КИТАЙ  И ЕВРОПА.

        Трудно сказать что нибудь совершенно положительное о томъ, когда начались сношенiя Китая съ Европой и юго-западомъ Азiи, и о томъ, какую важность эти сношенiя имѣли въ разное время. Византiйцы торговали съ Китаемъ уже въ VI вѣкѣ; арабы въ VIII и IX уже имѣли въ Кантонѣ многочисленное поселенiе и вели весьма правильную и оживленную торговлю. Съ другой стороны христiанскiе проповѣдники около этого же времени успѣли распространить свое ученiе во многихъ мѣстностяхъ имперiи, строили церкви, и вообще пользовались свободой, которую только на дняхъ возвратилъ имъ пекинскiй договоръ, конечно, пока еще только на бумагѣ. Въ XIII вѣкѣ мы видимъ фактъ, который едва ли могъ бы повториться теперь. Марко Поло былъ семнадцать лѣтъ любимцемъ богдыхана, и до такой степени, что ему было даже ввѣрено управленiе провинцiей. Въ XIV и XV вѣкѣ — Европа забыла о Китаѣ, но затѣмъ былъ открытъ морской путь въ Индiю, и въ 1516 году португальцы положили начало новому ряду сношенiй, которыя уже гораздо болѣе для насъ интересны. Признаемся откровенно, сношенiя эти не могли показаться китайцамъ привлекательными. Великiя, генiально-смѣлыя, что-называется безумныя предпрiятiя никогда не выполнялись скромными, благоразумными и милыми людьми. Извѣстно, что ихъ задумыванiе и исполненiе составляетъ скандалезную спецiальность всякихъ головорѣзовъ или по крайней мѣрѣ бездомниковъ. Иныя снисходительныя души пытаются иногда доказать, что желанiе покутить и обогатиться не составляетъ исключительнаго двигателя этихъ людей, что нѣкоторые изъ нихъ одушевлены любовью къ славѣ, къ наукѣ и къ добру; но никто еще не брался доказывать ихъ уваженiя къ чужимъ обычаямъ, ихъ разборчивости въ выборѣ средствъ, деликатности ихъ обращенiя. А такихъ людей вели за собой и Христофоръ Колумбъ и Васко де-Гама. Понятно, какiя послѣдствiя должно было имѣть прибытiе такихъ личностей къ китайскимъ берегамъ. Рядомъ съ небольшими торговыми сдѣлками начались обширныя разбойничья операцiи, которыхъ дѣятельность не останавливалась ни передъ домами мирныхъ гражданъ, ни передъ еще болѣе мирными гробами ихъ предковъ, ни передъ теремами женщинъ. Китайское правительство уже дѣйствительно для «охраненiя» своихъ подданныхъ должно, было подвергнуть европейцевъ нѣкоторымъ стѣсненiямъ. Оно точно имѣло въ виду не запретить торговлю, а защитить народъ. На такую мѣру ему было тѣмъ легче рѣшиться, что Китай не ошущалъ ни малѣйшей потребности въ европейцахъ. Китай вѣдь больше, нежели вся западная Европа. Промышленность его уже цѣлыя тысячелѣтiя стоитъ на высокой степени развитiя, а богатство его почвы  и  разнообразiе его произведенiй далеко оставляютъ за собой даже знаменитое разнообразiе почвы россiйской, въ числѣ богагствъ которой наши географы, изъ страсти къ антитезѣ, съ милѣйшей наивностью постоянно высчитываютъ тундры, покрывающiя половину имперiи. Нравственной выгоды въ сношенiяхъ съ европейцами китайское правительство также не видѣло. Ихъ общественное устройство въ то время, можно сказать, уступало китайскому; искусства въ смыслѣ европейскомъ и до сихъ поръ не имѣютъ для китайцевъ значенiя; обычаи, одежда западныхъ выходцевъ естественно должны были имъ казаться смѣшны; наконецъ по ихъ понятiямъ эти люди были достойны самаго глубокаго презрѣнiя, потому что рѣшились бросить родину, престарѣлыхъ родителей, гробы своихъ предковъ. Если бы еще эти презрѣнные выходцы обнаруживали скромность, почтительное удивленiе ко всему китайскому, — но нѣтъ, они въ свою очередь ихъ презирали и открыто смѣялись надъ ними, считая свою породу предназначенною   ко   всемiрному   господству.  Понятно,  что   при такихъ условiяхъ сношенiя   Китая   съ  португальцами   не   могли  принять обширныхъ  размѣровъ.  Немногимъ  счастливѣе были  и англичане, когда въ 1637 году  остъ-индская компанiя  начала рядъ попытокъ, имѣвшихъ цѣлью завести торговыя связи съ Китаемъ. Только пятьдесятъ лѣтъ спустя, въ  1685 году, англичанамъ удалось наконецъ основать въ Кантонѣ торговую контору. Но  и  то дѣла ихъ шли плохо, несмотря   на  все мастерство ихъ по торговой и колонiальной части. Впрочемъ, кромѣ затрудненiй, о которыхъ мы сейчасъ говорили, англичанамъ приходилось бороться еще съ интригами португальцевъ, пустившихъ въ ходъ по этому случаю все свое уже нѣсколько окрѣпнувшее влiянiе. Въ такомъ положенiи оставалась торговля съ Китаемъ до послѣднихъ лѣтъ XVIII вѣка; но въ нравственномъ отношенiи европейцамъ, въ теченiе этого времени, былъ нанесенъ еще одинъ тяжелый ударъ: въ 1725 году вышло императорское запрещенiе исповѣдывать христiанское ученiе на всемъ пространствѣ Небесной имперiи. Въ надеждѣ измѣнить все это къ лучшему, Англiя,  ВЪ 1793 году,   рѣшилась отправить въ Китай посольство. Если бы она ограничилась требованiями скромными, просьбой о какихъ нибудь ручательствахъ за безопасность англiйской торговли, то можетъ-быть мѣра эта имѣла бы успѣхъ. Но лорду Макартнею, поставленному въ главѣ посольства, было поручено вытребовать право содержать постоянную миссiю въ Пекинѣ, свободу торговли во всѣхъ портахъ Китая и наконецъ позволенiе основать факторiю на островѣ Чусанѣ. Китайское правительство отказало на-отрѣзъ во всѣхъ этихъ требованiяхъ. Англичане повторили свою попытку еще разъ, но съ еще меньшимъ успѣхомъ. Лордъ Макартней былъ по крайней мѣрѣ принятъ мператоромъ. Его преемникъ лордъ Амгерстъ, посланный въ 1816 году, былъ еще гораздо несчастнѣе: императоръ не согласился даже дать ему аудiенцiю. Причиной этого скандала былъ отказъ лорда Амгерета подчиниться церемонiалу паденiя ницъ передъ императоромъ, церемонiалу, искони вѣковъ существовавшему на востокѣ, и которому, относительно китайского богдыхана, подчинялись даже послы всемогущихъ халифовъ багдадскихъ. Понятно, что дворъ не видѣлъ причинъ отступать для лорда Амгерета отъ вѣковаго обычая; и тѣмъ болѣе, что по китайскимъ понятiямъ никакъ нельзя допустить, чтобы подданный представлялъ лицо государя. Послѣ ЭТОЙ неудачи Англiя довольно долго ничего не предпринимала въ Китаѣ, но въ 1840 году напряженное положенiе между обѣими державами разразилось войной, извѣстной подъ именемъ войны за опiумъ. Впослѣдствiи, говоря о матерiальномъ и нравственномъ состоянiи Китая, мы скажемъ нѣсколько словъ о торговлѣ опiумомъ, а теперь спѣшимъ, въ возможно краткомъ очѣрке, представить ходъ военныхъ событiй вплоть до заключеннаго на дняхъ пекинскаго договора.

        Въ 1796 году китайское правительство издало указъ, строго запрещавшiй торговать опiумомъ. Указъ этотъ, противорѣчившiй желанiю народа, не имѣлъ послѣдствiй: торговля продолжалась контрабанднымъ путемъ, и принимала все большiе и большiе размѣры. Понятно, что въ виду этой неудачи правительство наконецъ разсердилось, и въ 1839 году рѣшилось пресѣчь зло крутыми мѣрами. 26-го февраля бѣднякъ-китаецъ, уличенный въ торговлѣ опiумомъ, былъ повѣшенъ въ виду европейскихъ факторiй,  а нѣсколько дней спустя прибылъ въ Кантонъ императорскiй коммиссаръ Линъ, человѣкъ одаренный замѣчательной энергiей. Тотчасъ  послѣ прiѣзда онъ издалъ прокламацiю, которой требовалъ, чтобы китайскiе, также какъ и европейскiе, купцы выдали чиновникамъ правительства весь опiумъ, находившiйся въ ихъ магазинахъ или на судахъ, стоявшихъ въ Кантонскомъ рейдѣ.  Чтобы  поддержать свое требованiе, онъ приказалъ въ тоже время блокировать  англiйскiя факторiи и наконецъ успѣлъ добиться выдачи 22,291  ящика опiума, которые затемъ были торжественно брошены въ море.    

