаетъ входить въ года и, постепенно мужая, наживаетъ свой умъ-разумъ. Поэтому мы и видимъ постоянно, что хорошiе и дурные крестьяне родомъ ведутся, какъ хохлатыя курицы дворомъ, и, назвавъ крестьянскую семью, всегда можно сказать о ней, какова она, вообще, а рѣдко придется дѣлать рѣзкiя изъятiя для нѣкоторыхъ ея членовъ.
Пришла святая; семья наша воротилась изъ церкви, помолилась еще разъ передъ домашнимъ Ώобразомъ, перехристосовалась снова и принялась разгавливаться. Кажется, день этотъ, глядя на него со стороны, такой же, какъ и всѣ дни; нѣтъ въ немъ никакихъ стихiйныхъ примѣтъ и отличекъ, а между тѣмъ, кому не кажется онъ, несмотря ни на какое ненастье, днемъ свѣтлымъ, радостнымъ и праздничнымъ, которому въ году нѣтъ ровни, ни дрΏужки? А въ крестьянскомъ быту, въ хорошей семьѣ, и подавно: всѣ заботы, всѣ насущные труды и суеты покоятся: нѣтъ на душѣ ничего, кромѣ ясной и свѣтлой радости; сброшены съ плечъ тяжелая, а съ нимъ и черствая вещественность, нужда настоящая и забота о будущемъ. Богъ далъ дожить до свѣтлаго праздника - и на селѣ встрѣчаешь однѣ только спокойныя, радостныя, беззаботныя лица. Мужикъ съ окладистою бородою, забывъ степенство свое, ладитъ для молодёжи качели и, сѣвъ на нихъ самъ первый, для опыта, до того расходился, что не хочетъ слѣзть и дуритъ съ малыми ребятами и дѣвками, которые стаскиваютъ его за ноги и за полы; сѣдой, какъ лунь, дѣдушка съ трясучею головою, не только въ чистой, но и въ новенькой рубахѣ, съ иголочки, стружитъ и правитъ лубочекъ, съ котораго внучки станутъ катать яица; а внучки мечутся вокругъ него кувыркомъ, другiе скачутъ пробками на одной ногѣ, съ дикими припѣвами, и только одна скромная дѣвочка стоΏитъ передъ нимъ смирно, уставивъ глаза на лубочекъ, засунувъ большiе пальцы обѣихъ рукъ по самую ладонь въ ротъ, а среднiе персты въ оба уха. Затыкая и оттыкая ихъ въ скорой перемежкѣ, она забавляется этимъ, вслушиваясь въ нестройный крикъ прочихъ дѣвчонокъ и ребятишекъ....
Нашъ дѣдушка, однакожь, схвасталъ, когда обѣщалъ плясать на свадьбѣ внуковъ: лубочекъ онъ бы, можетъ статься, еще и согнулъ бы кой-какъ, а ужъ качелей бы не поставилъ и въ дѣло никуда болѣе не годился. Двадцать лѣтъ нῺа-кости, къ пятидесяти, много горба прибавятъ и навыпередки ужъ больше не побѣжишь ни съ кѣмъ. Послѣ розговѣнья и завтрака захотѣлось ему сказать слово семьѣ, и онъ велѣлъ всѣмъ опять присѣсть. Вотъ слова его:
- Привелъ мнѣ Господь еще разъ съ вами, дѣтки, разговѣться, да чу, въ послѣднiй. И пора! Ты не мигай, сношенька, не страшно умирать; это не лапти ковырять: легъ подъ образῺа, да выпучилъ глаза - и все тутъ. Какъ велъ меня Господь путями своими, такъ и приметъ. Его милосердiю предаюсь. Плакать нῺе по што, дѣтки, Богъ не безъ милости, а пора мнѣ опрастывать мѣсто на печи: часомъ посушиться да погрѣться надо и другому. Ну, въ покойники я не напрашиваюсь. - Его святая воля; жить мнѣ съ вами и куда какъ было хорошо! всѣ вы меня покоили, всѣ вы меня берегли; а все заживаться не слѣдъ. Вы, Кирюша да Киря, смотри у меня, любить да почитать отца-мать; не то и молитвы не приметъ отъ васъ Господь и моихъ грѣховъ не замΏолите: такъ мнѣ тяжко будетъ на томъ свѣтѣ, и буду я страдать долго.
Кирюша съ Кирей встали и повалились дѣду въ ноги.
- Ну, Господь васъ благословитъ: вставайте, садитесь, да слушайте, къ чему я рѣчь веду. Вы, Вася съ Настей, живите по-людски да по-божески, и все молитесь, что бы ни послалъ Господь, все молитесь: потому, видишь, что мы глупы, и добра отъ худа и худа отъ добра не распознаемъ, а Онъ все строитъ по свῺоему, никого не слушаетъ; вотъ ты и подавайся по волосамъ - легче будетъ головѣ. Все молись, а не споруйся. Въ Покровъ жените парней - пора. Берите снохъ смирныхъ, чтобъ въ избу глядѣли, а не вонъ. Ты, Вася, оставайся большакомъ, а ихъ не распускай на отдѣлъ; пуще всего не давай снохамъ ссориться: такъ нῺе изъ чего будетъ расходиться; мужики-то поладятъ: семь топоровъ вмѣстѣ подъ лавкой лежатъ, а двѣ прялки врознь. Это твое дѣло, Настя, смирныхъ выбери, да держи любовно. Доживу, самъ благословлю; не доживу, такъ не прогнѣваются. Рѣчи мои слышали, теперь, вставши, помолимся, да и ляжемъ отдохнуть, а свѣтлый день передъ нами. Съ вами Христосъ!
Еслибъ дѣдъ прожилъ послѣ этого еще долго, то слова его на большую половину были бы забыты; но какъ онъ умеръ спокойно на Ѳоминой, напомнивъ еще всѣмъ о томъ, что наказывалъ, то рѣчи его и врѣзались въ память каждаго и поминались то тѣмъ, то другимъ, при всякомъ случаѣ. Старикъ оставилъ сыну рублей съ триста, да устроенное общими силами хозяйство.
Къ Покрову прiисканы были невѣсты и благополучно засватаны, а свадьбамъ, разумѣется, быть въ одинъ день. Настя стряпала это дѣло и выбирала осторожно невѣстъ смирныхъ, да условилась съ мужемъ, чтобъ обѣихъ невѣстокъ, по вводѣ въ домъ, заставить вмѣстѣ помолиться и приложиться къ образу, что ссориться и наговаривать другъ на друга мужьямъ не станутъ, а потомъ велѣть поцѣловаться и поклониться отцу-матери; затѣмъ и сыновьямъ помолиться и, побратавшись передъ образомъ, обмѣняться тѣльными крестами.
Все это было хорошо, да вышла небольшая помѣха. Къ осени, какъ выражаются крестьяне, царскiй колоколъ прогудѣлъ на всю Россiю: сказанъ наборъ. Вѣсть эта сперва и не смутила было Василья, потому что онъ считалъ себя одиночкой, какъ отецъ съ однимъ сыномъ, не подумавъ о томъ, что Киря, какъ узаконенный прiемышъ, приписанъ былъ къ семьѣ по народной переписи, а потому и все равно, сынъ ли онъ, племянникъ, братъ ли, чужъ ли чуженинъ - онъ вошелъ въ счетъ работниковъ, и отъ тройниковъ одного отдать придется. Въ общихъ и ни на чемъ неоснованныхъ словахъ: "кажись, семья моя молода, есть постарше", заключается вся надежда нашего крестьянина, и только немногiе, большесемейные, стоящiе на первой очереди, либо вообще болѣе толковые и заботливые, знаютъ очередь свою напередъ и ждутъ ее; большую часть застигаетъ она врасплохъ.
Такъ случилось и тутъ. Собрали валовую сходку и прочитали учетный списокъ, въ коемъ семьи всей волости писаны сподрядъ, по старшинству очереди; выслушали человѣкъ десятокъ, кои сомнѣвались, почему они стоятъ выше такой-то семьи, которая, кажись, старѣе; растолковали имъ дѣло и затѣмъ вызвали по сему списку коренныхъ, подставныхъ и запасныхъ, объяснивъ каждому, въ которую голову онъ идетъ въ ставку, осмотрѣли ихъ, подвели подъ мѣру, объявили, когда опять собираться для отвоза въ городъ и ставки, и распустили сходку. Семьи, оставшiяся подъ очередью, быстро, весело и шумно собрались и разъѣхались и разошлись первыя; за ними потянулись и запасные, въ надеждѣ, что очередь до нихъ не дойдетъ, и тѣ изъ подставныхъ, которые бойко слѣдили за осмотромъ и отмѣткою коренныхъ и также разсчитывали, по числу годниковъ, что и ихъ не должна хватить очередь. Остались въ отсталыхъ коренные, которымъ все еще, казалось, будто они не все растолковали начальству, что до положенiя ихъ семьи относилось, и будто есть семьи и постарѣе ихней. Въ этомъ числѣ былъ и Василiй съ Кирюшей и Кирей. Постоявъ на сходкѣ, перетолковавъ между собою все и похлопавъ нѣсколько разъ руками о полы, пошли они въ приказъ, и Василiй рѣшился выступить впередъ и подойти къ начальнику.