        Поступокъ этотъ произвелъ въ Англiи весьма большое впечатлѣнiе. О правѣ англичане не спорили и не думали. Для нихъ было важно только то, что Остъ-Индiя отправляла въ Китай опiума на 5 миллiоновъ фунтовъ, и что прекращенiе этого вывоза могло нанести рѣшительный ударъ краю, гдѣ дѣла и безъ того уже шли чрезвычайно дурно. Кабинетъ лорда Пальмерстона потребовалъ вознагражденiя; Линъ отказалъ въ немъ, говоря, что англичане не уважали императорскаго запрещенiя, и потому только на самихъ себя должны были пенять за убытки, которымъ имъ пришлось подвергнуться. За этимъ отвѣтомъ послѣдовала война. Въ маѣ 1840 года эскадра съ 4000 человѣкъ дессантнаго войска была послана къ китайскимъ берегамъ, подъ начальствомъ адмирала Эллiота. Цѣль экспедицiи заключалась въ томъ, чтобы запугать императора, и заставить его уступить. Для достиженiя ея было всего естественнѣе двинуться къ Кантону, пункту, гдѣ возникли несогласiя.   Англiйскiй  адмиралъ   выбралъ однако другой предметъ дѣйствий, и рѣшился прежде всего поразить китайцевъ взятiемъ острова Чусана. Выборъ этотъ конечно былъ удаченъ. Главный городъ острова, Тингай,  принадлежитъ къ важнѣйшимъ торговымъ пунктамъ имперiи, а самый островъ господствуетъ надъ устьемъ Янъ-тсе-кiанга, важнѣйшей торговой артерiи Китая. Позволяя самымъ крупнымъ судамъ подыматься вверхъ до Нанкина, Янъ-тсе-кiангъ сверхъ того соединенъ съ Пекиномъ посредствомъ Императорскаго канала. Блокада устья этой рѣки могла парализировать всю внутреннюю торговлю Китая,  и адмиралъ Эллiотъ дѣйствительно могъ надѣяться, что ему удастся однимъ ударомъ кончить войну. Оставивъ передъ Кантономъ незначительную часть своихъ силъ, онъ въ началѣ iюля неожиданно  явился передъ Чусаномъ. Губернаторъ очень мало зналъ о кантонскихъ событiяхъ, и не подозрѣвалъ совершенно, что ему придется за нихъ расплачиваться. Въ отвѣтъ на требованiе сдачи, онъ пытался сначала доказать англичанамъ, что за оскорбленiе, нанесенное имъ въ  Кантонѣ, имъ только тамъ и слѣдуетъ сражаться,  и затѣмъ дѣятельно занялся приготовленiями къ оборонѣ. Но ни скудныя средства, какiя онъ имѣлъ въ своемъ распоряженiи, ни его дипломатическая тонкость, ни наконецъ мужественная смерть не спасли Чусана. Китайскiя баттареи были разрушены меньше чѣмъ въ десять минутъ. Тингай былъ взятъ штурмомъ, разграбленъ, и наконецъ сдѣлался добычей страшнаго пожара, котораго причины впрочемъ остались не изслѣдованными. Тотчасъ же вслѣдъ затѣмъ Эллiотъ блокировалъ Нингъпо, и сдѣлалъ попытку черезъ тамошнихъ мандариновъ вступить въ переговоры съ пекинскимъ дворомъ. Ни одинъ изъ нихъ не взялся за опасное посредничество, а Эллiотъ въ проволочкахъ по этому дѣлу потерялъ цѣлый мѣсяцъ, по прошествiи котораго поплылъ къ заливу Пе-че-ли. 10 августа онъ прибылъ къ устью Пейхо, и на другой же день отправилъ на берегъ парламентера, который вскорѣ и былъ принятъ губернаторомъ провинцiи Кишаномъ, представитилемъ тогдашней либеральной партiи въ Китаѣ. Представитель либеральной партiи кругомъ обманулъ Эллiота. Передавая ему отвѣты своего правительства въ значительно смягченномъ видѣ, Кишанъ успѣлъ удержать его отъ энергическихъ мѣръ. Затѣмъ, когда, среди безплодныхъ переговоровъ, Эллiотъ потерялъ еще мѣсяцъ, ему вдругъ дали знать, что Кишанъ, въ качествѣ императорскаго коммиссара, поѣхалъ въ Кантонъ для разбора спорнаго дѣла. Вмѣсто того, чтобы показать пекинскимъ мандаринамъ, что съ представителемъ великой державы нельзя шутить безнаказанно, — англiйскiй адмиралъ послушно поѣхалъ въ Кантонъ. Тамъ онъ опять потерялъ нѣсколько мѣсяцевъ, и уже тогда рѣшился взяться за оружiе, когда, въ началѣ января 1841 года, одна изъ его нотъ оставлена была безъ отвѣта. 7-го января англичане, не потерявъ ни одного человѣка, взяли передовыя укрѣпленiя Кантона, 8-го они готовились бомбардировать вторую линiю фортовъ, но были остановлены парламентеромъ, который предложилъ имъ возобновить переговоры. Эллiотъ снова дался въ обманъ. Владѣя Чусаномъ, имѣя полную возможность взять Кантонъ, онъ отказался отъ этихъ выгодъ взамѣнъ уступки нездороваго  Гонгъ-конга и уплаты 6 миллiоновъ долларовъ, — ошибка   грубая и справедливо навлекшая на Эллiота неудовольствiе  министерства и жестокiя насмѣшки англiйскихъ журналовъ. Дѣйствительно, допуская даже, что онъ преувеличивалъ себѣ значенiе Гонгъ-конга, что онъ надѣялся сдѣлать его центральнымъ пунктомъ европейской торговли - все же ему бы  слѣдовало понять, что на мандариновъ можно дѣйствовать только страхомъ, а не великодушiемъ, и что миръ, заключенный съ  ними,  не будетъ имѣть никакого значенiя, пока имъ не будетъ сообщено глубокое убѣжденiе въ томъ, что нарушить его опасно. Обстоятельства скоро раскрыли Эллiоту глаза.  Онъ очистилъ Чусанъ и занялъ Гонгъ-конгъ, но не получилъ ни копѣйки изъ обѣщаннаго вознагражденiя. Императоръ Тао-Квангъ былъ приведенъ въ негодованiе уступками, сдѣланными Кишаномъ. Либералъ былъ лишенъ всѣхъ своихъ должностей, громаднаго имущества, простиравшагося до 200 миллiоновъ франковъ и, какъ преступникъ, въ тяжелыхъ цѣпяхъ былъ отправленъ въ далекое изгнанiе1. Увидѣвъ обманъ, Эллiотъ возобновилъ нападенiе, хотя сначала дѣйствовалъ довольно вяло, чтобы дать выйдти изъ Кантона судамъ съ чаемъ, предназначеннымъ къ вывозу въ Англiю. Обезпечивъ такимъ образомъ выгоды англiйской торговли, Эллiотъ, 21 мая 1841 года, издалъ прокламацiю, въ которой приглашалъ европейцевъ очистить свои факторiи до заката солнца.  Кантонская чернь  поняла смыслъ этого приглашенiя,   кинулась  на  факторiи и  совершенно  ихъ  разорила. Вслѣдъ  затѣмъ  англичане снова овладѣли кантонскими фортами (гдѣ   на  этотъ   разъ встрѣтили   уже   гораздо   болѣе энергическое сопротивленiе) и готовились бомбардировать Кантонъ, когда Эллiотъ  снова былъ  остановленъ немедленной уплатой 5 миллiоновъ долларовъ и обѣщанiемъ вскорѣ заплатить еще миллiонъ. Какъ любопытную черту нравовъ китайскихъ мандариновъ сообщимъ, что послѣ отступленiя Эллiота кантонскiй губернаторъ отправилъ въ  Пекинъ голову убитаго  солдата, написавъ, что снята съ плечъ англiйскаго  адмирала; и затѣмъ,  когда англiйскiй флотъ довольно сильно пострадалъ отъ жестокой бури, объяснилъ этотъ фактъ блистательными дѣйствiями императорскихъ морскихъ силъ, прибавивъ, что все море усѣяно трупами англичанъ. Тронутый, Тао-Квангъ приказалъ сжечь въ Пекинѣ и Кантонѣ весьма значительное количество ладону; но радости его не суждено было быть прочной. Вернувшись въ Гонгъ-конгъ, Эллiотъ уже нашелъ тамъ своего преемника, сэра Генри Поттингера, который тотчасъ же началъ блистательную кампанiю, быстро разочаровавшую слишкомъ довѣрчиваго   императора.   Амой,   Нингпо,   Шангай были взяты англичанами. Чусанъ снова достался въ ихъ  руки. Наконецъ въ iюлѣ 1842  года   Поттингеръ   поднялся   вверхъ   по Янъ-Тсе-Кiангу съ эскадрой, состоявшей изъ 80 судовъ и взялъ штурмомъ городъ Чинъ-кiангъ-фу, стоящiй близь соединенiя Синей рѣки съ Императорскимъ каналомъ. Никто не ждалъ нападенiя; татарскiй гарнизонъ былъ слабъ; но англичане все-таки встрѣтили отчаянное сопротивленiе. Татары отстаивали каждую улицу, каждый домъ; наконецъ, потерявъ надежду на успѣхъ, перерѣзали женъ и дѣтей, и снова кинулись въ бой. Истощивъ всѣ усилiя, большая часть изъ нихъ кончили жизнь самоубiйствомъ, и очень немногiе достались живыми въ руки англичанъ. Чинъ-кiангъ-фу былъ разграбленъ самымъ ужаснымъ образомъ, но этотъ жестокiй ударъ положилъ конецъ войнѣ. Увидя важнѣйшiй торговый пунктъ имперiи въ рукахъ непрiятеля, узнавъ, что онъ уже двинулся далѣе и готовился взять Нанкинъ, — пекинскiй дворъ понялъ наконецъ, что борьба ему не подъ силу. Родственникъ императора Кi-ингъ былъ посланъ для переговоровъ съ Поттингеромъ и 29 августа 1842 года подписалъ нанкинскiй договоръ.

        Императоръ уступалъ Англiи Гонъ-конгъ, обѣщалъ въ теченiе трехъ лѣтъ заплатить 5 миллiоновъ фунтовъ и открывалъ англiйской торговлѣ: Кантонъ, Амой, Фу-чеу, Нингъ-по и Шангай. Въ 1844 году китайское правительство распространило право свободной торговли въ этихъ портахъ и на всѣхъ европейцевъ вообще.

        Нанкинскiй миръ однако не положилъ конца непрiязненнымъ столкновенiямъ между китайцами и Европой. Оправившись немного отъ ужаса, внушеннаго имъ энергическими дѣйствiями Поттингера, мандарины снова принялись за прежнюю враждебную европейцамъ политику. Кантонъ по прежнему остался недоступенъ; всякаго европейца, который позволялъ себѣ проникнуть изъ предмѣстья за завѣтную ограду, чернь постоянно встрѣчала болѣе или менѣе рѣзкой бранью и заставляла вернуться назадъ. Мандарины въ отвѣтъ на жалобы ссылались на свое безсилье. Съ другой стороны, европейскiе товары подвергнуты были внутри имперiи таможенной пошлинѣ, которая въ  значительной степени уменьшала выгоды, доставляемыя свободной  торговлей въ пяти портахъ. Англiйские агенты не разъ заводили рѣзкую переписку для прекращенiя злоупотребленiй. Въ 1847 году военныя суда снова показались въ Кантонской рѣкѣ. Но событiя 48 года и затемъ Восточная война отвлели на время вниманiе Англiи отъ далекаго китайскаго прибрежья, гдѣ между тѣмъ положенiе дѣлъ становилось все болѣе и болѣе натянутымъ. Когда кончилась война съ Россiей, Англiя рѣшилась еще разъ смирить китайское правительство. Для начала войны было конечно достаточно ничтожнаго случая. 

        8 октября 1856 года китайское судно "Arrow", экипажъ котораго разграбилъ селенiе вблизи Кантона, было захвачено кантонской полицiей.  Такъ какъ,  завидя приближенiе вооруженныхъ джонокъ, судно это подняло англiйскiй флагъ, то англiйскiй консулъ Парксъ тотчасъ же потребовалъ освобожденiя плѣнниковъ, говоря, что если они по слѣдствiю окажутся  виноватыми, то онъ безъ возраженiя передастъ ихъ въ руки китайскихъ властей.  Этотъ пустой случай вызвалъ войну, которая съ небольшими перерывами продолжалась около четырехъ лѣтъ и только на дняхъ кончилась Пекинскимъ договоромъ. Прежде нежели мы станемъ излагать событiя этой войны, скажемъ въ немногихъ словахъ, какого рода перемѣны произошли въ Китаѣ со времени событiй сороковыхъ годовъ.

        Состоянiе  вооруженныхъ  силъ   Китая,   при  началѣ войны съ Англiей, было дѣйствительно въ высокой степени плачевно. Стрѣлы, луки, у десятаго человѣка фитильныя ружья, которыя больше вредили владѣльцамъ, чѣмъ непрiятелю, пушки, которыхъ нельзя было ни ворочать, ни наводить — или пушечки, которыя для стрѣльбы клались на плечи двухъ носильщиковъ, затѣмъ плохенькiя укрѣпленiя, никуда не годныя джонки, — вотъ все, что китайцы могли противопоставить оружiю англичанъ. Наскоро набранные, неученые новобранцы также невыгодно отличались отъ англiйскихъ солдатъ. Смотря на это громадное неравенство силъ, на невѣжество китайскихъ генераловъ, нельзя не удивляться тому смѣлому, стойкому сопротивленью, которые англичане не разъ встрѣтили въ китайцахъ. Мы уже говорили объ отчаянной оборонѣ Чинъ-кiангъ-фу и такихъ случаевъ во время войны было нѣсколько. Всѣ участники экспедицiи замѣтили, что по мѣрѣ развитiя борьбы она становилась все болѣе и болѣе упорной. Китайцы учились у англичанъ, и уроки эти не пропали даромъ. Вооруженiе пѣхоты не сдѣлало большихъ успѣховъ, но артиллерiйская и инженерная часть усовершенствовались чрезвычайно. Въ 1856 году адмиралъ Гопъ, за желанiе провести свою эскадру подъ пушками китайскихъ фортовъ, заплатилъ пораженiемъ, которое ему стоило трети его солдатъ и трехъ канонерскихъ лодокъ. Но выгоды,  такимъ образомъ прiобрѣтенныя китайскимъ правительствомъ, были ничтожны въ сравненiи съ несчастiями, которыя его постигли въ это же самое время. Обстоятельства были дѣйствительно такого рода, что взявъ  Пекинъ, англичане могли вытребовать у императора, какiя хотѣли уступки.

        Манджурская династiя никогда  не была популярна; но въ ближайшее къ намъ время пренебреженiе императоровъ этой династiи къ народнымъ выгодамъ и глухiе происки тайныхъ обществъ привели къ развитiю въ народѣ твердаго убѣжденiя въ томъ, что владыки его должны скоро быть свергнуты съ престола. Этимъ вѣрованiемъ съ удивительнымъ успѣхомъ воспользовался сынъ простаго крестьянина. Гунг-тсе-Цуэнъ, глава китайскихъ инсургентовъ. Онъ родился въ 1813 году, въ небольшой деревенкѣ недалеко отъ Кантона. Двадцати лѣтъ отъ роду, ему случилось прочесть плохенькiй переводъ библiи, и вскорѣ послѣ этого  ему представилось видѣнiе, вслѣдствiе котораго онъ сталъ утверждать, что душа его бесѣдовала на небѣ съ истиннымъ Богомъ. Въ 1839 году онъ испыталъ неудачу на экзаменѣ на первую ученую степень, затѣмъ снова принялся за изученiе библiи и, познакомившись въ Кантонѣ съ американскимъ миссiонеромъ Робертсомъ, положилъ въ 1846 году начало религiозной сектѣ, которой члены назывались поклонниками истиннаго Бога, а потомъ получили имя тай-пинговъ. Тай-пинги скоро прiобрѣли значенiе политичиеское; число ихъ разрослось необыкновенно, въ особенности вслѣдствiе присоединенiя къ нимъ многихъ тайныхъ обществъ, составленныхъ съ цѣлью сверженiя манджурской династiи. Изъ области Куангъ-се, гдѣ началось движенiе, оно быстро разлилось по сосѣднимъ областямъ и вскорѣ приняло громадные размѣры. Въ числѣ обстоятельствъ, которыя особенно благопрiятствовали инсургентамъ, слѣдуетъ помѣстить смерть императора Тао-Куанга, умершаго въ 1850 году. Его преемникъ Гiен-Фунгъ, молодой, но жестокiй и развратный государь, ознаменовалъ уже первые дни своего царствованiя рядомъ реакцiонныхъ мѣръ, возбудившихъ неудовольствiе народа, которымъ Гунг-тсе-Цуэнь мастерски воспользовался. Съ 1850 года тай-пинги пришли въ столкновенiе съ императорскими войсками, всюду одерживая надъ ними верхъ, и взятiемъ Нанкина въ 1853 году придали себѣ огромное значенiе. Ихъ христiанство, конечно, болѣе, чѣмъ сомнительно; оно вѣроятно ограничивается болѣе или менѣе удачнымъ  пародированiемъ библейскихъ фразъ. Ихъ нравственныя убѣжденiя не мѣшаютъ имъ означать путь свой пожарами, грабежами и жестокостями всякаго рода. Но несмотря на это, побѣда ихъ надъ манджурской  династiей вѣроятно будетъ благодѣятельна для народа и откроетъ дѣятельности европейцевъ въ Китаѣ гораздо болѣе обширное  поприще. Намъ нѣтъ надобности разсказывать подробностей борьбы тай-пинговъ съ правительством. Достаточно будетъ, если мы замѣтимъ, что они теперь до такой степени сильны, что, при послѣднихъ переговорахъ съ пекинскимъ дворомъ, лордъ Эльгинъ прямо грозилъ ему паденiемъ манджурской династiи. Въ этой опасности потерять все и заключается разгадка той уступчивости, съ которой императоръ согласился на тяжелыя условiя Пекинскаго договора.

        Теперь вернемся къ событiямъ 1856 года. Въ то время, когда англiйский консулъ Парксъ потребовалъ, чтобы китайскiя власти выдали ему экипажъ захваченнаго ими судна и извинились за оскорбленiе британскаго флага, — вице-королемъ обѣихъ Куанговъ и катонскимъ губернаторомъ былъ человѣкъ, прославленный англiйскими журналами, какъ типъ мандаринскаго чванства, заносчивости и жестокости. Смѣтливый, энергическiй, но цинически грязный и свирѣпый Йехъ вполнѣ сочувствовалъ реакцiонной политикѣ, принятой Гiен-Фунгомъ, и хорошо понималъ, что всякая уступка, сдѣланная англичанамъ, поощрить ихъ только къ новымъ требованiямъ. Онъ рѣшился отказать Парксу, и такимъ образомъ вызвалъ войну. Одержавъ довольно значительные успѣхи надъ тайпингами, и казнивъ многiе десятки тысячъ плѣнныхъ на Кантонской площади, Йехъ надѣялся, что ему удастся справиться и съ англичанами. Мы не станемъ излагать хода переговоровъ. Скажемъ только, что они вскорѣ привели къ военнымъ дѣйствiямъ. Йехъ обѣщалъ премiю за каждую отрубленную англiйскую голову. 14 декабря, чернь, съ его позволенiя, сожгла европейскiя факторiи, а вслѣдъ за тѣмъ адмиралъ Сеймуръ жестоко бомбардировалъ Кантонъ. Впрочемъ мѣра эта не имѣла результатовъ. Не зная намѣренiй своего правительства, Сеймуръ не могъ рѣшиться ни на что больше, и вернулся въ Гонъ-конгъ.

        Извѣстiе объ этихъ событiяхъ было принято въ Англiи съ величайшимъ волненiемъ. Не говоря даже о политической сторонѣ вопроса, объ оскорбленномъ нацiональномъ тщеславiи, — уже одни торговые интересы Англiи необходимо требовали энергическаго вмѣшательства.  Со времени нанкинскаго  договора привозъ въ Англiю чая увеличился вдвое; привозъ шелка — въ двадцать разъ. Такiе важные интересы нельзя было предоставить капризу мандариновъ;  лондонскiе и ливерпульскiе  негоцiанты потребовали вооруженнаго вмѣшательства правительства.  Впрочемъ не вся англiйская публика раздѣляла этотъ образъ мыслей.  Значительная часть прессы и парламента полагала, что англiйскiе агенты поступили неосновательно,  поднявъ бурю изъ-за ничтожнаго обстоятельства, которое было бы гораздо благоразумнѣе оставить безъ вниманiя. Въ засѣданiи 3 марта 1857 года,  Кобденъ  предложилъ палатѣ общинъ выразить свое неодобренiе,  и,  послѣ бурнаго спора, предложенiе это было принято большинствомъ 263 голосовъ противъ 247. Лордъ Пальмерстонъ не отступилъ передъ неудачей: парламентъ былъ роспущенъ и новая  палата  оправдала  его политику. Вслѣдъ затѣмъ министерство отправило въ Китай въ качествѣ чрезвычайнаго коммиссара лорда  Эльгина,  въ   распоряженiе котораго были отданы значительныя морскiя и сухопутныя силы.  Въ то же время лордъ Пальмерстонъ склонилъ  императора Наполеона принять участiе въ китайскихъ дѣлахъ, и баронъ Гро получилъ назначенiе, совершенно соотвѣтствовавшее назначенiю лорда Эльгина.   Нѣсколько  позднѣе, къ представителямъ Англiи и Францiи присоединились, до извѣстной степени, агентъ Соединенныхъ Штатовъ Ридъ, и наконецъ русскiй посланникъ, генералъ-адъютантъ Путятинъ. Неожиданное обстоятельство, ость-индское возстанiе, помѣшало союзникамъ приступить къ рѣшительнымъ дѣйствiямъ раньше конца года. Только въ декабрѣ лордъ Эльгинъ и баронъ Гро послали вице-королю ультиматумъ, въ случаѣ отказа на который рѣшено было бомбардировать Кантонъ. Отвѣтъ вице-короля лорду Эльгину составляетъ любопытный дипломатическiй документъ: «Миръ заключенъ на десять тысячъ лѣтъ, писалъ упрямый, но безспорно хитрый мандаринъ: зачѣмъ же вамъ пересматривать и возобновлять договоръ? Вы до сихъ поръ не съумѣли устроить склады на Гонанѣ: какъ же вы можете надѣяться расположить тамъ войска? Совѣтую вамъ пользоваться примѣромъ вашихъ предшественниковъ. Одинъ изъ нихъ, сэръ Джонъ Девисъ, былъ рѣзокъ съ китайцами: онъ попалъ въ немилость и былъ осмѣянъ своими соочественниками. Другой, сэръ Джонъ Бонгемъ, отличался миролюбiемъ, и повелительница его осыпала его почестями; онъ былъ сдѣланъ баронетомъ и получилъ знакъ отличiя, ослѣпляющiй созерцателя. Какъ видите, для васъ очевидный разсчетъ подражать Бонгему и пренебречь примѣромъ Девиса».

        Вслѣдъ за полученiемъ этого отвѣта, союзные послы собрали военный совѣтъ, и затѣмъ, 28-го декабря, Кантонъ былъ бомбардированъ, причемъ огонь союзниковъ преимущественно былъ направленъ на ту часть города, гдѣ находились казенныя зданiя. Утромъ 29-го бомбардировка возобновилась, потомъ войска пошли на приступъ и, встрѣтивъ самое ничтожное сопротивленiе, безъ труда взяли городъ. Удивленные своимъ легкимъ успѣхомъ, союзники удивились еще болѣе, но уже не такъ прiятно, когда замѣтили, что всѣ власти скрылись, и что имъ не съ кѣмъ переговариваться. Проведя недѣлю въ безплодномъ ожиданiи, они отправили въ городъ три отряда войскъ, которымъ удалось отыскать гражданскаго губернатора города, начальника гарнизона и наконецъ самого знаменитаго Йеха. Вице-король скрывался въ небольшомъ домикѣ скромной наружности. Консулъ Парксъ вошелъ туда нечаянно, и наткнулся на цѣлую толпу мандариновъ и на груды брошенныхъ на полъ канцелярскихъ бумагъ. При видѣ солдатъ мандарины пришли въ величайшее растройство; одинъ изъ нихъ выступилъ впередъ и назвалъ себя вице-королемъ. Его обманъ не удался; Парксъ бросился далѣе, и тутъ замѣтилъ толстаго человѣка, который съ трудомъ перелѣзалъ черезъ садовую ограду. Этотъ толстякъ и былъ любимецъ Гiен-Фунга, пресловутый вице-король обѣихъ Куанговъ, императорскiй коммиссаръ по иностраннымъ дѣламъ, попечитель наслѣдника престола, третье лицо въ Небесной имперiи. Схваченный солдатами, и воображая, что его тотчасъ убьютъ, Йехъ сначала потерялся; но потомъ, скоро оправившись, принялъ высокомѣрный видъ, и объявилъ, что готовъ дать аудiенцiю союзнымъ посламъ. Ему напомнили, что положенiе дѣлъ перемѣнилось, что онъ уже плѣнникъ; но мандаринъ не измѣнилъ властительному тону даже и тогда, когда его увезли въ Калькутту, гдѣ онъ вскорѣ умеръ отъ изнурительной лихорадки.

        Ввѣривъ управленiе Кантономъ прежнему губернатору подъ надзоромъ союзныхъ коммиссаровъ, союзники послали черезъ посредство шангайскихъ властей первому министру ноту, въ которой излагали положенiе дѣлъ и опредѣляли условiя , на которыхъ готовы были прекратить военныя дѣйствiя. Положенiе дѣлъ въ то время, было точно странное : миръ съ Китаемъ оффицiально не былъ нарушенъ, — въ четырехъ портахъ торговля шла своимъ чередомъ, - а между тѣмъ Кантонъ былъ бомбардированъ,   взятъ штурмомъ и наконецъ ввѣренъ главному надзору европейскихъ коммисаровъ. Прибывъ въ Шангай ранней весной, союзники не нашли здѣсь удовлетворительнаго отвѣта на свои требованiя и потому поплыли къ сѣверу, вошли въ заливъ Пе-че-ли и, не найдя и здѣсь уполномоченныхъ, рѣшились подняться въ р. Пей-хо. Предпрiятiе это представляло большiя трудности, какъ потому, что фарватеръ рѣки не глубокъ и извилистъ, такъ и потому, что китайцы построили на берегахъ рѣки, у селенiя Та-ку, укрѣпленiя, уже совершенно не похожiя на ничтожныя кантонскiя баттареи. Послѣ упорнаго боя форты были  однако взяты, и испуганное правительство выслало для переговоровъ двухъ первостепенныхъ мандариновъ къ которымъ впослѣдствiи былъ присоединенъ и третiй, - извѣстный Кi-ингъ, подписавшiй нанкинскiй договоръ.

        Императоръ Гiенъ-Фунгъ смѣстилъ Кi-инга еще въ 1850 году, обвинивъ его въ пристрастiи къ европейцамъ, но тутъ онъ снова призвалъ его къ дѣламъ, надѣясь, что онъ лучше другихъ съумѣетъ склонить союзниковъ удалиться отъ Пекина. Переговоры происходили въ Тiен-цинѣ,   богатомъ торговомъ городѣ, имѣющемъ до 500,000  жителей. Къ лорду Эльгину и барону Гро тутъ присоединились и представители Россiи и Соединенныхъ Штатовъ. Переговоры были тяжелы для китайскихъ уполномоченныхъ. Зная, что въ случаѣ неудачи его ждетъ неминуемая смерть, несчастный 72-лѣтнiй  Кi-ингъ запятналъ себя унизительными просьбами и  рабскимъ   искательствомъ.   Ему   показали   найденный при взятiи Кантона рапортъ, въ которомъ  онъ,  желая оправдать себя передъ императоромъ, говорилъ, что любезничая съ европейцами, имѣлъ единственною цѣлью вѣрнѣе обмануть ихъ. Потерявъ всякую надежду на успѣхъ, бѣдный старикъ лишилъ  себя  жизни.   Остальные уполномоченные, послѣ продолжительныхъ колебанiй,  рѣшились подписать договоръ, по которому союзники прiобрѣтали право содержать постоянное посольство въ Пекинѣ, безпрепятственно плавать по Синей рѣкѣ, съ паспортами разъѣзжать по всей имперiи и наконецъ торговать въ нѣсколькихъ новыхъ портахъ. Сверхъ того Англiя должна была получить 30,   а Францiя   15 миллiоновъ  франковъ вознагражденiя. Здѣсь же лордъ  Эльгинъ  настоялъ на томъ, чтобы торговля опiумомъ была оффицiально разрѣшена , хотя бы и съ уплатой извѣстной пошлины. Прежде другихъ,  18 iюня, были подписаны трактаты  съ Россiей  и  Америкой, — затѣмъ 26  числа трактатъ съ  Англiей,  наконецъ 27  числа   съ Францiей.  Вскорѣ получено было утвержденiе императора, и затѣмъ союзники отплыли изъ Тiен-цина, условившись въ сентябрѣ съѣхаться въ Шангаѣ для окончательнаго рѣшенiя вопросовъ,  относящихся къ тарифу.