- Какъ такъ, ваша милость, семьѣ моей сказана очередь? Я всего вотъ самъ-другъ съ сыномъ, а это у меня чужой, только принятъ въ домъ, то-есть только и вины моей, что я выкормилъ его.
Тотъ отъискалъ семью въ учетномъ спискѣ и объявилъ Василью, что семья его тройниковая, а по сложности лѣтъ 42, стоΏитъ на первой очереди, въ коренныхъ, между такими-то двумя семьями, по такимъ-то причинамъ учетныхъ правилъ; что родной и неродной сынъ считается такимъ же работникомъ; а какъ оба они холосты, то старшiй бы долженъ идти въ первую ставку; но какъ они и однихъ лѣтъ, то надо имъ кинуть жребiй, и вызвалъ отца сдѣлать это сейчасъ.
- Жеребiй кидать нῺечего, отвѣчалъ Василiй: - Киря не выходитъ въ мѣру, онъ коротышъ.
Начальникъ взглянулъ еще разъ въ списокъ и сказалъ:
- Правда твоя, я не досмотрѣлъ. Стало-быть, пойдетъ твой Кирiякъ. Миновать нельзя.
- А кабы того не было, подкидыша-то, такъ мнѣ бы не отдавать и сына?
- Конечно, нѣтъ; тогда бы вы были двойники на правахъ одиночекъ.
- Какъ же такъ? сказалъ Василiй со вздохомъ: - что приняли мы подкидыша съ улицы, такъ въ этомъ мы и виноваты стали? А подкидышъ не доросъ, такъ за эту вину отдать будетъ роднаго сына - вѣдь онъ у насъ одинъ только и есть....
- Жаль тебя, Василiй, а дѣлать тутъ нῺечего, дѣло законное. Ты слушай, да пойми меня: семью МалῺенкова знаешь? Ну, у него одинъ же сынъ, Сергѣй - тῺакъ ли? да племянникъ Иванъ приписанъ, который шатается гдѣ-то и дома не живетъ, и МалῺенковъ такой же тройникъ и отдаетъ теперь сына послѣдняго. Такихъ найдется много; гдѣ по переписи три работника, тамъ одного отдай. Понялъ?
Василiй вздохнулъ и молчалъ. Говорить было нечего.
- Что жь, продолжалъ тотъ: - коли сдѣлалъ божеское дѣло, принялъ, вспоилъ и вскормилъ безроднаго, такъ не-ужъ-то ты теперь объ этомъ пожалѣешь?
Василiй взглянулъ на начальника почти тѣми же радушными глазами, какъ глядѣлъ на отца въ тотъ вечеръ, когда утирался рукавомъ, полагая, что уморился, то-есть за полчаса до того, какъ найденъ и принятъ былъ Киря.
- Нѣтъ, молвилъ онъ: - сохрани Богъ отъ грѣха, жалѣть не стану. Да и ровны они мнѣ оба; обоихъ хозяйка выкормила разомъ, двойни они мои....
- Говори, говори, Василiй, сказалъ ему начальникъ, видя, что онъ замолкъ, не досказавъ всего.
Слеза прошибла Василья, но онъ продолжалъ:
- Разумѣется, что два сына у меня, вотъ они. Старикъ отецъ на Ѳоминой померъ - царство ему небесное! такъ и умирая, наказывалъ: "Ты, говоритъ, все молись, Василiй; и хорошо придетъ - молись, и худо придетъ - все молись; потому, говоритъ, что мы глупы, и худа-то отъ добра и добра отъ худа не распознаемъ." Вотъ чтῺо!
Кому случалось видѣть на дѣлѣ, какъ рекрутство отправляется у насъ въ разныхъ полосахъ государства, тотъ, конечно, былъ пораженъ тѣмъ, какъ разнообразно, по внѣшности по крайней мѣрѣ, проявляются впечатлѣнiя этой повинности и притомъ, какъ-будто только смотря по исконному мѣстному обычаю. На югѣ, напримѣръ, заведено, что по первымъ слухамъ о наборѣ, всѣхъ очередныхъ берутъ подъ стражу, нерѣдко сажаютъ и въ кандалы; и безъ этого нельзя обойтись: они бы всѣ разбѣжались. Но будучи разъ отданы, они смиряются и покоряются своей судьбѣ. На сѣверѣ и на востокѣ это было бы мѣрой почти неслыханной: тамъ держатъ подъ присмотромъ только отдаваемыхъ за дурное поведенiе, не въ очередь; а очередныхъ, по осмотрѣ, распускаютъ, съ приказанiемъ не отлучаться. Изъ числа 200-300 рекрутъ, или очередныхъ, случается иногда, что одинъ или два человѣка скроются, а большею частью и ни одинъ. Нигдѣ нѣтъ столькихъ побѣговъ отъ помѣщиковъ, какъ въ Малороссiи, а между тѣмъ помѣщикъ тамъ вынужденъ сажать очередныхъ тотчасъ въ колодку: иначе бы ихъ не доискались. Порча также водится только мѣстами, какъ бы гнѣздами. Въ одной семьѣ введены порубы, хотя это бываетъ рѣже; въ другой насыпаютъ мышьяку или сулемы въ ухо; въ третьей очень ловко растравляютъ язву на ступнѣ или голени, отчего кожа приростаетъ послѣ къ кости и образуется безобразный рубецъ; самые закоснѣлые напускаютъ на себя притворную падучую, а простоватые ограничиваются тѣмъ, что натираютъ лицо и другiя части бадягой, отчего образуется опухоль и отекъ; иные искусно вздуваютъ кожу. Эти средства обыкновенно бываютъ неудачны. Но вообще подобные случаи рѣдки, и бываетъ ихъ, напримѣръ, по Нижегородской губернiи, одинъ или два въ наборъ, на 36 тысячъ душъ удѣльныхъ крестьянъ; очереднымъ, безъ всякаго опасенiя, объявляется объ очереди ихъ, и они распускаются по домамъ; нерѣдко даже, въ случаѣ крайней надобности, имъ выдаются еще срочные виды, для отлучки, съ обязательствомъ явиться къ ставкѣ, и въ этомъ случаѣ всегда почти являются они сами къ сроку.
Также точно отъ мѣстнаго обычая зависитъ и то, какъ вѣсть объ очереди принимается въ семьѣ и какъ провожаютъ очереднаго. Вообще можно сказать, что населенiе чисто-земледѣльческое чуждается и боится солдатчины гораздо-болѣе, чѣмъ населенiе промысловое: почему между первымъ и охотники или наемщики довольно-рѣдки, тогда, напротивъ, какъ ихъ въ послѣднемъ довольно, лишь бы нашлись хозяева, готовые дать парню погулять самымъ неистовымъ, буйнымъ образомъ два-три мѣсяца; послѣ этого онъ смиряется и самъ проситъ, чтобъ его скорѣе поставили. У обрусѣвшей мордвы и другихъ чудскихъ племенъ, обрусѣвшихъ мѣстами до того, что и признаковъ ихъ происхожденiя почти не осталось, бабьи заплачки и причеты сохранили, однакожь, свое значенiе, и безъ нихъ не можетъ обойтись ни одно важное событiе въ крестьянскомъ быту: тутъ оплакиваютъ солдата гласно, на улицѣ, съ дикимъ, однообразнымъ воемъ, на заведенный тоскливый голосъ въ семь нотъ, изъ которыхъ послѣдняя растягивается и переходитъ въ верхнюю октаву; въ коренныхъ же русскихъ селенiяхъ этого нѣтъ, а провожаютъ рекрута и прощаются съ нимъ довольно разумно и спокойно, какъ бы прощаясь со всякимъ семьяниномъ на дальнюю и долгую разлуку.
Нашъ Василiй принадлежалъ къ чисто земледѣльческому разряду крестьянъ нагорныхъ уѣздовъ. Онъ не могъ принять вѣсть объ отдачѣ сына въ солдаты съ такимъ спокойствiемъ, какъ это обыкновенно дѣлается въ волостяхъ заволжскихъ, промысловыхъ. Сколько ни утѣшалъ онъ себя и Настю тѣмъ, что надо же кому нибудь служить великому Государю, что Богъ его и тамъ не оставитъ, что отецъ не велѣлъ роптать ни на что, а велѣлъ только молиться - а конецъ концовъ все таки былъ тотъ, что надо разставаться съ одинцомъ своимъ навсегда. Кирюша съ Кирей повѣсили носы и молчали; второй, надумавшись какъ-то, сталъ было робкимъ голосомъ плакаться на судьбу свою, что вотъ изъ-за него отдаютъ теперь названнаго брата въ солдаты, что лучше бы ему было утопиться, чѣмъ взводить такое горе на отца-мать кормильцевъ своихъ; но Настя первая зажала ему ротъ, сказавъ: "Молчи, молчи, Господь съ тобой, не грѣши, Божья воля; нешто ты недоросъ по своей волѣ? Божья воля, дитятко, молчи!" А Кирюша, сидя кулемъ на лавкѣ и свѣсивъ головушку, прибавилъ: "Про это что толковать, Киря? ужъ тебѣ ли, мнѣ ли, а кому нибудь идти надо."