        Общественное мнѣнiе въ Европѣ и особенно въ Англiи громко осудило лорда Эльгина за то, что онъ изъ Тiен-цина поворотилъ назадъ, а не двинулся далѣе къ Пекину. «Times» еще на дняхъ повторилъ, что въ 1858 году лордъ Эльгинъ распорядился глупѣе Эллiота:    тотъ  продалъ  Кантонъ за   нѣсколько миллiоновъ ,   а  Эльгинъ,  вмѣсто   столицы  имперiи,   согласился взять нѣсколько листовъ бумаги, и такимъ образомъ уничтожилъ всѣ выгоды, купленныя двухлѣтней войной и громадными суммами. Позднѣйшiя обстоятельства показали, что лордъ Эльгинъ точно ошибся , что надѣяться на честность, на вѣрность мандариновъ условiямъ можно не иначе, какъ давъ имъ почувствовать всю свою силу. Далекiя неудачи не дѣйствовали на пекинскихъ мандариновъ. Со времени возстанiя Гунг-тсе-Цуэна, они чуть ли не каждый день равнодушно выслушивали извѣстiя  о потерѣ того или другаго  важнаго пункта. Нужно было убѣдить ихъ, что ни они сами, ни ихъ имущества не безопасны за завѣтными стѣнами Пекина, и  этого-то не сдѣлалъ лордъ  Эльгинъ.   Событiя  1859 — 60 годовъ  были послѣдствiями этой ошибки; но впрочемъ нельзя не согласиться ,  что многiя обстоятельства повидимому оправдывали дипломата, котораго вообще никакъ нельзя упрекнуть въ излишней мягкости. Удостаиваясь видѣть императора или даже пустой тронъ его, каждый обыкновенный смертный долженъ девять разъ преклонить колѣно и три раза пасть ницъ. Отступленiе отъ этого церемонiала до такой степени несовмѣстно съ китайскими понятiями, что для отвращенiя этого бѣдствiя изъ-подъ пера отчаянныхъ мандариновъ вылились двѣ ноты, два умоляющiя письма, гдѣ нѣтъ и тѣни обыкновенной лживой китайской фразеологiи, гдѣ, напротивъ, въ каждой строкѣ проглядываетъ глубокое убѣжденiе, неподдѣльная искренность. Не вѣрится, чтобы мандаринъ могъ написать вещь, гдѣ такъ много истины и человѣческаго достоинства. И еслибы еще лордъ Эльгинъ явился одинъ, съ небольшой свитой, его значенiе можно бы было скрыть; никто не мѣшалъ завѣсить хоть всѣ пекинскiя стѣны объявленiями, приглашающими народъ посмотрѣть на данниковъ Китая; императорское униженiе для всѣхъ осталось бы тайной. Но за лордомъ Эьгиномъ шло пять тысячъ солдатъ, — онъ бы явился побѣдителемъ,  — народъ могъ окончательно возстать противъ презрѣнной, униженной династiи, допустившей варваровъ осквернить священную почву Пекина. Многiе англичане, долго жившiе въ Кйтаѣ, грозили лорду Эльгину, что если ему даже удастся пройдти до Пекина (мелководiе рѣки за Тiен-циномъ уже не позволяетъ плыть) и съ своими ничтожными силами разбить многочисленную армiю монгольскаго князя Санг-ко-лин-сина, то онъ все-таки ничего не выиграетъ, потому что императоръ бѣжитъ въ Манджурiю и англичане останутся одни среди бурнаго трехмиллiоннаго населенiя , въ борьбѣ съ которымъ конечно погибнутъ, прежде чѣмъ императоръ вышлетъ къ нимъ хотя малѣйшаго чиновника для переговоровъ. Обстоятельства показали, что населенiе Пекина весьма миролюбиво, что армiя Санг-ко-лин-сина не-Богъ-знаетъ какъ страшна, и что наконецъ пожаромъ любимаго дворца можно принудить жалкую душу развратнаго императора къ какимъ угодно уступкамъ. Лордъ Эльгинъ не угадалъ всего этого и, какъ мы уже сказали, изъ Тiен-цина отправился въ Шангай, гдѣ позднею осенью происходили окончательные переговоры, и откуда, въ iюнѣ 1859 года, онъ опять вмѣстѣ съ барономъ Гро поплылъ къ устью Пей-хо, чтобы, согласно съ условiями тiен-цинскаго договора, обмѣняться въ Пекинѣ ратификацiями мирнаго трактата. Слѣдствiемъ этого движенiя было кровавое столкновенiе подъ стѣнами фортовъ Та-ку, — столкновенiе, въ которомъ конечно виноваты китайцы, хотя внѣшнiя обстоятельства говорятъ повидимому противъ англичанъ.

        Желалъ ли лордъ Эльгинъ  загладить  свой прошлогоднiй промахъ, или просто боялся предательства китайцевъ, но, какъ бы то ни  было, онъ явился къ устью Пе-че-ли съ весьма значительной эскадрой и съ 1500 человѣкъ дессантнаго войска. Баронъ Гро, напротивъ, взялъ  съ  собой только  одинъ   корветъ и небольшое рѣчное судно,   назначавшееся для изслѣдованiя глубины фарватера. Союзники  нашли входъ въ   рѣку  запертымъ   и,   вступивъ въ переговоры съ командующимъ фортами, узнали, что пекинское правительство строго запретило  ему пропускать кого бы то  ни было; но что впрочемъ эта мѣра принята  единственно для огражденiя Пекина отъ инсургентовъ и нисколько не должна  оскорблять союзниковъ; что если имъ угодно  подняться по другому  рукаву  рѣки, то въ этомъ имъ никто   препятствовать  не станетъ, и они благополучно доѣдутъ до Тiен-цина, гдѣ встрѣтятъ уполномоченныхъ,   которымъ поручено проводить ихъ  въ Пекинъ. Въ Европѣ конечно не было бы надобности являться за ратификацiей договора  съ такими значительными силами. Въ Европѣ конечно можно бы  было повѣрить  указанiю чиновника,   рекомендующего  посланнику тотъ или другой путь. Но въ Китаѣ такая довѣрчивость была бы  слишкомъ простодушна. Событiя 1860 года  доказали, какую важность китайцы придавали плѣненiю лорда Эльгина, и онъ конечно хорошо сдѣлалъ, что не послѣдовалъ ихъ совѣтамъ.  Онъ рѣшился пробиться силой.

        Условiя боя, въ который англичане вступили 25-го iюня 1859 года, были уже далеко не таковы, какъ тѣ, въ которыхъ имъ до сихъ поръ приходилось сражаться съ китайцами. Они имѣли всего 1500 войска, а фарватеръ Пей-хо до такой степени мелокъ и извилистъ, что въ 1858 году союзныя суда на пути къ Тiен-цину  садились   на   мель   отъ   30   до   40   разъ.   Теперь   движенiе было еще затруднено нѣсколькими рядами свай. Китайскiя укрѣпленiя на обоихъ берегахъ были также чрезвычайно усилены, снабжены хорошей артиллерiей, и заняты значительнымъ гарнизономъ. Гарнизонъ этотъ состоялъ изъ воинственныхъ монголовъ подъ командой князя Санг-ко-лин-сина, дяди императора, бывшаго въ молодости ламой въ Тибетѣ, а потомъ счастливымъ побѣдителемъ инсургентовъ, отъ которыхъ ему удалось прикрыть сѣверныя области имперiи. Китайцы дали англичанамъ подойти на весьма близкое разстоянiе, а потомъ сосредоточили на нихъ огонь до такой степени убiйственный, что союзная эскадра въ непродолжительное время весьма сильно пострадала.  Отчаявшись  пробиться  по рѣкѣ,  адмиралъ Гонъ высадилъ свои незначительныя силы  на берегъ.  Нѣсколько разъ, по колѣно въ глубокой грязи, ходили англичане на приступъ укрѣпленiй, но каждый разъ были отбиваемы безъ успѣха. Послѣ пяти-часоваго отчаяннаго боя, раненный адмиралъ увидѣлъ наконецъ необходимость отступить, потерявъ треть своихъ войскъ и три канонерскiя лодки.

        Многiе органы европейской прессы и даже нѣкоторые англiйскiе журналы обвинили начальниковъ экспедицiи за этотъ неудачный бой. Намъ кажется, что такое обвиненiе крайне несправедливо, что лордъ Эльгинъ не долженъ былъ довѣрять мандаринамъ, что адмиралъ Гонъ долженъ былъ на все рѣшиться для поддержанiя чести англiйскаго флага и что наконецъ союзники должны были наказать презрѣнное правительство, стѣсняющее для эгоистическихъ цѣлей торговые интересы Европы и Китая и задерживающее освобожденiе и развитiе своего народа. Пренебрегая ошибочнымъ мнѣнiемъ части публики, союзныя правительства рѣшились принять сильныя мѣры. Опытъ прошлаго уже достаточно убѣдилъ ихъ, что только ими можно надѣяться чего нибудь достигнуть. Послѣдующiя событiя доказали, что, несмотря на свою большую эффектность, такiя мѣры обходятся дешевле. Вся первая половина 1860 года была проведена въ приготовленiяхъ къ борьбѣ, и затѣмъ союзная эскадра полыла къ Пе-че-лискому заливу. Прежде однако, нежели мы приступимъ къ разсказу о военныхъ дѣйствiяхъ, мы считаемъ приличнымъ сказать предварительно нѣсколько словъ о ненормальности условiй, въ которыхъ происходило послѣднее столкновенiе между англо-французами и китайскимъ правительствомъ.

        Мы уже имѣли случай говорить о ненормальности отношенiй между Китаемъ и союзниками въ началѣ 1858 года. Въ 1860 году отношенiя эти стали еще болѣе странными. Находясь въ отрытой войнѣ съ правительствомъ Небесной имперiи, союзники продолжали мирныя торговыя сношенiя съ народомъ  — обстоятельство, бывшее конечно слѣдствiемъ не либерализма, а безпомощности мандариновъ, но тѣмъ не менѣе обстоятельство поучительное. Въ теченiе всей войны, даже на театрѣ военныхъ дѣйствiй, населенiе открыто протягивало руку европейцамъ, и предлагало имъ свои услуги, — черта, всего лучше доказывающая несостоятельность всей мандаринской системы и глубокое презрѣнiе народа къ манджурской династiи. Картина отношенiй союзниковъ къ богдыхану покажется намъ еще болѣе странной, если мы вспомнимъ, что враждуя съ нимъ, союзники въ тоже время были принуждены защищать его противъ тайпинговъ, и въ рапортахъ англiйскихъ генераловъ извѣстiя о разбитiи богдыханскихъ войскъ перемѣшаны съ извѣстiями объ отраженiи тайпинговъ отъ богдыханскаго города. Впрочемъ этому двусмысленному положенiю было суждено вскорѣ прекратиться, потому что, какъ мы уже сказали, союзники рѣшились заставить императора снять преграды, замыкающiя Китай, и добиться отъ него мира, за прочность котораго ручались бы, по выраженiю Times'а вмѣсто печати, слѣды солдатъ на валахъ Пекина. Сила дессантнаго корпуса была доведена до 15 тысячъ человѣкъ (въ томъ числѣ было около 4 тысячъ французовъ. Кавалерiя этого отряда имѣла преимущественно арабскихъ лошадей; артиллерiя состояла изъ превосходныхъ нарѣзныхъ и армстронговыхъ пушекъ. Опытъ доказалъ, что эти орудiя и особенно послѣднiя до такой степени превосходны во всѣхъ возможныхъ отношенiяхъ, ЧТО нельзя безъ содроганiя думать, что имъ конечно будутъ давать гнусное употребленiе. Только лафеты армстронговыхъ пушекъ тяжелы, неудобны и требуютъ перемѣнъ. Инженерная часть была не совсѣмъ хороша у англичанъ (тяжелые, дорогiе и неудобопочиняемые понтоны), но  за то превосходна  у французовъ. Для хозяйственнаго удобства армiи  англичане  наняли значительное число кулiевъ2,   которые оказали  величайшiя услуги.  Коммиссарiатская  часть была вообще хорошо устроена,  хотя дѣйствiя англiйскихъ   чиновниковъ   нѣсколько   затруднялись  строгою   отчетностью. Они  не разъ были  принуждены отказываться   отъ выгодныхъ покупокъ потому только, что поселяне не хотѣли или не могли дать имъ росписку. Англiйскiй фурштатъ,  отданный въ распоряженiе коммисарiата, сначала также былъ  причиной нѣкоторыхъ непрiятностей. Въ 1857 г. часть фурштата была отправлена изъ Китая въ Индiю и съ успѣхомъ несла тамъ кавалерiйскую службу. Болѣе скромныя хозяйствнныя обязанности казались теперь фурштатамъ оскорбительными, и ихъ начальникъ поддерживалъ такого рода идеи. По жалобѣ начальника коммиссарiатской  части онъ былъ отосланъ въ Англiю, и дѣла пошли лучше.  Но что всего болѣе заслуживаетъ похвалы въ союзномъ экспедицiонномъ корпусѣ, такъ это лазаретная часть. Она была устроена англичаниномъ, докторомъ Мюиромъ, въ распоряженiе котораго были отданы четыре парохода. Не говоря уже о превосходныхъ постеляхъ, одеждѣ, пищѣ больныхъ, достойно замѣчанiя то, что для ихъ развлеченiя была образована библiотека и выписывалось весьма много журналовъ. Опытъ крымской кампанiи не былъ оставленъ англичанами безъ вниманiя. Въ iюлѣ 1860 г. союзныя войска были посажены на суда и поплыли къ заливу Пе-че-ли. Французскiй контингентъ находился до извѣстной степени въ распоряженiи командовавшего англичанами генерала, и слѣдуетъ замѣтить, что во все время кампанiи союзники вели себя съ единодушiемъ, которому трудно найдти подобный примѣръ. Желая избѣжать непреодолимыхъ трудностей движенiя по загороженной рѣкѣ, подъ пушками фортовъ, союзники рѣшились произвести высадку и взять форты съ сухаго  пути. Мѣстомъ высадки былъ выбранъ Пе-гангъ. Готовясь къ дальнѣйшему движенiю, союзники простояли здѣсь довольно долго, хотя стоянка была очень неудобная. Болотистая почва могла быть гибельна для  здоровья войскъ. Сверхъ того они не имѣли воды,  потому что трудно дать это имя жидкой вонючей грязи, льющейся по руслу Пей-хо.  Отъ Пе-ганга союзники двинулись къ Син-хо и на первой половинѣ пути встрѣтили такiя затрудненiя, что вѣроятно не могли бы ихъ преодолѣть, если бы имъ не благопрiятствовала великолѣпная погода, вообще, къ величайшему ихъ счастью, не измѣнявшая имъ во все время кампанiи. Едва только войска тронулись съ мѣста, какъ они попали въ трясину, тянувшуюся пять миль,  гдѣ люди и лошади вязли по колѣно, и гдѣ провозъ каждого орудiя стоилъ неимовѣрныхъ трудовъ. Зарядные ящики армстронговыхъ пушекъ пришлось бросить тутъ же на первыхъ порахъ. Подъ стѣнами Син-хо, 12 августа, произошелъ бой, въ которомъ 4 — 5 тысячъ едва вооруженныхъ татаръ мужественно выдерживали напоръ 15 тысячъ превосходнаго европейскаго войска, снабженнаго орудiями, бьющими на нѣсколько верстъ. Татары были разбиты, но такiя пораженiя почетнѣе иныхъ побѣдъ. Они были вооружены луками и стрѣлами, только шестая часть имѣла фитильныя ружья и десятая пики. Подъ огнемъ страшной артиллерiи они не разъ ходили въ атаку и отступали безъ торопливости, унося раненыхъ. Въ Син-хо была найдены бумаги, которыя доказываютъ, что китайское правительство въ значительной  степени  поощрено было къ упорству дошедшими до него англiйскими парламентскими рѣчами, и что Санг-ко-лин-синь твердо былъ увѣренъ въ непроходимости  болотъ, прикрывающихъ форты. Онъ даже не вѣрилъ скорому приходу союзниковъ, потому что ему казалось, что публичность, съ которою они готовились къ экспедицiи — была несовмѣстна съ дѣйствительнымъ намѣренiемъ выступить въ походъ. 14-го августа произошелъ при Танг-коу новый бой, который былъ повторенiемъ перваго. Союзники взяли татарскую артиллерiю, около 45 орудiй. Это были дрянныя пущенки, большею частью ничтожнаго калибра (до одного фунта). Вслѣдъ затѣмъ союзники подошли къ фортамъ. Французскiй генералъ считалъ удобнѣйшимъ взять сначала южный    фортъ:   но    командиръ англiйскихъ  войскъ взялъ на себя отвѣтственность  въ  томъ, чтобы атака была сначала поведена противъ большаго изъ двухъ сѣверныхъ фортовъ.   17-го числа союзники, съ помощью захваченныхъ джонокъ, навели  мостъ черезъ Пей-хо и затемъ, 21 августа, произведенъ былъ штурмъ. Онъ былъ кровопролитенъ. — Татары дрались героями, и союзники заплатили за взятiе форта жизнью или увѣчьемъ 500 человѣкъ. Остальные два форта сдались уже безъ боя, и тутъ оказалось, что англiйскiй генералъ совершенно правильно выбралъ предметъ первоначальной атаки. Южный фортъ заключалъ въ себѣ до 207 орудiй, изъ которыхъ многiя были очень хороши. Онъ былъ окруженъ болотомъ и обнесенъ такимъ рвомъ, что переправа черезъ него стоила бы безъ сомнѣнiя огромныхъ жертвъ. Теперь вся эта оборона могла быть уничтожена изъ сѣвернаго форта. Говорятъ, что Санг-ко-лин-синъ былъ въ южномъ укрѣпленiи во время дѣла, и, видя пораженiе, бѣжалъ съ сотней всадниковъ. Его потомъ видѣли въ одной изъ деревень близь Тiен-цина на загнанной лошади, въ разорванномъ платьи, покрытаго пылью и грязью. Онъ миновалъ Тiен-цинъ, и прямо поскакалъ въ столицу для свиданiя съ императоромъ.

        Послѣ взятiя фортовъ, лордъ Эльгинъ съ кавалерiйскимъ отрядомъ двинулся въ Тiен-цину. Главныя силы были задержаны, потому что еще прежде штурма китайцы открыли переговоры, которые затѣмъ продолжались до начала сентября. Уполномоченные мандарины съ большою легкостью соглашались на все, что не требовало немедленнаго исполненiя; но когда лордъ Эльгинъ потребовалъ безотлагательной уплаты однаго миллiона таэловъ (около 2 мил. руб.), то они замялись, пришли въ волненiе, и наконецъ собщили, что не могутъ заключить договора по неимѣнiю полномочiй.  Къ счастью, войска были совершенно готовы  къ выступленiю и тотчасъ же двинулись впередъ.

        Times рѣзко  осудилъ Паркса  за его будто бы страсть бѣгать за всякимъ бѣлымъ лоскутомъ, привязаннымъ къ бамбуку, и лорда Эльгина за то, что онъ позволилъ разыграть съ собой такой пошлый фарсъ. Эта ошибка была впрочемъ послѣдней ошибкой представителя Англiи. Случайное обстоятельство заставило его вдругъ перемѣнить образъ дѣйствiй. 

        12 сентября  лордъ Эльгинъ получилъ извѣстiе о прибытiи въ Тунг-чоу двумъ первостепенныхъ мандариновъ, уполномоченныхъ императоромъ. Весьма разсерженный Эльгинъ не хотелъ вступать съ ними въ переговоры, но узнавши, что войска нуждаются  въ довольно продолжительномъ отдыхѣ,  послалъ въ Тунг-чоу Паркса и своего секретаря Лока. Новые  уполномоченныя, князь Тсаи, одинъ изъ первыхъ вельможъ имперiи, и  Му, приняли двухъ англичанъ съ самою утонченною вѣжливостью, и, послѣ 8 часоваго разговора, согласились наконецъ чтобы союзные послы  съ 2 тысячами чѣловекъ явились для переговоровъ въ Тунг-чоу и потомъ съ этими же силами направились въ Пекинъ, между темъ какъ главныя силы союзниковъ должны  были  остановиться , не доходя до города  Чанг-ся-Сана. Подписывая условiя, мандаринъ Му тяжко вздохнулъ, что было сочтено англiйскими агентами довольно вѣрнымъ признакомъ искренности обоихъ мандариновъ. Сообщивъ объ этомъ лорду Эльгину, Парксъ и его товарищъ 17-го числа снова прибыли въ Тунг-чоу для нѣкоторыхъ дополнительныхъ объясненiй съ китайскими уполномоченными, и для приготовленiя помѣщенiй посламъ и войску. Возвращаясь назадъ , утромъ 18-го числа , они замѣтили вновь возведенныя укрѣпленiя и весьма значительныя колонны войскъ. Удивленный Парксъ тотчасъ послалъ своего товарища въ лагерь, чтобы извѣстить объ этомъ главнокомандующего, а самъ вернулся въ Тунг-чоу, и потребовалъ у мандариновъ объясненiя въ поступкахъ, не согласныхъ съ мирными условiями. Мандарины приняли Паркса уже совершенно иначе, чѣмъ прежде; — ихъ тонъ показалъ ему, что наканунѣ онъ былъ обманутъ ими. Не трудно угадать планъ китайцевъ. Они надѣялись отрѣзать слабый, двухтысячный конвой лорда Эльгина и барона Гро, и плѣномъ этихъ важныхъ лицъ положить конецъ войнѣ. Планъ этотъ не удался, но Парксъ и сопровождавшiй его конвой дорого поплатились за свою довѣрчивость. Разставшись съ мандаринами, Парксъ встрѣтилъ Лока, который привезъ ему приказанiе немедленно вернуться въ лагерь. Парксъ самъ хорошо понималъ, что ему ничего больше не оставалось дѣлать, и вмѣстѣ съ своей свитой поскакалъ назадъ. Въ то время, когда онъ еще находился среди расположенiя татарскихъ войскъ, началась перестрѣлка. Его небольшой отрядъ былъ окруженъ татарами, которые сообщили ему, что по случаю начала боя ихъ никакъ нельзя пропустить сквозь линiи, безъ позволенiя главнокомандующаго. Затѣмъ ихъ привели къ Санг-ко-лин-сину, стащили Паркса съ лошади, силой заставили его стать на колѣни и выслушать запальчивую, бранную рѣчь монгольскаго князя. Санг-ко-Лин-синъ затѣмъ поѣхалъ къ мѣсту боя, а плѣнниковъ, въ числѣ которыхъ былъ и корреспондентъ Times'а, Больби, развезли по разнымъ мѣстамъ, гдѣ обращались съ ними такъ жестоко, что половина изъ нихъ умерла отъ этого обращенiя, хотя конечно нельзя думать, чтобы осторожные,  рацiональные,  расчетливые китайцы убили ихъ нарочно. По словамъ Times'а, съ ними поступили, какъ съ обыкновенными китайскими преступниками,  и только  связали покрѣпче, изъ уваженiя къ силѣ европейцевъ.  Вторая половина заключенiя Паркса и нѣкоторыхъ другихъ была смягчена по политическимъ причинамъ.

        Мы оставили союзниковъ,  завязывающими бой съ Санг-ко-лин-синомъ, утромъ 18 числа. Бой кончился пораженiемъ татаръ, которые впрочемъ дрались въ этотъ день далеко не  съ прежнимъ мужествомъ. 21 сентября произошелъ новый бой, имѣвшiй подобный же результатъ, и затѣмъ войска союзниковъ пошли прямо къ Пекину. Путь этотъ былъ пройденъ союзниками уже безпрепятственно, хотя по расположенiю мѣстности легко было бы задержать ихъ. Безконечныя поля проса, вышиною  въ  двѣ сажени, съ твердыми стеблями, плотно прилегали къ дорогѣ. Перекопавъ ее въ нѣсколькихъ мѣстахъ, можно бы было  отнять у  союзниковъ  много времени.   Сверхъ того  во   многихъ  мѣстахъ можно  было совершенно безопасно расположить стрѣлковъ. Всѣмъ этимъ  мандарины не воспользовались, а народъ всюду встрѣчалъ европейцевъ дружелюбно. На пути къ Пекину было  получено  письмо новаго уполномоченнаго, младшаго брата императора,  князя  Кунга,  сообщавшаго о своемъ желанiи начать переговоры; но  лордъ  Эльгинъ  отвѣтилъ ему, что не начнетъ  ихъ, пока  не  возвратятъ  плѣнниковъ, и что въ случаѣ ихъ погибели, онъ разоритъ Пекинъ до основанiя. Этотъ отвѣтъ былъ выраженiемъ новой политики, которую рѣшился принять лордъ Эльгинъ . Онъ понялъ наконецъ, что на мандариновъ можно дѣйствовать только страхомъ, и что въ дѣлахъ съ ними крутыя мѣры стоятъ всего меньше денегъ, трудовъ и крови.

        Въ началѣ октября союзники подошли къ  Пекину.  6-го числа колонна французскихъ войскъ  наткнулась  на лѣтнiй дворецъ императора,   его   любимую  и   постоянную   резиденцiю. Гiен-Фунгъ только наканунѣ бѣжалъ оттуда въ Манджурiю, въ далекiй охотничiй замокъ, куда взялъ съ собою тринадцать  женщинъ. Остальныя были тоже увезены, и во дворцѣ нашли только 400 эвнуховъ и нѣсколько собачекъ, которыя съ воемъ бѣгали по опустѣвшимъ комнатамъ. Роскошь этого дворца, его сiяющiя  залы,   множество драгоцѣнныхъ вещей, которыми онѣ были наполнены, наконецъ великолѣпiе громадныхъ садовъ съ озерами, скалами, мраморными терассами - говорятъ — выше всякаго описанiя. Этотъ роскошный прiютъ былъ однако разграбленъ, и разграбленъ съ такимъ ожесточенiемъ; что все, чего нельзя было унести, было разбито, испорчено. По поводу этого грабежа представляется слѣдующее затрудненiе. Times говоритъ, что французы, наткнувшись первые, тотчасъ же воспользовались всѣмъ, что было лучшаго, и что только на другой день англичане могли принять участiе въ добычѣ3. Монитеръ съ своей стороны  съ  негодованiемъ опровергаетъ эту будто бы клевету и  говоритъ, что французскiй генералъ, прiйдя на мѣсто первый, приставилъ часовыхъ, и, когда пришли англичане, показалъ имъ, что ни одна вещь не тронута. Не беремся рѣшить, которая изъ двухъ сторонъ права. Достовѣрно  только то, что хотя разграбленiе дворца было сдѣлано  нечаянно ,   но   поступокъ этотъ былъ въ высшей степени удаченъ. Ничего нельзя было придумать болѣе справедливаго и дѣйствительнаго. Мандарины почувствовали наконецъ карающую руку, и послѣдствiя этого не замедлили обнаружиться. Черезъ два дня освобождены были изъ плѣна Парксъ, Локъ и нѣкоторые другiе плѣнники; затѣмъ 13-го октября утромъ Пекинъ былъ сданъ на капитуляцiю; 17-го происходили на русскомъ кладбищѣ  торжественныя  похороны  плѣнниковъ, умершихъ отъ жестокости   китайцевъ — а  18-го лордъ Эльгинъ, узнавъ, что ихъ между прочимъ мучили въ лѣтнемъ дворцѣ, приказалъ сжечь этотъ дворецъ, срыть садъ, — однимъ словомъ разрушить эту резиденцiю до основанiя. Извѣщая князя Кунга о своемъ намѣренiи принести эту искупительную жертву за страданья своихъ братьевъ, лордъ Эльгинъ въ то же время сообщилъ ему, что если князь черезъ три дня не доставитъ 100,000 ф. стер. для вознагражденiя семействъ мучениковъ, то союзники сожгутъ городъ и городской дворецъ. Замѣтимъ, что въ этомъ энергическомъ и благородномъ поступкѣ не захотѣлъ принять участiе баронъ Гро, который боялся усложненiя вопроса. Опасаясь, чтобы его не обвинили въ томъ, что онъ не вытребовалъ убiйцъ, лордъ Эльгинъ заранѣе изложилъ въ письмѣ къ лорду Дж. Росселю, почему онъ ограничился требованiемъ  умѣреннаго   денежнаго   вознагражденiя. Онъ справедливо говоритъ, что требованiе о выдачѣ убiйцъ не привело бы ни къ чему удовлетворительному.  Мандарины  по всей вѣроятности выдали бы какихъ нибудь невинныхъ бѣдняковъ. О выдачѣ Санг-ко-лин-сина или даже кого нибудь изъ мандариновъ второй руки было бы нелѣпо даже мечтать.

        Политика лорда Эльгина оправдалась полнымъ успѣхомъ. 24 октября онъ подписалъ Пекинскiй договоръ,  на слѣдующий день подписанный и барономъ Гро. Мы не станемъ повторять  еще такъ недавно всѣми прочитаннаго  описанiя этой торжественной церемонiи. Она дѣйствительно интересна и картинна, но мы боимся надоѣсть читателямъ, уже знакомымъ съ ней.  Обращаемся прямо къ условiямъ мира.