Вошелъ въ избу сосѣдъ, также хорошiй мужикъ, посмотрѣть что дѣлается у Василья, да потужить съ нимъ. "Что, Василiй", спросилъ онъ, помолившись: "какъ думаешь?" - "Да что думать тутъ?" отвѣчалъ тотъ: "видно снаряжать Кирюшу, да благословлять." - "А что-бъ тебѣ, Василiй, понавѣдаться въ Борисово; тамъ, намолчка была какъ-то, Иванъ Верзилинъ - чай Верзилиныхъ знаешь - былъ слухъ, что продаетъ онъ квитанцiю."
Василiй взглянулъ было радостно во всѣ глаза на сосѣда, который навелъ его на новую думку, небывавшую у него до сего и въ головѣ; но потомъ, вздохнувъ, сказалъ: "Что-жъ! квитанцiя, чай не по мнѣ придется." - "Однако" продолжалъ тотъ: "понавѣдался бы, Богъ милостивъ; я человѣкъ не замочный, самъ знаешь, а коли ребята твои на годъ пойдутъ въ кабалу ко мнѣ, по пятидесяти дамъ - вотъ и сотня."
Настя кинулась просить мужа послушаться этого совѣта; парни молчали. Не чая успѣха, Василiй, однакожъ, сказалъ большое спасибо сосѣду, а самъ, не откладывая дѣла, всталъ, взялъ шапку, перекрестился и пошелъ. Часа черезъ три онъ уже и воротился, но добрыхъ вѣстей не принесъ. Верзилинъ поставилъ, года три назадъ, охотника, и квитанцiя береглась у него до очереди; между тѣмъ у него выбылъ одинъ работникъ, умеръ племянникъ, а самъ онъ вышелъ изъ лѣтъ, то есть исполнилось шестьдесятъ; такимъ образомъ квитанцiя стала лишнею, и онъ продавалъ ее, но не отдавалъ ниже 600 серебромъ, за наличныя. У Василья отцовскихъ денегъ было сотни три, да одна своя, прикопленная, да сто давалъ сосѣдъ, за годичную кабалу, а одной не хватало и добыть ее негдѣ. Какъ ни раскидывали на умахъ, а нѣтъ ее! Продать, кромѣ одной лишней лошадки, коли сыновья дома пахать не станутъ, нечего; взаймы никто не дастъ, опасаясь въ такомъ случаѣ, что мужичокъ, отдавъ послѣднее и распродавъ все, падаетъ въ быту своемъ и дѣлается несостоятельнымъ. Потолковали еще и на другой, и на третiй день, и рѣшили, что знать такъ Богу угодно, а Кирюшѣ судьбы своей не миновать.
На улицѣ послышались голоса толпы, и Василiй, оглянувшись позади себя въ окно, увидѣлъ цѣлую ватагу костромскихъ шерстобитовъ, съ Ветлуги, которые остановились съ оружiемъ своимъ, полутора-саженными лучками, прямо противъ двора его, поглядывали и что-то толковали. Вслушавшись, Василiй, однако, не могъ понять въ чемъ дѣло: "Чаво", говорилъ одинъ, "нѣтъ не пятьдесятъ, а выйдетъ и цѣла сотня; ты гляди, четвертей по 20 будетъ, вотъ что." - "А дуплясты", замѣтилъ другой. - "Ну, дуплясты" сказалъ третiй: "такъ сотни не выйдетъ, а все безъ малаго." Что они далѣе говорили, того Василiй и вовсе не могъ понять, потому что бесѣда ихъ продолжалась уже не на русскомъ, а на вовсе-незнакомомъ Василью языкѣ. Потолковавъ, шерстобиты спустили лучки свои однимъ концомъ съ плечъ на землю, какъ бы для отдыха, а одинъ изъ нихъ пошелъ въ избу Василья.
Надобно знать, что этотъ народъ, костромскiе шерстобиты, ходятъ съ лучками своими по всей Россiи, не исключая и Сибири, на заработки, и нерѣдко занимаются, гдѣ случится, и другимъ промысломъ: они же тележники, санники, колесники и дужники. У нихъ свой, придуманный ими языкъ, какъ у владимiрскихъ, тверскихъ и костромскихъ офеней или коробейниковъ, но только другой, то есть слова у нихъ большею частью другiя. Такъ, напримѣръ, скоро, у офеней: рыкло, у шерстобитовъ шатрово или башково; вѣникъ, у офеней пленῺальникъ, у шерстобитовъ било; снопъ, у офеней зябликъ, у шерстобитовъ ломежъ и проч. Вотъ почему Василiй не могъ понять ни слова, какъ только шерстобиты заговорили по своему.
Итакъ, одинъ изъ нихъ вошелъ, помолился и проговорилъ бывалымъ землепроходцемъ: "Богъ нῺа помочь въ окно глядѣть! безъ пироговъ не садиться, безо щей не ложиться, безъ красныхъ невѣстъ жениховъ не держать! Дома ль хозяинъ?" - "Благодаримъ покорно. Я хозяинъ" обозвался Василiй: "съ чѣмъ Богъ принесъ?" - "Ну", продолжалъ краснобай: "хозяину гумно гора горой, хозяюшкѣ свѣту полны ворΏобья, полны корΏобья, добрымъ мододцамъ по бархатну чапану, а тебѣ, честной хозяинъ, подносимъ бархатну шапку - въ простой ходить тебѣ не годится. Берешь, что ль?"
Хоть и не до веселья было теперь бѣдному Василью, однако ветлужанинъ разсмѣшилъ его. "Бай, что ли", сказалъ онъ, "а я не дамъ толку твоимъ рѣчамъ." - "А вотъ что" продолжалъ тотъ: "три ветлы стоятъ на дворѣ у тебя; онѣ чай не завѣтныя; постоятъ еще годъ-другой - знать ужъ и такъ больно переспѣли - да и надъѣстъ ихъ дупло, а вѣтромъ повалитъ, храни Богъ убьетъ кого. Мы дужники, поработаемъ тутъ около нихъ, и деньги далибъ хорошiя. Можно ль посмотрѣть да обухомъ ударить: есть дупло, такъ скажется."
Василiй всталъ и вышелъ съ нимъ на дворъ; вся артель, приставивъ лучки свои къ избѣ, окружала три огромныя ветлы, посаженныя когда-то, никакъ лѣтъ тому восемьдесятъ, прадѣдомъ Василья. Тогда воткнуто было съ десятокъ хворостинъ, три изъ нихъ уцѣлѣли и стояли теперь, красуясь въ дымчатой листвѣ своей и покрывая увѣемъ полдвора и полулицы. Пни ихъ были четвертей по двадцати въ обхватѣ. Постучавъ обухомъ тутъ и тамъ, увѣрившись, что дупла нѣтъ, и покричавъ на своемъ, никому незнакомомъ языкѣ между собою, они подошли къ хозяину, и артельщикъ спросилъ Василья, что возьметъ онъ за три ветлы эти на срубъ, и съ тѣмъ, чтобъ выработать дуги у него на дворѣ, а за хлѣбное-де плата особо. Пожалѣлъ было Василiй прадѣдовскихъ ветлъ своихъ и сказалъ: "Нѣтъ, не хочу, не дамъ рубить." Вся артель напала на него и божилась, что вотъ только стоять имъ до первой бури, а тамъ и свалитъ ихъ, и еще, сохрани Богъ! кого придавитъ. "Ну" сказалъ артельщикъ, протянувъ руку: "пятьдесятъ цѣлковенькихъ взялъ, что ли?" Василiй выпучилъ глаза: не слышалъ онъ, чтобъ такiя деньги давали за три ветлы. Однако онъ крѣпился. "Нѣтъ, не беру." Съ шумомъ, крикомъ и божбой заставили его противъ желанiя подставить руку артельщику, между-тѣмъ, какъ тотъ все набавлялъ, и билъ съ розмаху по рукѣ его, и дошелъ наконецъ до семидесяти-пяти цѣлковыхъ. Какой-то говоръ пробѣжалъ по артели, и большакъ, отдернувъ руку свою, молвилъ: "Ну, Богъ съ тобой! Ой-да, пойдемъ, братцы." Василiй остановилъ ихъ и послалъ Кирю за сосѣдомъ, который бралъ ребятъ въ кабалу. "По рукамъ" сказалъ сосѣдъ: "и не думай больше. Давай гнѣдаго своего на придачу къ парнямъ - вѣдь опять на двѣ сохи пахать станешь - купишь, а теперь онъ у тебя будетъ въ лишнихъ. Богъ съ тобой, Василiй, человѣкъ ты и сосѣдъ добрый: доплачΏу остатки, двадцать-пять цѣлковыхъ за тебя, и шестая сотня полна. Бери денежки, да бѣги къ Ивану, въ Борисово, чтобы кто не перебилъ. Дастъ Богъ здоровья, наживете больше. Вотъ, парней-то женишь нынѣ, анъ двѣ работницы въ домѣ; а дѣвки-тѣ хорошiя, работящiя."
Василiй перекрестился, получилъ деньги съ шерстобитовъ, получилъ и съ сосѣда. Кирюша съ Кирей отвѣсили ему по низкому поклону, глядѣли ему въ глаза, чтобъ, въ чемъ нужно, прислужиться, а сами не могли отбиться отъ докучливой слезы. Настя обняла и его, и дѣтей; досталъ онъ свою денежку про черный день, счелъ все - шесть сотъ гладко, опять перекрестился, пошелъ и воротился еще зῺасвѣтло съ квитанцiею. Ветлужцы храпѣли въ повалку подъ своими ветлами.