        Императоръ выражалъ сожалѣнiе насчетъ печальнаго столкновенiя 25 iюня 1859 года. Онъ позволялъ Англiи и Францiи содержать въ Пекинѣ постоянныя или только  временныя посольства. Онъ обѣщалъ заплатить каждой изъ двухъ державъ по 60 миллiоновъ франковъ, и изъ нихъ 3,750,000 въ теченiе ноября мѣсяца. Онъ позволялъ европейцамъ свободно торговать въ Тiен-цинѣ, и съ паспортами путешествовать по имперiи, разрѣшалъ кулiямъ эмигрировать, уступалъ Англiи небольшой мысъ Коулунъ (важный, какъ средство избѣжать вреднаго климата Гонг-конга), наконецъ обѣщалъ, что тiен-цинскiй договоръ и пекинская конвенцiя будутъ обнародованы и приведены въ исполненiе немедленно. Англичане съ своей стороны обязывались очистить Чусанъ. Къ этимъ условiямъ во французскомъ трактатѣ прибавлена еще статья, по которой китайское правительство обязывалось не стѣснять исповѣданiе христiанскаго богослуженiя на всемъ пространствѣ имперiи и возвратить католической церкви всѣ земли и зданiя, которыми она когда нибудь владѣла. Times остроумно подшучиваетъ надъ этой статьей: "когда излишняя дѣятельность кипитъ въ странѣ, говоритъ онъ, полезно открывать этой дѣятельности новое  поле.   При Луи-Филиппѣ такимъ полемъ для французской дѣятельности служила Алжирiя. Луи-Наполеонъ слишкомъ пылкому французскому духовенству указываетъ на Китай. Чугунный крестъ, водруженный на чудесно-отысканномъ бывшемъ пекинскомъ соборѣ,  и торжественный молебенъ, совершенный въ этомъ соборѣ, свидѣтельствуютъ, что въ утѣшенiе за потерю дрянныхъ владѣнiй, императоръ французовъ даритъ Пiю IX цѣлую треть человѣческаго племени.  Но что   же  должно разумѣть подъ правомъ на возвращенiе всѣхъ церковныхъ   владѣнiй?  Несторiанцы владѣли многимъ, но этому прошло  уже  1.300 лѣтъ.  Iезуиты до 1725 года также многимъ владѣли,  но  вѣдь и  это  было давно. Римъ вообще отличается бережливостью въ храненiи  актовъ на давнее владѣнiе; онъ до сихъ поръ еще не забылъ притязанiй на имѣнiя, которыхъ лишился при Генрихѣ VIII. Онъ можетъ-быть и въ Китаѣ протянетъ руку гораздо дальше, чѣмъ воображаютъ китайцы. Построила же Дидона Карөагенъ на пространствѣ, очерченномъ одной бычачьей шкурой. А что значитъ одна какая нибудь тирянка въ сравненiи съ такимъ большимъ числомъ ученыхъ и тончайшихъ людей? Какъ бы только почтенный орденъ не втянулъ насъ въ новую войну".

        Излагая свое мнѣнiе о  выгодномъ мирѣ, Times говоритъ, что нужно воспользоваться всѣми его выгодами немедленно, пока гроза еще памятна мандаринамъ. «Защитимъ дорого   купленный трактатъ4 отъ насилiя татарскихъ владыкъ и потомъ они, убѣдившись въ его благодѣтельности, сами станутъ защищать его отъ всякаго другаго насилiя». Вмѣстѣ съ тѣмъ  Times предлагаетъ, строгою рукою сдерживать разбойничьи порывы европейцевъ, могущiе нарушить тишину, и окончательно себя обезопасить заключенiемъ извѣстныхъ условiй съ тай-пингами. Затѣмъ заключая статью, онъ обращается къ Англiи съ слѣдующими словами искреннѣйшаго поздравленiя: «Война съ Китаемъ кончилась; Китайская имперiя открыта европейской торговлѣ. Если мы на будущее время станемъ вести себя благоразумно, то необходимость этихъ постоянныхъ разорительныхъ экспедицiй для насъ прекратится. Будемъ же поступать благоразумно; рѣшимся никогда больше не начинать войны вслѣдствiе воображаемаго оскорбленiя,  изъ-за пустаго желанiя поставить обычаи Англiи выше обычаевъ Китая. Объявимъ, настойчиво объявимъ нашимъ проконсуламъ, что ихъ посылаютъ въ Китай для поддержанiя мира, а не для возбужденiя войны; объявимъ нашимъ купцамъ,  что они ради личной выгоды должны стараться сдѣлать торговлю прочнѣйшей связью мира, потому что, будь что будетъ, мы никогда больше не сдѣлаемъ ее предлогомъ войны».

        Заключенiе это можеть-быть очень сильно, но мы признаемся, что не совсѣмъ его понимаемъ. Зачѣмъ говорить о предлогахъ? нужно говорить о причинахъ. Всякая война съ Китаемъ законна, если она имѣетъ цѣлью уничтоженiе гнета мандариновъ и еще болѣе гнусныхъ обычаевъ. Что бы ни говорили о тираннiи англiйскихъ агентовъ, о звѣрствѣ ихъ солдатъ, о жестокостяхъ совершаемыхъ ими, мы все-таки полагаемъ, что всякое справедливое или несправедливое нападенiе ихъ на Китай можетъ принести только пользу китайцамъ. Въ такихъ войнахъ немногiя, эффектно упавшiя жертвы выкупаютъ безчисленныя поколѣнiя, погибающiя въ  гнусной средѣ. Наше мнѣнiе многимъ покажется возмутительно. Мы знаемъ, какъ много можно сказать противъ него и противъ поступковъ англичанъ; мы сами это сейчасъ выскажемъ, и, несмотря на это, все-таки надѣемся отстоять свою мысль.

        И во-первыхъ, не принадлежа нисколько къ числу защитниковъ китайского застоя, мы однако вовсе не намѣрены отрицать той высокой степени матерiальнаго и даже , въ извѣстномъ отношенiи, нравственнаго развитiя, до котораго достигъ Китай. Напротивъ, мы совершенно согласны съ тѣмъ, что и передовые народы Европы уступаютъ Китаю въ нѣкоторыхъ отношенiяхъ. Занимая огромное пространство 200,000 квадратныхъ миль, Китайская имперiя заключаетъ въ себѣ плодоноснѣйшiя, богатѣйшiя страны земнаго шара. Земли, не входящiя въ предѣлы собственно Китая (Манджурiя, Монголiя и Тибетъ), конечно, большею частью бѣдны; но самый Китай, заключающiйся между 20° и 41° сѣверной широты и между 95° и 120° долготы, по свидѣтельству всѣхъ путешественниковъ, представляетъ картину изумительной роскоши естественныхъ произведенiй. Китай пересѣкается  съ  запада на востокъ двумя главными и нѣсколькими второстепенными хребтами горъ, но эти горы большею частью воздѣланы вплоть до вершины и нисколько не препятствуютъ движенiю благодѣтельныхъ теплыхъ вѣтровъ. Климатъ Китая вообще чрезвычайно здоровъ,   но   конечно долженъ быть весьма разнообразенъ.   Въ Манджурiи, подъ 56° сѣверной широты,   въ Тибетѣ  среди  громадныхъ  горъ нельзя   конечно   ждать тепла. Въ самомъ Пекинѣ, гдѣ лѣтомъ бываетъ до 30° тепла,   зимнiе   морозы   все  еще   бываютъ   чрезвычайно   велики.   Напротивъ того,   въ  Кантонѣ  средняя  годовая  температура  доходитъ до 22°, а лѣтнiе   жары   имѣютъ   уже   характеръ  совершенно   тропическiй. Тоже самое и  въ еще большей степени надобно сказать о  климатѣ Юн-нана, самой   южной  изъ    18-ти   китайскихъ  провинцiй. Между двумя крайними предѣлами холода и жара огромное пространство земли пользуется умѣреннымъ, прiятнытъ климатомъ. Вообще въ климатическомъ отношенiи Китай можно раздѣлить на три полосы, довольно рѣзко отличающiяся другъ отъ друга своими произведенiями. Сѣверная,  ограниченная 35-мъ градусомъ,  или теченiемъ Желтой рѣки,  не можетъ   вслѣдствiе  суровости своей зимы   производитъ рисъ5, чай, шелковичное дерево. Даже пшеница ростетъ тамъ посредственно. Зато овесъ и просо здѣсь превосходные. Во время движенiя къ Пекину, англо-французскiя войска безпрестанно встрѣчали поля, покрытыя двух-саженнымъ  просомъ. Сѣверная полоса богата также желѣзомъ и каменнымъ углемъ, который впрочемъ въ Китаѣ добывается почти повсемѣстно.  Средняя  полоса,  ограниченная на югѣ 26 или 27 градусомъ,  составлаетъ богатѣйшую часть имперiи. Рисъ и пшеница здѣсь превосходны.   Здѣсь же воздѣлываются лучшiе сорты чая, шелковичное, хлопчатобумажное, апельсинное дерево, сахарный тростникъ, лучшiе сорты бамбука, который впрочемъ попадается и  въ сѣверной полосѣ до 38 градусовъ, - наконецъ всѣ сорты хлѣба, всѣ произведенiя растительнаго царства, какiя только попадаются въ Европѣ, и многiя другiя полезныя и  свойственныя исключительно Китаю или вообще южнымъ странамъ. Восточная часть этой полосы знаменита шелковыми и бумажными фабриками; средняя считается житницей имперiи и производитъ невѣроятныя количества риса; наконецъ въ западной части ростетъ превосходный строевой лесъ. Въ южной полосѣ ростутъ, говоря вообще, тѣ же произведенiя, но только они большею частью бываютъ менѣе  хорошего качества. Ископаемое царство богато въ обѣихъ полосахъ. Золото, серебро, мѣдъ, свинецъ, олово, огромныя количества ртути добываются во многихъ мѣстностяхъ. Въ южныхъ провинцiяхъ сверхъ того попадаются многiе сорты драгоцѣнныхъ камней. Наконецъ китайская почва произвела чрезвычайно многочисленныя и разнообразныя породы животныхъ, отъ слоновъ, носороговъ, тапировъ и большихъ обезьянъ юга, до сѣвернаго оленя и соболя. Но какъ бы ни различались между собою тѣ или другiя части Китая, въ нихъ можно замѣтить общую черту — мастерское пользованiе богатствами земля. Поземельная собственность чрезвычайно раздроблена, — одиночное мелкое хозяйство преобладаетъ, но несмотря на это, благодаря искуснымъ и дѣятельнымъ работникамъ, почва не истощилась тридцатью-пятью-вѣковыми жатвами и въ нѣкоторыхъ областяхъ все еще даетъ три жатвы въ годъ. Плодоперемѣнное хозяйство и система орошенiй придаютъ китайскимъ полямъ видъ, какимъ можно насладиться только въ немногихъ уголкахъ Европы. Продукты, собираемые поселянами Китая, могли бы пристыдить любые феномены нашихъ земледѣльческихъ выставокъ. И эти роскошныя, разнообразныя произведенiя могутъ, сверхъ того, быть легко пересылаемы съ одного края имперiи на другой. Рѣчная система, едва ли не превосходнѣйшая въ мiрѣ, соединяетъ самыя отдаленныя области имперiи. Эти рѣки прежде часто, ежегодно разливаясь, затапливали край, разоряли жителей. Вынужденные необходимостью, они стали отыскивать мѣры къ отвращенiю бѣдствiя;  и вотъ край покрылся такой сѣтью каналовъ и канавъ всякаго рода, что объ этомъ у насъ трудно себѣ составить понятiе. Избытокъ водъ,   вмѣсто гибели, сталъ приносить богатство, болота высохли и сверхъ того китайцы достигли въ гидравлическихъ сооруженiяхъ такой опытности и такого искусства, что канализировали множество рѣкъ, дополнили каналами связь между всѣми важными пунктами государства, и наконецъ съумѣли прорыть громадный,   единственный въ мiрѣ Императорскiй каналъ. Китайцы вполнѣ понимаютъ громадное значенiе земледѣлiя, и потому окружили его уваженiемъ, похожимъ на культъ. Не только самыя непрiятныя земледѣльческiя работы вовсе не считаются унизительными, не  только можно въ китайскомъ селѣ увидѣть богатаго землевладѣльца  съ лопатой навоза въ рукахъ, - но самъ богдыханъ, самъ сынъ неба ежегодно совершаетъ, какъ извѣстно, обрядъ, при которомъ собственноручно проводить плугомъ свѣжую борозду. Въ провинцiяхъ тотъ же обрядъ, вмѣсто императора, исполняютъ генералъ-губернаторы.

        Послѣ этого, по возможности  краткаго, очерка естественныхъ богатствъ Китая, взглянемъ на народъ, съумѣвшiй до такой степени развить это богатство.