- Вотъ оно и выходитъ такъ, сказалъ Василiй за ужиномъ, среди радостной семьи своей: - что надо всему молиться. ЧтΏо ни придетъ, все молись. Господь, старый Чудотворецъ, знаетъ что строить.
_____
LXIII.
ЖЕНИХЪ.
__
Тарантасъ во весь духъ подкатилъ къ станцiонному дому; сѣдокъ выскочилъ изъ него въ одинъ прыжокъ, и бранный крикъ, звонкiй и голосистый, полился тутъ же на всѣ стороны, точно будто продолженiе только-что замолкшаго колокольчика. Опытный смотритель, выглянувъ изъ-за косяка въ самый край оконнаго стекла, схватилъ поспѣшно книгу и исчезъ съ нею во внутреннiе покои, то-есть въ третью комнату, съ выходомъ на заднее крыльцо; ямщики, показавшiеся-было тутъ и тамъ, остановились въ отдаленiи, глядя на проѣзжаго и не рѣшаясь, приступить ли ближе и спросить, не велятъ ли смазать, или ужъ лучше не соваться и переждать грозу.
Проѣзжiй бросился на перваго встрѣчнаго и, ухвативъ его зῺа воротъ, съ лютою назойливостью и угрозами требовалъ лошадей; баба высунулась изъ окна и, заревѣвъ на весь бѣлый свѣтъ, кричала: "Господь съ тобою, не бей его! это не здѣшнiй: онъ ничего не знаетъ". Проѣзжiй кинулся къ бабѣ, и "нездѣшнiй" (хотя это и былъ одинъ изъ ямщиковъ) бросился во дворъ и скрылся. Баба, въ свою очередь, исчезла у окна, и проѣзжiй остался-было въ недоумѣнiи; но, оглянувшись и увидавъ, что все было вокругъ пусто, что даже привезшiй его ямщикъ, отложивъ нῺаскоро лошадей, куда-то пропалъ, принялся снова кричать и гаркать, бросился во дворъ и подъ навѣсъ, въ конюшню; здѣсь онъ только-что успѣлъ увидѣть, что отъ вступительныхъ его привѣтствiй толпа ямщиковъ бросилась вонъ, въ заднiя ворота; посрединѣ стояла покинутая, до половины охомученная тройка. Проѣзжiй зарыкалъ въ неистовствѣ. Голосъ какого-то старика обозвался наконецъ гдѣ-то въ темномъ углу: "Полно, баринъ; лошади готовы; гляди, вотъ вѣдь ты самъ разогналъ ямщиковъ. Иди съ Богомъ, приведемъ сейчасъ." - "ЧтΏо?" заревѣлъ этотъ, будто его чтΏо ужалило: "грубить! и ты грубить! Постой, гдѣ ты тамъ?" и кинулся въ ту сторону, откуда слышалъ голосъ. Но пΏодъ ноги попался ему мальчишка, ростомъ вполчеловѣка, съ дугой и вожжями. "ЧтΏо, и ты ямщикъ?" закричалъ проѣзжiй голосомъ, будто взялъ въ плѣнъ англичанина: "и ты ямщикъ?" продолжалъ онъ, встряхивая его за шиворотъ, такъ-что колокольчикъ звенѣлъ подъ дугой: "и ты ямщикъ, ямщикъ?" Мальчишка повернулся бокомъ, вывернулся какъ-то послѣ первой встряски, бросивъ тутъ же дугу и вожжи, и кинулся бѣжать. Храбрый непрiятель насѣлъ-было на него въ одинъ прыжокъ; но этотъ, видно, также не совсѣмъ розиня, очутился подъ телегой и только шелестъ соломы, вскорѣ также затихшiй, убѣдилъ наступника въ томъ, что мальчишка скрылся въ неприступную твердыню - въ темный и грязный уголъ, подъ ворохъ саней и ломаныхъ телегъ.
Растерявшись нѣсколько въ незнакомой ему мѣстности, проѣзжiй сталъ оглядываться среди залповъ проклятiй своихъ, но не могъ опознаться, изъ какого именно закоулка слышался ему, до послѣдняго приключенiя, голосъ старика. Конюшня опустѣла; ни души не видно; лошади, съ полунадѣтыми на нихъ шлеями, стоятъ; дуга и вожжи лежатъ на землѣ. Скорыми, машистыми шагами пустился онъ на дворъ и въ избу отъискивать смотрителя. Изба оказалась пустою; онъ только слышалъ толкотню и хлопанье дверей впереди себя за двѣ и за три комнаты, но не могъ никого настигнуть: комнаты вели, черезъ сквозныя сѣни, кругомъ. Употребивъ военную хитрость и оборотившись вдругъ среди настойчиваго преслѣдованiя своего въ противную сторону, храбрый налётъ едва не столкнулся со всего разгону съ тою же бабой, которая уманила его въ окно отъ перваго ямщика; онъ до-того обрадовался этой встрѣчѣ послѣ столькихъ безуспѣшныхъ поисковъ, что совсѣмъ-было вцѣпился въ добычу свою обѣими руками, но, озадаченный обезображеннымъ видомъ ея, остановился: шлыкъ на боку, полкосы растрепано; дикiй взглядъ и такая попытка, будто бѣдная баба уходила по зрячему отъ медвѣдя. "ЧтῺо жъ лошадей? Смотритель гдѣ? ЧтΏо жъ мнѣ лошадей?" кричалъ онъ голосомъ, отъ котораго баба тщетно старалась уклониться то вправо, то влѣво. "ЧтΏо жъ лошадей?" продолжалъ онъ, и, зная за собою неумѣстную въ этомъ случаѣ слабость, положилъ, изъ предосторожности, обѣ руки въ карманы, и тогда только, наконецъ, замѣтилъ, что онъ тромбономъ своимъ покрывалъ и заглушалъ отвѣтъ испуганной хозяйки "нездѣшняго" ямщика, что-де оглянись, батюшка, да поѣзжай съ Богомъ: лошади давно готовы. И въ самомъ-дѣлѣ, ямщики будто того только и ждали, чтобъ сердитый баринъ вышелъ изъ конюшни, а можетъ-быть и спасшiйся на заднiй дворъ смотритель ускорилъ дѣло; лошади были заложены.
Проѣзжiй выбѣжалъ какъ угорѣлый и, продолжая изрыгать проклятiя и угрозы, далъ своему тарантасу съ-разбѣгу такого немилосердаго толчка, что кузовъ крякнулъ и закачался; потомъ обошелъ съ другой стороны и сдѣлалъ то же, къ крайнему изумленiю и очевидному удовольствiю собравшихся теперь въ полной наличности зрителей, ямщиковъ и другаго народа. Это, изволите видѣть, капитанъ производилъ какой-то дорожный опытъ прочности и остойчивости своего тарантаса. Наконецъ онъ сѣлъ и поѣхалъ. Никто не безпокоилъ его просьбой на водку, а смотритель поглядѣлъ только изъ-за оконнаго косяка.
Оправившись нѣсколько на сидѣньи, прокричавъ: "пошелъ!" съ приправой доморощенной соли, и оглянувшись самодовольно во всѣ стороны, капитанъ вдругъ затянулъ сильнымъ и звучнымъ, хотя и дикимъ голосомъ, какой-то романсъ; костоломный толчокъ внезапно прекратилъ голошенье это, съ значительнымъ укушенiемъ языка. Но романсъ до-того укротилъ неистоваго воина, что онъ только воспользовался этимъ невольнымъ перемежкомъ для разгульнаго подстрекательства ямщика, съ присвистомъ и даже съ обѣщанiемъ на вино. Остальную часть перегона капитанъ пытался пропѣть съ чувствомъ хотя одно четверостишiе или колѣнцо, отъ кочки до кочки, отъ толчка до толчка, но какъ и это оказалось неисполнимымъ, то онъ замолкъ, пережевывая укушенный языкъ свой, хотя, какъ храбрый офицеръ, никогда не обращалъ большаго вниманiя на какую-либо тѣлесную боль. Вскорѣ ямщикъ пустилъ во всѣ лопатки и осадилъ лошадей, протащившихъ тарантасъ на вожжяхъ отъ подъѣзда станцiи до угла забора.
Здѣсь проѣзжiй нашъ будто переродился. Онъ не выскочилъ кувыркомъ изъ тарантаса, не ворвался опрометью въ домъ, не разсыпался проклятiями и угрозами, а вошелъ съ извѣстной осанкой, вытянулся, охорашиваясь, вошелъ скромно, хотя и твердымъ шагомъ, въ домъ и, встрѣтивъ человѣка въ сюртукѣ почтоваго вѣдомства, полюбопытствовалъ узнать, для порядка, онъ ли смотритель. На утвердительный отвѣтъ капитанъ принялъ видъ строгаго, но на сей разъ снисходительнаго начальника, и сказалъ голосомъ и ударенiемъ, недопускавшими ни отговорокъ, ни возраженiй: "Вы мнѣ самоварчикъ; да почиститься и помыться надо; да вели, братецъ.... прикажите обмыть хорошенько дорожный экипажъ мой: я въѣзжаю въ городъ и притомъ, пожалуста, распорядись." Потомъ капитанъ вошелъ въ слѣдующую комнату и растянулся.
И на станцiи, съ которой уѣхалъ путникъ нашъ, вслѣдъ за нимъ ямщики долго еще скоморошили на всѣ лады, показывая поочередно передъ хохочащею навзрыдъ толпою, кῺакъ проѣзжiй выскочилъ, кῺакъ вбѣжалъ, бѣсновался въ-припрыжку, торопился саженными шагами, не зная куда и зачѣмъ, какъ онъ давалъ угонки каждому встрѣчному, и, наконецъ, вызвавъ мальчишку, заставили его показывать въ лицахъ, кῺакъ онъ ушелъ отъ сердитаго барина на карачкахъ, подъ складъ телегъ и саней, кῺакъ баринъ на него зῺарился, а онъ, въ потьмахъ и подъ костромъ телегъ, показывалъ ему языкъ. Все это многихъ и долго потѣшало.
Между-тѣмъ, укрощенный близостью города и прiятнаго общества, герой брился, мылся, стригся, чистился, буквально съ ногъ до головы; изъ занятой имъ комнаты только и раздавалось на весь домъ: "эй, воды!" и вслѣдъ за тѣмъ вода эта выплескивалась изъ тазовъ и рукомойниковъ въ окно, и опять раздавалось рѣзко и отчетисто, какъ командныя слова: "эй, воды!" Бѣдная смотрительша сбилась съ ногъ и бѣгала взадъ и впередъ, приговаривая: "ахъ ты, Господи, чтΏо это за напасть!" но не хотѣла огорчить и разсердить прiѣзжаго позднимъ отказомъ, чтобъ не лишиться заработаннаго уже, по ея разсчету, хорошаго вознагражденiя за свѣтъ, за тепло, за воду, за посудину, за самоварчикъ и за безпокойство. Наконецъ чистка кончилась, дверь во внутреннiе покои растворилась настежь и капитанъ предсталъ во всемъ блескѣ красоты своей и величiя. Тогда былъ внесенъ и раздѣланъ чемоданъ, а изъ тарантаса взятъ своеручно поставецъ, отъ котораго ключикъ оказался на шеѣ хозяина; изъ поставца достали стклянку съ золотымъ ярлыкомъ и началось кропленiе, спрыскиванiе и натиранiе духами не только личности или особы капитана, но и всей одежды и даже бѣлья въ чемоданѣ. Нестерпимое благовонiе разлилось не только по всему дому, но повалило клубомъ въ растворенныя окна и перегородило поперегъ улицу. Прохожихъ, съ непривычки, сильно ошибало, а капитанъ Пѣтушковъ съ усладою дышалъ и плавалъ въ этой околицѣ. Вымытому зῺа-ново тарантасу не досталось ни одного пинка.
По отъѣздѣ капитана съ этой станцiи, дѣла представились въ слѣдующемъ видѣ: смотритель стоялъ на крыльцѣ и вертѣлъ въ пальцахъ гривенникъ, разглядывая его съ такимъ вниманiемъ, будто ему попалась въ руки вещь незнакомая, загадочная, и притомъ такихъ крошечныхъ размѣровъ, что ее почти между пальцевъ не видно. За нимъ, сбоку стояла смотрительша съ засученными рукавами и жалобно пищала, что она бы давно плюнула да отошла, кабы знала, какого пера соколикъ этотъ; что она и ногъ подъ собою не слышитъ, и руки отшибла, и плечи отмахала ему въ услугу, а онъ, безстыдникъ этакой, вонъ чтΏо дѣлаетъ! Передъ смотрителемъ стояла толпа ямщиковъ и шарила за умомъ-разумомъ въ затылкахъ своихъ. Они обмывали и окачивали тарантасъ и также увѣряли, что работы за этимъ дѣломъ было много. "И грязь-то невѣсть отколь на немъ завезена" замѣтилъ одинъ, для болѣе-рѣзкой выставки заслугъ своихъ: "такъ и въѣлась." Оставимъ ихъ въ этомъ недоумѣнiи и послѣдуемъ за своимъ героемъ.
Вечеръ; свѣчи поданы. Капитанъ сидитъ нѣсколько на отшибѣ среди общества обоего пола и самодовольно улыбается. Онъ какъ-то держитъ ушки на макушкѣ, нетерпѣливо выжидая большой затиши въ бесѣдѣ, готовый крякнуть, какъ только приличiе это позволитъ, и принять также участiе въ разговорѣ. Его выписала въ городъ этотъ старуха-тётка, ввела въ домъ и предоставила ему искать своего счастья ловкостью обращенiя и изяществомъ бесѣды.
- А горло у васъ не болитъ, сударыня? спросилъ онъ, наклонившись нѣсколько впередъ, одну изъ дѣвицъ, дочь хозяйки.
- Нѣтъ, не болитъ, отвѣчала та, не понимая, куда этотъ вопросъ клонится.
- И у матушки вашей не болитъ?
- Нѣтъ, не болитъ.
- Ну, продолжалъ тотъ, щелкнувъ языкомъ, голосомъ, изъявлявшимъ крайнее сожалѣнiе: - а у меня есть превосходное средство отъ горла, отъ насморка, и отъ колики есть....
На гостя покосились, но разговоръ продолжали попрежнему. Выждавъ приличную минуту, капитанъ опять крякнулъ и сказалъ:
- Я хотѣлъ вамъ доложить, что я прiѣхалъ сюда, или, то-есть прискакалъ въ тридцать-семь часовъ. Года три тому, какъ я былъ переведенъ въ Малиновскiй полкъ, я прискакалъ въ сутки.... позвольте, чтобъ не соврать....
Онъ призадумался, наморщилъ брови и началъ про-себя считать версты на-умахъ, но общiй говоръ занялъ и отвлекъ всѣхъ отъ этого замысловатаго счета и отъ счетчика, такъ-что докладъ этотъ остался неконченнымъ. Капитанъ передернулъ плечами, но прiятная и самодовольная улыбка не сплывала съ лица его. Онъ прiосанился, оглянулся, и ему показалось, что онъ напрасно присѣлъ въ двухъ шагахъ отъ остальнаго, дружнаго общества. Пододвинувъ стулъ свой поближе, онъ опять, улучивъ время, крякнулъ и въ недоΏумѣньи, или, лучше сказать, въ увѣренности занять всѣхъ прiятнымъ разсказомъ, началъ такъ:
- Разъ я, сударыня, былъ на цѣпи....
Невольный хохотъ послышался тутъ и тамъ, и одна изъ дамъ спросила:
- КῺакъ, на цѣпи? кто жъ васъ посадилъ нῺа цѣпь?
- Нѣтъ, продолжалъ капитанъ Пѣтушковъ, то-есть я хотѣлъ сказать въ цѣпи, въ застрѣльщикахъ.
- ДῺа, это другое дѣло, отвѣчала дама: - вы насъ простите, мы этого дѣла не понимаемъ.
И опять кто-то вмѣшался въ бесѣду, и капитанъ остался за штатомъ. Нисколько не унывая, онъ окинулъ потолокъ глазами, потомъ, не измѣняя благообразнаго лица своего, окинулъ всѣхъ собесѣдниковъ радушною улыбкою, подобралъ самодовольно подбородокъ и съ невозмутимымъ терпѣнiемъ выждалъ своей очереди.
- Когда мы задавали феферу туркѣ, началъ онъ....
И опять уже, противъ всякаго чаянiя и желанiя, долженъ былъ покончить на этомъ небольшомъ отрывкѣ разсказъ свой, потому-что дамы не поняли, чтΏо такое онъ задавалъ, а впродолженiе объясненiй его, рѣчь зашла уже о другомъ и никто его не слушалъ.
Словоохотливый капитанъ Пѣтушковъ не разъ на вѣку своемъ прiятно занималъ общество, и потому, конечно, не безъ причины считалъ себя такимъ собесѣдникомъ, которому не стыдно явиться въ любое собранiе. Итакъ, онъ въ себѣ не сомнѣвался, а между-тѣмъ, неудача становилась и для него самого довольно-очевидною.
"Эка задача!" подумалъ онъ: "По новому знакомству, не зная людей, конечно, съ-разу не угадаешь, чѣмъ ихъ потѣшить; видно здѣсь не привыкли къ нашему брату, военному, а пробавляются въ бесѣдахъ, вотъ какъ и теперь, между собою, все больше пустяковиной. Что жъ, мы не ударимъ въ грязь лицомъ и на этомъ. Постоимъ за себя. Можно пустить этакъ скандачка съ языка и на другой ладъ."
И за словомъ или за думкой этой онъ привсталъ, обтянулъ на себѣ мундиръ, принялъ почтительное положенiе и сказалъ:
- Можетъ-быть, сударыня, вамъ угодно съиграть въ фанты....