        Блѣдное истощенное лицо, на дрябломъ и истощенномъ тѣлѣ, - выдающiяся скулы, нелѣпо прорѣзанные глаза, смѣшной пестрый нарядъ, атласные черные сапоги на дюймовой бѣлой подошвѣ, манеры похожiя на каррикатурное кривлянье, смѣшныя церемонiи, смѣшныя, пошлыя любезности, невозможныя кушанья, женщины съ длинной косою, правда, но за то нарумяненныя и съ козлинными ногами - вотъ тѣ общiя черты, по коимъ большею частью понимаютъ китайцевъ, изучивъ ихъ на чайныхъ ящикахъ или въ каррикатурныхъ фигурахъ, которыя они сами приготовляютъ на потѣху европейцевъ.  Откровенно говоря, мы думаемъ иначе, — и въ внѣшнихъ формахъ китайской жизни не видимъ ничего такого, что бы давало намъ право гордиться нашимъ превосходствомъ надъ ними — смѣяться надъ ихъ нелѣпостью. Откинувъ все каррикатурное, лживое, все прибавленное для краснаго слопца, мы конечно все-таки найдемъ огромную разницу между нашими обычаями и обычаями китайцевъ. Но неужели не пришла еще пора понять, что все внѣшнее, произвольное, случайное по этому самому не можетъ подлежать неизмѣннымъ правиламъ, что надъ всѣмъ этимъ нѣтъ и не можетъ быть судьи; что желудокъ одинаково можетъ быть прiученъ и къ теплому и къ горячему вину, и къ сладкому и къ несладкому чаю, и къ тому, чтобы начинать обѣдъ съ дессерта и съ супа. Китайцы имѣютъ по крайней  мѣрѣ столько же права смѣяться надъ нашей вилкой, какъ мы надъ ихъ палочками, — надъ нашими талiями, какъ мы надъ ихъ ногами, — надъ нашимъ фракомъ, какъ мы надъ ихъ пестротой, - надъ нашими львами, орлами и пѣтухами, какъ мы надъ ихъ тиграми, драконами и павлинами, — надъ нашими бритыми подбородками какъ мы надъ ихъ косой.  Если въ защиту  насъ можно  сказать, что мы скобля себѣ ножемъ лицо,   вдвойнѣ уподобляемся  дитяти, то и въ пользу китайцевъ, скоблящихъ ножемъ голову, можно сказать тоже самое: они только взяли въ образецъ  еще болѣе нѣжный возрастъ. Какъ ни пошлы китайскiя кривлянья, но все же они никогда не танцовали менуэта, и не танцуютъ ни принсъ-имперьяль, ни лансье, ни даже французской кадрили. Какъ ни нелѣпы китайскiя приглашенiя, имѣющiя исключительной  цѣлью вызвать  вѣжливый  отказъ , но кому же  изъ насъ не приходилось выслушивать, а подъ часъ порой и произносить такiя приглашенiя? Какъ ни пошлы китайскiя любезности, но вѣдь каждому мало-мальски воспитанному человѣку близко извѣстно, что они не могутъ превзойти пошлость нашихъ комплиментовъ. Если, независимо отъ пошлости, мы найдемъ, что форма ихъ странна, — то вспомнимъ, что комплиментъ въ англiйскомъ вкусѣ, по крайней мѣрѣ на столько разнится отъ комплимента французскаго, на сколько англiйскiй паркъ отличается отъ постриженнаго французскаго сада. Каждый языкъ имѣетъ свои, ему свойственные и часто непереводимые обороты. Обстоятельства внѣшней жизни имѣютъ огромное влiянiе на наши сужденiя, и поэтому мы еще разъ повторимъ наше искреннее сомнѣнiе въ высокомъ превосходствѣ нашихъ обычаевъ передъ китайскими. Для человѣка безпристрастнаго, для путника прибывшаго съ луны, по всей вѣроятности одинаково были бы странны и насмѣшки наши надъ китайцами и насмѣшки китайцевъ надъ нами; мы не можемъ скрыть: китайцы надъ нами смѣются, смѣются мѣтко, зло и увы! намъ кажется не безъ основанiя. Намъ кажется, что такiя взаимныя насмѣшки могли бы имѣть благодѣтельное влiянiе; онѣ могли бы убѣдить слушающихъ въ томъ, до какой степени пуста, бессмысленна вся эта внѣшность, какъ мало она заслуживаетъ вниманiя. А между тѣмъ этой-то внѣшности приносится въ жертву чуть ли не вся наша жизнь, — всѣ естественныя стремленiя нашего существа, всѣ наши искреннiя симпатiи, все счастiе, которымъ мы могли бы пользоваться. Эта внѣшность есть неизсякающiй источникъ безсчетныхъ ссоръ, безсчетныхъ страданiй; она губитъ миллiоны молодыхъ способныхъ существъ и наноситъ послѣднiй ударъ тому, что разрушается уже отъ столькихъ причинъ —семейному миру, семейнымъ привязанностямъ6.

        Но мы, можетъ быть, посвятили уже слишкомъ много мѣста этому разбору невинныхъ предразсудковъ Китая и Европы,  и слишкомъ далеко уклонились отъ того,   о чемъ хотѣли говорить — отъ изображенiя быта китайскаго населенiя.

        Въ однѣхъ только собственно китайскихъ провинцiяхъ населенiе это простирается до громадной цифры 360 миллiоновъ человѣкъ. Цифрѣ этой охотно вѣритъ всякiй, кто видѣлъ многолюдство городовъ и селъ Китая и необыкновенное торговое движенiе, оживляющее теченiе его рѣкъ. Сверхъ того, лежащая на каждомъ семьянинѣ обязанность вести списки лицъ, принадлежащихъ  къ его семейству, ручается за точность свѣдѣнiй, доставляемыхъ китайскими ревизiями. Китайцы большею частiю превосходно сложены, сильны и очень гибки. Китаецъ можетъ проводить цѣлые часы въ самыхъ фантастическихъ позахъ.   Европейцу было бы невозможно свернуться подобнымъ образомъ. Китайскiе носильщики поражаютъ западныхъ путешественниковъ своею чрезвычайною силою и той ловкостью, съ которой они переносятъ страшныя тяжести по самымъ трудными горными тропинкамъ. Употребленiе опiума, какъ ни громадно количество его, уничтожаемое въ Китаѣ, все-таки не коснулось массы населенiя, и случаи долговѣчности встрѣчаются часто. Наконецъ китайская раса болѣе всѣхъ другихъ обладаетъ воспроизводительной способностью:   случаи бездѣтности тамъ весьма рѣдки.

        Къ этимъ блестящимъ физическимъ свойствамъ китайцы присоединяютъ умъ необыкновенно быстрый и понятливый, рѣдкую способность извлекать пользу изъ всѣхъ своихъ свѣдѣнiй, и посредствомъ самыхъ простыхъ орудiй достигать огромныхъ результатовъ. Ихъ способность ко всякому ремеслу, чрезвычайная ловкость ихъ рукъ, смѣтливость, рядомъ съ физической силой и трудолюбiемъ — дѣлаютъ ихъ несравненными работниками. Страсть къ прiобрѣтенiю, врожденная каждому человѣку, у нихъ конечно развита болѣзненно, но зато они въ дѣлѣ торговомъ стали достойными соперниками англичанъ и американцевъ. Какъ слабую ихъ сторону необходимо еще назвать мстительность, которая, вмѣстѣ съ необыкновеннымъ для европейца презрѣнiемъ къ смерти, доводитъ китайца иной разъ до того,  что онъ зарѣзывается на зло врагу, въ надеждѣ, что погубитъ его слѣдственнымъ дѣломъ, неизбѣжно возникающимъ изъ самоубiйства. Само собою разумѣется, что мы упоминаемъ здѣсь только о главныхъ чертахъ населенiя.  При болѣе подробномъ разсматриванiи, его пришлось бы раздѣлить на группы, отличныя по внѣшнему виду и по языку. Жители сѣвера вообще крѣпче, мускулезнѣе, смуглѣе, но съ другой стороны грубѣе и угрюмѣе. Жители юга, напротивъ, развитѣе, веселѣе, но зато изнѣженнѣе. Необыкновенныя промышленныя способности китайцевъ выразилась, какъ мы уже видѣли, въ ихъ земледѣльческомъ развитiи и въ гидравлическихъ сооруженiяхъ. Мануфактурное развитiе ихъ также чрезвычайно замѣчательно. Шелковыя фабрики были долго исключительной принадлежностью Китая, и въ выдѣлкѣ шелка они достигли высокой степени совершенства. Выдѣлка бумажныхъ тканей также замѣчательна. Фарфоровыя произведенiя китайцевъ до сихъ поръ еще превосходитъ европейскiя  своими внутренними достоинствами и дешевизной, и только въ весьма недавнее время мы ихъ догнали въ изяществѣ. Главныя фарфоровыя фабрики находятся въ провинцiи Кiанг-се, гдѣ есть между прочимъ городъ Кинг-те-чингъ, заключающiй болѣе миллiона жителей, преимущественно занимающихся выдѣлкой фарфора. Въ этомъ городѣ болѣе пятисотъ фабрикъ и нѣсколько тысячь отдѣльныхъ печей. Клубы дыма и пламени, подымающiеся надъ городомъ, придаютъ ему,  особенно  ночью,  совершенно фантастическiй видъ. При  выдѣлкѣ фарфора, какъ и въ другихъ китайскихъ производствахъ, система раздѣленiя труда доведена до послѣдняго прѣдела. Съ весьма древнихъ временъ китайцы были также знакомы съ выдѣлкой превосходной бумаги, туши, съ рѣзьбой на деревѣ, съ выдѣлкой металловъ, съ приготовленiемъ неподражаемыхъ красокъ, съ порохомъ, со многими отраслями практической механики, съ книгопечатанiемъ. Мы уже удивлялись ихъ гидравлическимъ сооруженiямъ; теперь намъ еще нужно упомянуть о превосходныхъ мостахъ,  о великолѣпныхъ (они, впрочемъ, рѣдки)храмахъ и чрезвычайно высокихъ башняхъ,  наконецъ о мастерскомъ выборѣ мѣстъ для городовъ.  Городовъ въ Китаѣ необыкновенно много, и нѣкоторые изъ нихъ люднѣе большихъ городовъ Европы. Первостепенные города, имѣющiе отъ 300 до 500 и болѣе тысячъ жителей, попадаются тамъ весьма часто.  Въ столицахъ, какъ извѣстно, жители считаются миллiонами. Города въ Китаѣ дѣлятся на три разряда,  но всѣ безъ исключенiя окружены стѣнами и могутъ быть приведены  въ оборонительное состоянiе. Построены они, какъ и всѣ восточные города, плохо.  Узкiя, кривыя , грязныя улицы, дома большею частью тоже маленькiе, страшная вонь — вотъ черты, которыми можно охарактеризовать китайскiй городъ.   Исключенiя замѣчаются въ новыхъ городскихъ предмѣстьяхъ, какъ, напримѣръ, въ Тiен-цинѣ, или въ городахъ, сдѣлавшихся жертвою пожара и потомъ отстроенныхъ по новому плану. Таковы, напр., Чинъ-ту-фу — столица одной изъ богатѣйшихъ провинцiй Китая - Се-Чуэна. Замѣчательныхъ храмовъ въ Китаѣ, какъ мы уже сказали, немного, но плохенькiе, напротивъ, распространены въ чрезвычайно большомъ количествѣ. Въ одномъ Пекинѣ ихъ считается до 10 тысячь. Вообще, говоря о сооруженiяхъ и о промышленности китайцевъ, нельзя не сказать хотя двухъ словъ о чрезвычайно важной роли, которую въ Китаѣ играетъ бамбукъ. Его разводятъ и истребляютъ правильнымъ образомъ, какъ лѣса. Благодаря необыкновенному разнообразiю сортовъ бамбука, ему даютъ самыя различныя назначенiя. Въ китайскомъ хозяйствѣ онъ ничѣмъ не можетъ быть замѣненъ, а въ случаѣ нужды замѣняетъ только-что не все. Сообщенiе между различными частями имперiи производится, какъ мы уже сказали, большею частью водой. Китайскiя суда плохи и потому плаванiе въ нихъ медленно, скучно, а на озерахъ и большихъ рѣкахъ иногда даже и опасно.   Богатые или чиновные мандарины имѣютъ, впрочемъ, для путешествiя великолѣпныя джонки. На сѣверѣ, гдѣ рѣчная система не  такъ развита, большая часть движенiй совершается сухимъ путемъ. Дорогъ порядочныхъ вообще очень мало;  многiя скорѣе могутъ быть названы тропинками. Всѣ  онѣ  вообще находятся въ жалкомъ видѣ, и исправляются только по случаю поѣздокъ императора.  На   югѣ дороги еще  хуже,   но за то тамъ по нимъ не ѣздятъ, такъ-что они довольно часто имѣютъ пустынный видъ. При движенiи по дорогамъ,  китайцы нерѣдко помогаютъ себѣ прилаженiемъ къ экипажу паруса.  Въ большихъ городахъ  сообщенiя также неудобны.  Въ Пекинѣ есть  извощики ,   но  ихъ ѣзда по отчаянной мостовой  мучительна.   Правильно  устроенныхъ  почтъ  нѣтъ ,  и переписка между частными лицами  производится  рѣдко,   что  довольно трудно  согласить   съ   чрезвычайнымъ торговымъ  движенiемъ края.  Правительство   сообщается   съ   своими  агентами   посредствомъ   конныхъ  и   пѣшихъ   курьеровъ.   Послѣднiе  употребляются гораздо чаще, и приготовлены къ своей службѣ такъ хорошо ,  что  ихъ ,  повидимому  неспѣшная,   походка быстрѣе  лошадиной  рыси.  Вообще лошадь  рѣдко   попадается  на китайскихъ дорогахъ:  бѣдные люди ходятъ  пѣшкомъ,   а  богатые придерживаются удобной   джонки   или  паланкина.   По   китайскимъ дорогамъ устроено довольно много гостинницъ,  для европейца конечно неудобныхъ. Богатые мандарины не имѣютъ надобности останавливаться въ гостинницахъ. Для прiема ихъ высокихъ особъ устроены въ городахъ такъ-называемые общинные дворцы , гдѣ удобство соединяется даже съ изяществомъ. Въ гостинницахъ пища получается весьма дурная; но китайцы большею частью возятъ съ собою необходимое продовольствiе. По поводу этого нельзя не замѣтить необыкновенную эластичность ихъ желудка. При случаѣ они всегда рады поглотить громадное количество съѣстныхъ припасовъ; но, когда нужно, могутъ, довольствоваться  продолжительное время ничтожными количествами пищи.