Эта несчастная, хотя и вполнѣ-невинная выходка, окончательно подрѣзала бѣднаго Пѣтушкова. Все общество, отъ мала до велика, такъ или иначе, выразило, хотя и не словами, убѣжденiе свое, что гость этотъ не шутя сидѣлъ гдѣ-нибудь на цѣпи и, по недосмотру сторожей своихъ, сорвался. Незадача - какъ называлъ онъ самъ впослѣдствiи вечеръ этотъ - не ушла даже и отъ его проницательности. Не потерявъ нисколько самоувѣренности, онъ, однакожъ, очутился какъ-то не въ своей тарелкѣ, не пытался болѣе занимать общество, которое привыкло къ одной пустяковинѣ, прошелся нѣсколько разъ звучно по комнатѣ, крякалъ, ничѣмъ не стѣсняясь, думалъ-было еще предложить, не угодно ли приказать ему спѣть романсъ, но разсудилъ, что лучше оставить припасъ этотъ въ запасѣ, до другаго раза, тѣмъ болѣе, что ему сегодня незадача. Расшаркавшись очень-живописно и шумно на всѣ стороны, поднявъ этимъ по-неволѣ всѣхъ на ноги и сказавъ почти каждому что-нибудь прiятное, капитанъ Пѣтушковъ отправился домой, къ тёткѣ.
Ночью онъ видѣлъ весьма-нехорошiй сонъ, отъ котораго всталъ утромъ не въ-духѣ, но былъ кротокъ и тихъ, какъ приличествуетъ въ чужомъ домѣ. Это вынужденное созерцательное положенiе навело его на умъ. Когда тётушка встала, кофе былъ поданъ, и онъ приложился къ рукѣ и разузналъ обстоятельно, каково тётенька изволила почивать, то, не любя откладывать дѣла, онъ сказалъ на-прямикъ:
- Незадача мнѣ, тётенька, у Гужовыхъ, да и не нашъ край; это, воля ваша, пустяковина: примѣромъ сказать, не тѣ люди. Я не боюсь, тётенька, то-есть могу сказать, что не боюсь пройтись по какому угодно обществу, а тѣмъ паче, что касается.... я самъ это всегда любилъ - сами знаете; видѣли мы и свѣтъ и людей и въ полку считались отборными. А лучше, тётенька, потолкуемте по купеческой части, то-есть потрудитесь высватать у Веретенниковыхъ.
Тётенька согласилась на это съ удовольствiемъ и черезъ часъ отправилась самолично въ этотъ домъ, о которомъ, ради выбора ему говорила, объяснивъ, что у Гужовыхъ надо ему напередъ заискивать самому, тамъ за глаза не отдадутъ, а у Веретенникова, по старому простому обычаю, дѣло легко покончить и достаточно познакомиться на смотринахъ. Лукавый подбилъ капитана Пѣтушкова сунуться напередъ туда, гдѣ предстояло брать грудью; это, конечно, и приличнѣе храброму офицеру; но послѣ незадачи, пустяковины и нехорошаго сна, онъ передумалъ.
Послѣ первыхъ привѣтствiй, тётенька у Веретенниковыхъ сочинила масляные глазки и объявила, что прiѣхала за дѣльцемъ. Груню выслали вонъ; но, само собой разумѣется, что она стала за дверьми и прислушивалась, между-тѣмъ, какъ двѣ дѣвки во все время терлись то за тѣмъ, то за семъ, въ гостиной. У Веретенниковыхъ было жениха съ два на примѣтѣ, и одному изъ нихъ, который передъ ними всѣмъ взялъ и даже нравился невѣстѣ, сегодня вечеромъ назначено было смотрѣть ее, но не гласно, а тайкомъ; она видывала его хоть въ окно, а онъ не зналъ ея еще въ глаза. Но осторожные родители не сочли благоразумнымъ отгонять добрыхъ людей, доколѣ дѣло не было еще рѣшено и могло разстроиться. Они просили подумать, потому-что дочь еще молода, но, узнавъ, что долго думать нельзя, по короткому сроку отпуска капитана, просили сперва познакомиться. Настоянiе тётеньки, чтобъ знакомство это послѣдовало сегодня, нѣсколько ихъ было-затрудняло; но и тутъ родители разсудили, переглянувшись, что одно дѣло другому не мѣшаетъ, согласились и на это, и просили пожаловать къ вечернему чаю.
Капитанъ Пѣтушковъ пропѣлъ за это тётенькѣ новый романсъ, положенный, какъ онъ выразился, на маршевую музыку, и принялся душиться. Водки онъ не пилъ, и погребчикъ или поставецъ его былъ весь наполненъ стекломъ этого разбора. Лаванъ, колонь, амбрῺе и разныя помады занимали порядочный ларецъ. Въ ожиданiи столь-прiятнаго вечера, Пѣтушковъ потѣшалъ тётеньку весьма-замѣчательными бесѣдами. Онъ, между-прочимъ, объяснилъ ей въ подробности, какой мошенникъ былъ у нихъ каптенармусъ, а между-тѣмъ онъ былъ любимецъ полковника; какое дивное средство у него есть, отъ горла и отъ колики есть, и называлъ его за это "фактомъ"; еще сообщилъ ей, что приклады новыхъ ружей у нихъ чрезвычайно-круты, почему ихъ неудобно держать подъ прикладъ, и полагалъ, что англичанинъ подкупилъ мастера и далъ за это мильйонъ. "ЧтΏо ему значитъ мильйонъ?" прибавилъ онъ, когда тётушка отъ изумленiя всплеснула руками: "мильйонъ ему ничего не значитъ" - и, въ доказательство, вздернулъ и опять опустилъ плечи, крякнулъ и запѣлъ трубнымъ гласомъ другой романсъ, еще лучше перваго, но положенный не на маршевую, а на простую музыку.
Въ такой прiятной бесѣдѣ время прошло скоро и стало близиться къ шести часамъ, къ смотровой порѣ. Собрались и пошли съ тётенькой подъ-ручку и, на всякiй случай, съ тетрадкой отборныхъ, списанныхъ стишковъ въ карманѣ.
У Веретенниковыхъ встрѣтили жениха чинно и радушно и все упрашивали садиться и не безпокоиться, приговаривая: "помилуйте!" Сидѣли въ гостиной; дверь въ жилыя комнаты была притворена; шла прiятная бесѣда, въ которой здѣсь никто не опиналъ капитана, да и онъ не спотыкался; рѣчи лились рѣкой. Вдругъ двери распахнулись настежь и вошла хозяйская дочь, очевидно, къ этому торжественному случаю нѣсколько-подготовленная; она была въ бѣломъ платьѣ со множествомъ огромныхъ розовыхъ бантовъ, въ ладонь шириною, и въ алмазныхъ серьгахъ. Пѣтушковъ вскочилъ, подошелъ къ ручкѣ, шумно представился ей какъ тётенькинъ племянникъ и, упросивъ ее садиться, тотчасъ же продолжалъ:
- Какой прiятный городъ это! Вы давно изволите въ немъ проживать?
- Мы не выѣзжали; я здѣсь родилась.
- Много чести для города и должно быть очень-прiятно.... А мы, такъ вотъ все шатаемся, конечно, очень понимая насчетъ высокой цѣли.... Можетъ-быть, вамъ, сударыня, неизвѣстно, что я едва не погибъ во цвѣтѣ лѣтъ?
Въ то время женщина, явившаяся въ дверяхъ внутреннихъ покоевъ съ какими-то тревожными, таинственными знаками, вызвала хозяйку, которая тотчасъ же увела за собою дочь, между-тѣмъ, какъ капитанъ продолжалъ съ большимъ одушевленiемъ и молодецкими ухватками объяснять хозяину опасныя похожденiя свои. Оставимъ ихъ и послѣдуемъ за невѣстой.
Со двора приставленные люди дали знать, что пришелъ женихъ, которому обѣщано было сегодня показать подъ рукою невѣсту. Негласные смотрины эти происходили такимъ-образомъ: женихъ введенъ былъ въ сѣни и поставленъ въ темномъ углу, подъ лѣстницей; невѣста вышла, съ двумя провожатыми, у которыхъ были свѣчи; одна изъ женщинъ шла впереди, другая позади невѣсты, смѣло освѣщая ее съ ногъ до головы, потому-что въ невѣстѣ этой не было никакого видимаго изъяна или порока - ни хромоты, ни бѣльма, ни косаго бока. Она подошла къ большому шкапу, отперла его и стала тамъ перебирать что-то, по хозяйству: минуты черезъ двѣ заперла его и шествiе тѣмъ же порядкомъ возвратилось въ покои.
Но, не смотря на непорочность невѣсты, прихотливый женихъ, не говоря ни слова, вышелъ изъ сѣней, какъ-только продѣлка эта кончилась, и скорыми шагами отправился-было со двора. Здѣсь добрые люди перехватили его, требуя привѣта и отвѣта. Упрямый женихъ, какъ видно, нѣсколько разочарованный смотринами, либо ужъ опытный въ дѣлахъ этого рода, махнулъ только рукой и хотѣлъ продолжать путь. Ему заступили дорогу, убѣждая объясниться и обдуматься, не обижать добрыхъ людей такимъ недобрымъ уходомъ, а въ то же время старый прикащикъ успѣлъ уже потолковать съ хозяиномъ и, выскочивъ изъ дома, молвилъ вполголоса (вообще и вся бесѣда эта велась скромно и тихо), что-де хозяинъ походу кладенъ: онъ пять тысячъ прибавляетъ къ пачкѣ, изъ уваженiя къ тому только, что сама невѣста предпочла его прочимъ соискателямъ. Молодой человѣкъ какъ-будто призадумался въ нерѣшимости, но видимо склонялся на выгодное предложенiе; старый прикащикъ, послѣ нѣсколькихъ зазывныхъ поклоновъ, взялъ его почтительно подъ-руку и ввелъ опять съ задняго крыльца въ домъ. Тутъ провели его тихонько въ небольшой покойчикъ, гдѣ его встрѣтилъ и усадилъ хозяинъ; дѣло кончено было въ немногихъ словахъ. Веретенниковъ подтвердилъ условiя, назначилъ на все приличное время и сроки, обнялся трижды съ будущимъ зятькомъ своимъ и, проводивъ его до крыльца, возвратился опять въ гостиную.
Здѣсь капитанъ Пѣтушковъ, не обращая никакого вниманiя на весьма-замѣтную суматоху, на чередной уходъ то матери невѣсты, то отца, ни на шопотъ ихъ и разные, въ семейномъ кругу понятные знаки, продолжалъ раскидывать врознь, въ живописномъ, хотя и угловатомъ порядкѣ, всѣ члены свои и порывисто, звучнымъ голосомъ, опрастывался постепенно отъ припасенныхъ на сей вечеръ достопримѣчательностей. Построивъ на столъ батарею, онъ съ такимъ жаромъ объяснялъ разницу между кюветомъ и барбетомъ, что не взвидѣлъ передъ собою свѣта и столкнулъ со стола свѣчу. Этотъ нечаянный случай заставилъ его нѣсколько опомниться и угомониться; онъ освѣдомился объ Аграфенѣ Тимоѳеевнѣ, дочери Веретенникова, которая, съ-тѣхъ-поръ, какъ мать ее вызвала, болѣе не показывалась. "Должно-быть, у нея маленько головушка побаливаетъ" отвѣчалъ старикъ: "чуть ли она ужъ и не прилегла ли." Этотъ отвѣтъ послужилъ сметливой тётенькѣ не только прямымъ намекомъ на то, что пора имъ убираться изъ гостей домой, но и былъ принятъ ею, какъ рѣшительный отказъ племяннику, чтΏо и подтвердилось при объясненiяхъ ея съ хозяйкой на слѣдующее утро.
Капитанъ Пѣтушковъ тутъ ничего не понималъ, а былъ случаемъ этимъ озадаченъ еще болѣе, чѣмъ первымъ. Въ самомъ-себѣ онъ былъ увѣренъ, какъ-нельзя болѣе, и вѣры этой не могла поколебать никакая неудача; почему онъ всю вину свалилъ на неспособную къ такимъ тонкимъ дѣламъ тётеньку и выѣхалъ изъ маленькаго городка точно въ такомъ же расположенiи духа, въ какомъ былъ на той станцiи, гдѣ кормилъ тарантасъ свой пинками. Весь первый перегонъ проскакалъ онъ, стоя, погоняя во все время ямщика; на станцiяхъ оралъ и бѣсновался съ такимъ неистовствомъ, что къ вечеру сдѣлался вовсе безъ голоса, и бесѣдовалъ уже не иначе, какъ подымая то правый, то лѣвый кулакъ выше головы, въ родѣ телеграфа.
_____
LXIV.
ДЫШЛО.
__
Ремесла за плечами не носишь, а съ нимъ добро. Конечно, ремесло ремеслу рознь; но всякое знанiе и умѣнье кормитъ человѣка, а находчивость спасаетъ.
Вотъ, сударь мой, какiе для примѣра бываютъ случаи. Небольшаго чина военный человѣкъ, свойственно и прилично званiю своему, былъ горяченекъ, срывчивъ, что говорится, скоръ на-руку. Случилось ему какъ-то переправляться на перевозѣ, и довелось сѣсть въ лодкѣ самъ-третей: съ чиновникомъ, также въ каскѣ и съ краснымъ вΏоротомъ, да только не военнаго, а другаго вѣдомства, и съ какимъ-то купцомъ. Какая у нихъ ссора на водѣ вышла - этого достовѣрно не знаю; должно быть, за непочтительность; но ужъ лодка стала подплывать къ противному берегу, какъ военный, не говоря худаго слова, хвать своего сосѣда всей пятерней повыше краснаго воротника. На лодкѣ поднялся крикъ, суматоха; перевозчикъ чуть не выронилъ изъ рукъ веселъ; между-тѣмъ проходитъ берегомъ, либо стоитъ и ждетъ переправки, аудиторскiй писарь. Увидѣвъ такое причинное дѣло и понимая всю важность его, онъ, какъ опытный въ такихъ дѣлахъ человѣкъ, тотчасъ спохватился - какъ же и не помочь своему брату, военному - и кричитъ во весь голосъ на лодку: "Ваше благородiе, что вы это дѣлаете? вѣдь бѣда будетъ! Бейте скорѣе въ рожу купца-то ради прикосновенности, чтобъ не годился въ свидѣтели!"
Вотъ, сударь, кабы этотъ добрый человѣкъ не подоспѣлъ со стороны вΏо-время и кстати, чтобъ научить молодаго офицера уму-разуму, такъ бѣдному могло бы быть и худо: перевозчикъ да купецъ, два стороннихъ, неприкосновенныхъ къ дѣлу и неотводныхъ свидѣтеля, еслибъ они сдѣлали подъ присягой согласное показанiе, составили бъ этимъ полную и законную улику, на основанiи которой судъ былъ бы вынужденъ обвинить военнаго; а какъ одинъ только свидѣтель, перевозчикъ, не винитъ еще передъ судомъ обвиняемаго, а другой отводится и не можетъ быть допущенъ къ присягѣ, будучи и самъ истцомъ, то судъ могъ развѣ только оставить обвиняемаго въ подозрѣнiи. Не сообрази человѣкъ всего этого второпяхъ, да не поправься, поколѣ еще было время - ну, и пропалъ бы, чтΏо называется, ни за грошъ.
Правда и то, что коли о всякомъ дѣлѣ говорятъ, что оно мастера боится, то о дѣлахъ этого рода, гдѣ все виситъ на тонкостяхъ, и подавно надо разумѣть то же. Надо всѣ эти тонкости знать; надо быть большимъ законникомъ и держать на-готовѣ всѣ приправы и уловки, чтобъ не попасться, не опростоволоситься. А ловкiй законникъ, смышленый подъячiй и стряпунъ, тертый приказный - куда какъ ину пору вертитъ дѣлами; бѣда, да и только; вся власть въ его рукахъ. И чернΏо - бѣлΏо, и бѣло - черно, и краснῺо пестрΏо; словомъ, ровно добрый плотникъ: чтΏо захотѣлъ, тΏо и срубилъ; за всякое дѣло какъ за дышло берется: куда хочетъ, туда и воротитъ.
Вотъ, сударь, была у насъ этакая хорошая штука, какъ секретарь гражданской палаты, у котораго, кромѣ пера съ махалкой, не было никакихъ родовыхъ вотчинъ - продалъ съ тысячу десятинъ лѣсу, да еще и строеваго. Лѣсъ этотъ продалъ онъ больно-дешево, потому-что онъ былъ чужой, но за-то продалъ его крѣпко, все одно, то-есть, что обвѣнчалъ, и денежки сполна получилъ и во владѣнiе ввелъ. Ловкiй былъ человѣкъ на эти дѣла, дока!
Вишь, одинъ помѣщикъ покупалъ у другаго имѣнiе, да долго не сходились въ цѣнѣ, да въ условiяхъ. Покупщику хотѣлось купить вотчину-ту съ лѣсомъ - а лѣсъ былъ знатный, особнякъ. Продавецъ дорожился, и дорожился именно по своимъ разсчетамъ за лѣсъ. "Ну" говоритъ, "такъ изволь купить имѣнiе мое безъ лѣсу; покиньте его мнѣ"; а опричь лѣсу, вишь, они въ цѣнѣ сходились. "Нѣтъ" говоритъ тотъ: "безъ лѣсу купить бы не хотѣлось. Что ужъ мнѣ козла въ огородъ пускать, держать сосѣда въ особнякѣ; лучше уступите, да отдайте и съ лѣскомъ, такъ будемъ сватами." Ну, вотъ они и съѣхались по уговору вечеркомъ для этого дѣла, чтобъ, то-есть, поступившись другъ другу тѣмъ-сѣмъ, сладить, порѣшить, да написать условiя для купчей. Съѣхавшись, да и пригласили къ этому дѣлу, какъ человѣка свѣдущаго, секретаря гражданской палаты. У него же въ рукахъ будетъ и дѣло это вершиться, такъ оно ужъ одно къ одному, и кстати.
Сошлись, толковали долгонько, а все какъ-то ихъ толкъ-отъ не беретъ. Одинъ опять гнетъ въ свою сторону: "Давай, говоритъ, куплю съ лѣсомъ", другой воротитъ въ свою: "Коли 25 тысячъ не дашь за лѣсъ, такъ покинь его, торгуй вотчину по себѣ, а лѣсъ пусть будетъ за мною". Дѣло-то все какъ-то и не клеится.
Тѣмъ временемъ продавецъ на часокъ вышелъ; а секретарь, оглянувшись, и говоритъ вполголоса покупщику:
- Вамъ больно хочется купить вЩтчину-ту съ лѣсомъ?
- ДῺа, говоритъ: - очень бы желательно, да дорожится; этой цѣны дать нельзя, а безъ лѣсу что-то неохота пускаться.
- Такъ покупайте скорѣе имѣнiе безъ лѣсу, да молчите и не хлопочите ни о чемъ: лѣсъ будетъ вашъ.
- Какъ же такъ?
- Лѣсъ вы у меня купите; я вамъ его продамъ. ЧтΏо дадите?
- Да какъ же вы его продадите? Я что-то не пойму.
- И не ваша забота понимать, это мое дѣло, продамъ, да и только, и будетъ вашъ. Что дадите?
- Да не знаю, право, кῺакъ это....
- Чего вамъ знать? Толковать долго нῺекогда; вотъ воротится продавецъ, такъ и кончены торги наши. Хотите купить, такъ и покупайте - будетъ крѣпко.
- ЧтΏо просите?
- Нынѣшнiй хозяинъ не отдаетъ ниже 25 тысячъ, я скидываю 15 тысячъ, дорожиться не хочу; но ужъ меньше ни копейки.
- Да какъ же вы продадите чужой лѣсъ?
- Опять-таки! Говорю вамъ, что это не ваша забота; коли продамъ, такъ будетъ не чужой, а вашъ; впередъ не возьму ничего, для вѣрности можно раздѣлить задаточекъ такъ, чтобъ моя половина безъ вашей не годилась въ дѣло.
Сладили и ударили по рукамъ.
Продавецъ воротился. "Ну" говоритъ покупщикъ, "видно съ вами не сладишь - безъ лѣсу, такъ безъ лѣсу, давайте писать условiе. Не вѣкъ жить изъ-за этого дѣла въ городѣ: пора и ко дворамъ." Секретарь живо настрочилъ, къ обоюдному удовольствiю, всѣ условiя, толкъ короткiй, примѣрную купчую, а объ лѣсѣ ни тутъ, ни тамъ нѣтъ и помину. "Дѣло объ лѣсѣ", сказалъ секретарь на ушко покупателю "особь статья; ее мы обдѣлаемъ утре. Утро вечера мудренѣе".
На другой день живо и безъ всякой задержки переписали набѣло купчую, засвидѣтельствовали кῺакъ слѣдуетъ, еще разъ толкомъ прочитали, записали въ крѣпостную книгу.... Покупщикъ все поглядываетъ на секретаря, видя, что дѣло подходитъ къ концу, а объ лѣсѣ нѣтъ и рѣчи; а секретарь только мигаетъ и киваетъ ему на всѣ лады, чтобъ только угомонить его и увѣрить, что дѣло будетъ сдѣлано. Дрогнула-было рука у покупщика напослѣдокъ, какъ пришлось расписываться въ книгѣ, за подписью продавца, въ полученiи подлинной купчей; но секретарь опять-таки его съумѣлъ кой-какъ успокоить и дѣло кончилось благополучно; раскланялись и разошлись.
Этого покупщикъ ожидалъ съ нетерпѣнiемъ и тотчасъ же, проводивъ продавца, воротился въ палату, чтобъ потребовать отчета у секретаря.
- Будьте, пожалуйста, спокойны, сказалъ тотъ: - дѣло ваше идетъ своимъ порядкомъ, какъ-нельзя-лучше. Приходите ко мнѣ на домъ тотчасъ послѣ присутствiя, да готовьте деньги.
Покупщикъ, выждавъ съ большимъ нетерпѣнiемъ урочное время, приходитъ, и съ какимъ-то тягостнымъ недоумѣнiемъ глядитъ секретарю-продавцу въ глаза, не понимая, чѣмъ теперь дѣло это кончится.
- Ну, началъ тотъ: - такъ вамъ желательно прiобрѣсти лѣсъ, а владѣлецъ упрямится, не продаетъ: и продадимъ и купимъ безъ него, не обезпокоимъ. Пожалуйте купчую, гдѣ она у васъ? въ купчей этой лѣсу нѣтъ?
- Вы сами знаете, что нѣтъ.
- Ну, стало-быть, она намъ и негодится.
И зῺа словомъ изорвалъ ее въ клочки. Покупщикъ испугался-было этого невиданнаго способа покупки лѣса и кинулся на свою купчую; но тотъ, отвернувшись рѣшительно въ сторону, покончилъ свое дѣло.
- Теперь, продолжалъ онъ: - у васъ и купчей нѣтъ: она затеряна; вы подадите завтра же просьбу объ этомъ въ палату - вотъ она и просьба готова; вы требуете копiю съ крѣпостной книги: это будетъ такая жъ купчая, она ей во всемъ равносильна; а тамъ-то, изволите видѣть, въ крѣпостной книгѣ, лѣсъ-то есть, и включенъ онъ въ одну цѣну.
- Какъ такъ? спросилъ озадаченный покупщикъ, все еще неясно понимая въ чемъ дѣло.
- Я вамъ говорю, что, за утратою подлинной купчей, выдадимъ вамъ другую, списавъ ее съ крѣпостной книги, а тамъ лѣсъ вписанъ; вѣдь въ книгѣ-то оба вы съ продавцомъ расписались, не прочитавъ записки; на это-то я и билъ. Готовьте другую половину бумажекъ, да подписывайте-ка вотъ просьбу.
Замѣчанiе о другой половинѣ бумажекъ относится къ тому, что, заключивъ между собою законное условiе о продажѣ и покупкѣ чужаго лѣса, прiятели другъ другу не довѣряли, а потому покупщикъ и разорвалъ условную сумму пополамъ, раздѣливъ ее такимъ-образомъ, что одному достались однѣ верхнiя, другому нижнiя половинки. ТῺакъ у насъ колютъ пополамъ и бирки съ зарубками, для вѣрнаго взаимнаго счета.
Покупщикъ подалъ просьбу въ палату о томъ, что потерялъ свою купчую, и просилъ о выдачѣ довѣреннаго списка, изъ книги. Дѣло это обычное, бывалое; никто въ палатѣ не обратилъ на это большаго вниманiя, и списокъ былъ выданъ, вѣрный отъ буквы до буквы съ подлинникомъ, потому-что статья въ крѣпостной книгѣ составляетъ настоящiй документъ. Въ спискѣ этомъ, какъ обѣщалъ секретарь, оказался и лѣсъ, о коемъ идетъ рѣчь, съ подробнымъ обозначенiемъ межъ и граней. Покупщикъ, по совѣту секретаря, помѣшкалъ нѣсколько, протянулъ время, подалъ просьбу о вводѣ во владѣнiе, выждалъ сроки, и сталъ безспорнымъ владѣльцемъ купленной вотчины и лѣса. Бывшiй владѣлецъ, узнавъ объ этомъ, когда уже пошла рубка въ лѣсу и полѣсовщики его были высланы, закричалъ-было, какъ говорится, въ свинъ голосъ, зашумѣлъ; но когда ему растолковали дѣло и показали въ крѣпостной книгѣ четкую подпись его, то онъ содрогнулся отъ ужаса при мысли о такой неслыханно-наглой продѣлкѣ, смирился поневолѣ и сталъ усердно совѣтовать всѣмъ знакомымъ и незнакомымъ, другу и нῺедругу, читать со вниманiемъ все, чтΏо они подписываютъ, даже готовые документы, записываемые при куплѣ и продажѣ въ крѣпостную книгу, чего нынѣ почти никто не дѣлаетъ, довольствуясь обычно тѣмъ, что читаютъ и перечитываютъ самый актъ. Никому не приходитъ въ голову, что можно совершить подложный актъ, а въ книгу, другимъ подлогомъ, записать другое, и что, при утратѣ купчей, крѣпостная книга рѣшаетъ дѣло.
Вообще, довольно-опасно не читать того, чтΏо подписываешь. Я зналъ секретаря, который, приходя съ докладомъ, всегда приносилъ съ собою небольшой запасъ безсмысленныхъ бумагъ, подписанныхъ въ задумчивости, или въ часъ недосуга начальникомъ; бумаги эти служили острасткой и пугаломъ, если начальникъ упрямился и не хотѣлъ чего-либо подписать, или уступить въ чемъ секретарю. Каждая изъ такихъ бумагъ выкупалась новой жертвой, новою уступкой, и затѣмъ уничтожалась; но какъ начальнику не было извѣстно, какъ великъ былъ этотъ грозный запасъ подписанныхъ имъ беззаконiй, то онъ и не выходилъ изъ кабалы у своего письмоводца.
______

Список исправленных опечаток
Стр. 122. "такъ мнѣ тяжко будетъ на томъ свѣтѣ" вместо: "такъ мнѣ тяжво будетъ на томъ свѣтѣ"
Стр. 136. "прокричавъ: "пошелъ!" съ приправой доморощенной соли" вместо: "прокричавъ: пошелъ!" съ приправой доморощенной соли"
Стр. 140. "видно здѣсь не привыкли къ нашему брату" вместо: "видно здѣсь не прывыкли къ нашему брату"
Стр. 142. "Груню выслали вонъ" вместо: "Груню выслали Вонъ"
Стр. 150. "еще разъ толкомъ прочитали, записали въ крѣпостную книгу" вместо: "еще разъ толкомъ прочитали, записали въ крѣпостную киигу"
Стр. 151. "вы требуете копiю съ крѣпостной книги: это будетъ такая жъ купчая" вместо: "вы требуете копiю съ крѣпостной кннги: это будетъ такая жъ купчая"