        Этотъ краткiй очеркъ промышленнаго развитiя народа показываетъ намъ, что, несмотря на нѣкоторые недостатки, оно достигло весьма значительной степени. Еще гораздо замѣчательнѣе цивилизацiя китайцевъ и ихъ умственное развитiе въ законодательномъ и философскомъ отношенiи.

        Начало китайскихъ государственныхъ учрежденiй теряется въ отдаленнѣйшей древности. Ихъ положительная исторiя начинается съ VIII вѣка до Р. Х. , но начало государственности  можетъ быть отнесено за тридцать вѣковъ до этого событiя. Нѣтъ ни одного памятника, который бы изображалъ намъ китайцевъ въ перiодъ ихъ первоначальнаго развитiя. Вездѣ видимъ мы ихъ уже на высокой степени  цивилизацiи, приблизительно  такими же, какими видимъ ихъ и теперь.  Это  заставляетъ  думать,   что перiодъ ихъ младенчества былъ чрезвычайно кратокъ.  Эта гипотеза объясняетъ также  тотъ,  до   мозга   общества    проникшiй  принципъ  патрiархальности, уваженiя къ старинѣ и презрѣнiя къ иностранцамъ, на которомъ построено китайское общество. По понятiямъ китайцевъ, верховная власть есть какъ бы даръ, порученiе неба. Императоръ, сынъ неба, есть его представитель, намѣстникъ на землѣ, посланный для блага подданныхъ. Онъ, по установленному выраженiю,отецъ и мать народа; всѣ власти въ немъ сходятся , ему принадлежитъ даже выборъ себѣ преемника, и затѣмъ эта громадная власть ступенями передается различнымъ чиновникамъ и наконецъ отцамъ семействъ. Лицамъ, занимающимъ должности, даются различные титулы, которые мы не обозначаемъ ихъ китайскими названiями, изъ опасенiя, чтобы они не показались смѣшны, между тѣмъ какъ они соотвѣтствуютъ нашимъ европейскимъ титуламъ. Званiя мандарина никто не носитъ по той простой причинѣ, что это милое слово не существуетъ на китайскомъ языкѣ и сочинено европейцами. Императоры династiи Тчеу (задолго до Р. X.) ввели-было въ Китай элементъ феодальный , но одинъ изъ Тсиновъ возстановилъ принципъ патрiархальности въ прежней чистотѣ и, чтобы никто не могъ сбивать съ толку его подданныхъ, ссылаясь на историческое начало, приказалъ, говорятъ, сжечь всѣ книги въ имперiи. Государственныя учрежденiя Китая дѣлятся: 1) на общiя и 2) провинцiальныя. Къ первымъ принадлежатъ два совѣта , состоящiя при императорѣ; одинъ изъ нихъ имѣетъ совѣщательный , другой — исполнительный характеръ. Затѣмъ слѣдуютъ шесть верховныхъ камеръ, раздѣляющихся на департаменты и отдѣленiя. Первая занимается частью инспекторской, вторая — финансами, третья — церемонiями и публичными торжествами , четвертая — военной частью, пятая — наказанiями и шестая — общественными работами. Къ верховнымъ же учрежденiямъ относятся: колонiальное бюро и верховный ценсурный комитетъ, за всѣмъ наблюдающiй и имѣющiй право дѣлать замѣчанiя самому императору. Значенiе государственнаго учрежденiя имѣетъ также пекинская офицiальная газета, въ которой помѣщаются правительственныя распоряженiя, пренiя камеръ, важнѣйшiя изъ просьбъ, поданныхъ императору, и отвѣты на нихъ и т. п. Затѣмъ есть еще въ Пекинѣ литературная академiя (поставляющая исторiографовъ для прошедшихъ династiй и лѣтописцевъ -для текущихъ событiй),  три коллегiи (воспитательная для дѣтей сановниковъ,  медицинская и астрономическая)и  наконецъ родъ нашего министерства императорскаго двора.  Пекинъ охраняется дружинами восьми знаменъ — потомками татаръ,  монголовъ и китайцевъ, завоевавшихъ имперiю въ 1644 году. Въ прежнее время, въ числѣ пекинскихъ властей, чуть ли не на первомъ мѣстѣ слѣдовало бы назвать евнуховъ императорскаго гарема, но съ конца XVII вѣка законъ лишилъ ихъ значенiя.                                                               

        Каждая провинцiя  управляется  генералъ-губернаторомъ, котораго на западѣ зовутъ преимущественно  вице-королемъ. Онъ  распоряжается и  гражданской  и  военной  частью. За  нимъ  слѣдуетъ вице-губернаторъ, имѣющiй влiянiе уже преимущественно на гражданскую часть, и затѣмъ провинцiальное управленiе дѣлится на нѣсколько департаментовъ:   административный,  литературный,  регалiй, комиссарiатскiй и торговый. Чиновники, стоящiе  въ  главѣ литературнаго департамента, могутъ по  экзамену  давать  дипломы  на первую степень ученаго  образованiя;   вторая  степень   сообщается экзаменаторами, въ извѣстные сроки посылаемыми изъ  Пекинской акадѣмiи; наконецъ третья,   послѣдняя, степень  получается  только въ  Пекинѣ.  Въ административномъ отношенiи каждая провинцiя дѣлится на округи; они бываютъ трехъ классовъ,  которые обозначаются частичками фу,  чеу, и тiенъ.   Первые  подчинены только центральному провинцiальному управленiю; вторые ему же или первокласному  округу,  наконецъ  третьи непремѣнно   какому нибудь перво-или второклассному округу. Большая или меньшая почетность провинцiи   опредѣляется  числомъ  первоклассныхъ  округовъ. Всѣ главные города округовъ  окружены  стѣнами и рвами, и заняты войсками. Въ нѣкоторыхъ изъ нихъ расположены особенныя татарскiя войска, которыхъ  генералъ повинуется только императору.

        Но не довольствуясь  системой  централизацiи,   которая могла бы удовлетворить какого угодно француза ,  китайскiй умъ додумался до вещей болѣе глубокихъ, и  перевелъ  въ законодательство большую   часть тѣхъ  общественныхъ  правъ,  о   которыхъ французы уже  перестали   мечтать.   Китайское  законодательство признаетъ  за   каждымъ   китайцемъ  свободу   заниматься   чѣмъ ему угодно, свободу странствовать повсюду въ цѣлой имперiи безъ всякаго паспорта,  свободу преподаванiя и леченiя,  свободу публичныхъ чтенiй въ какомъ угодно мѣстѣ и о какомъ угодно предметѣ, свободу печати, свободу составлять какiя угодно общества, кромѣ только такихъ, которыя стремились бы къ  сверженiю царствующаго лица или династiи7. Китайское законодательство признаетъ смягчающiя обстоятельства, и въ нѣкоторыхъ случаяхъ даже совершенно оправдываетъ преступника. Такъ напримѣръ оно совершенно какъ французскiй кодексъ, признаетъ одинаково невиннымъ человѣка, убившаго ночнаго грабителя или свою жену, если она имѣла гнусность полюбить другаго. Право аппелированiя, право помилованiя, отвѣтственность судей, отсутствiе обратнаго дѣйствия карательныхъ законовъ, наконецъ присужденiе общаго наказанiя въ случаѣ нѣсколькихъ преступленiй — также можно найдти въ китайскомъ Сводѣ. Весьма важный разрядъ низшихъ чиновниковъ, общинные старшины , выбираются самимъ народомъ, безъ всякаго правительственнаго вмѣшательства. Для предупрежденiя злоупотребленiй, чиновникамъ запрещается покупать земли въ огругѣ имъ подвѣдомственномъ; запрещается брать жену или наложницу въ провинцiи, въ которой они служатъ. Военный мандаринъ, не можетъ привезти съ собою къ мѣсту службы мать: она бы могла разжалобить его; гражданскiй мандаринъ не долженъ брать съ собою отца: онъ бы могъ своими совѣтами имѣть вредное влiянiе на правильность его рѣшенiй. Въ каждомъ присуственномъ мѣстѣ есть тамтамъ, въ который каждый обиженный можетъ ударить во всякое время дня и ночи, — и чиновникъ долженъ тотчасъ же явиться и выслушать его. Въ императорскомъ дворцѣ есть колоколъ, въ который каждому страждущему позволяется звонить , хотя и подъ страхомъ смертной казни въ случаѣ несправедливой жалобы. При встрѣчѣ съ императоромъ, каждый точно также можетъ остановить его извѣстнымъ крикомъ. Наконецъ достиженiе должностей возможно только путемъ экзамена и доступно всякому (исключенiя есть, но не  многiя). Человѣкъ, получившiй первую литературную степень, можетъ занимать только низшiя должности; вторая степень даетъ ему право на среднiя, и только получивъ третью степень, можно занимать высшiя должности. При чрезвычайномъ развитiи образованiя въ Китаѣ , находится гораздо больше стремящихся къ должностямъ, чѣмъ самыхъ должностей, и китайцы не хуже европейцевъ заражены страстью  чиновничества.  Но въ Китаѣ  противъ этого приняты чрезвычайно энергическiя мѣры. Каждый  господинъ выхлопотавшiй себѣ сверхштатное мѣсто подвергается лишенiю его и строгому наказанiю. Точно также наказывается и доставившiй ему мѣсто. Въ случаѣ  несправедливаго ходатайства за кого нибудь, ходатай подвергается тюремному заключенiю и смертной казни. Та же участь ждетъ подателей адресовъ,  имѣющихъ цѣлью обратить вниманiе императора на полезную дѣятельность того или другаго манарина. Мандаринъ,  на котораго, предлагали обратить вниманiе, такъ же подвергается смертной казни.  Положивъ личную заслугу въ основанiе  правъ  человѣка,   китайское   законодательство естественно недолжно  было допускать  дворянства.  Въ  Китаѣ наслѣдственными,  да и то ничтожными привилегiями пользуются только члены царствующей династiи и потомки Конфуцiя, которыхъ число простирается до 1200 человѣкъ. Впрочемъ въ этомъ отношенiи въ Китаѣ есть другая странность. Человѣкъ получающiй какое нибудь отличiе возвышаетъ этимъ самымъ своихъ родителей и предковъ. Этотъ законъ есть слѣдствiе крайняго уваженiя къ родительской власти, и, конечно, логичнѣе и несравненно невиннѣе европейскаго обратнаго правила. Вслѣдствiе того же принципа родители отвѣчаютъ за преступленiе сына, и вообще китайскiй Сводъ Законовъ признаетъ солидарность родныхъ преступника. Въ случаѣ преступленiя государственнаго, ближайшiе родственники преступника казнятся безразлично, независимо отъ возраста, болѣзни и мѣста жительства. При всей возмутительности этого закона мы однако должны сказать, что не имѣемъ никакого права имъ возмущаться. Такая солидарность совершенно въ нашихъ нравахъ. Въ помѣщичьемъ быту въ обществѣ, въ нашихъ идеяхъ и чувствахъ мы ее видимъ безпрестанно. А инквизицiя, а всякiе болѣе или менѣе картинные ужасы боярской исторiи нашей и элегантной, рыцарски-придворной исторiи Запада? Коварные китайцы только откровеннѣе насъ и высказываютъ прямо то, что мы дѣлаемъ изподтишка. Какъ бы ни было однакожъ, если это обстоятельство пятнаетъ ихъ законы, если такихъ пятенъ въ нихъ можно насчитать довольно много, то все же нельзя не согласиться, что въ законодательномъ отношенiи китайцы достигли, хоть и неправильнаго, но во всякомъ случаѣ высокаго развитiя. Эту же высоту развитiя мы у нихъ видимъ и въ философскомъ, въ религiозномъ отношенiи.

        Китайцы не христiане. Вотъ конечно первое, важное обвиненiе противъ ихъ умственнаго развитiя. Но вѣдь и для недостигшихъ этой высшей  степени духовнаго  просвѣтленiя ,  доставшейся  въ удѣлъ населенiямъ Европы могутъ существовать различные оттѣнки развитiя. Нельзя не сознаться, что китайцы достигли одного изъ высшихъ. Три религiи главнымъ образомъ распространены въ Китаѣ: ученiе Конфуцiя, ученiе Лао-тсе и буддизмъ. Конфуцiй жилъ, по всей вероятности, въ началѣ V вѣка до Р. Х. Довольно многочисленныя его сочиненiя и толкованiя его учениковъ не заключаютъ въ себѣ догматической религiи, приведенной въ формы культа. Имя верховнаго существа у Конфуцiя отыскать трудно. Выраженiя, въ которыхъ онъ повидимому говоритъ о немъ, крайне загадочны и темны. Главная мысль перваго изъ китайскихъ философовъ заключается въ пантеистическомъ, хотя и довольно сбивчивомъ, воззрѣнiи на природу, и затѣмъ его ученiе есть не что иное, какъ сводъ разнаго рода нравственныхъ и жизненныхъ правилъ. Эти правила конечно не безъукоризненны, нѣредко запятнаны дикостью чувства, нерѣдко тѣсны, узки, наконецъ дурны уже потому, что служатъ основанiемъ китайскому быту, — но во всякомъ случаѣ въ цѣломъ доказываютъ большую силу и выработку ума. Не проповѣдуя никакой религiи въ томъ смыслѣ, какъ мы понимаемъ это слово, Конфуцiй допускаетъ однако извѣстнаго рода внѣшнiе обряды, какъ символическiя напоминанiя тѣхъ или другихъ началъ. Нерелигiозный характеръ многихъ такихъ обрядовъ былъ признанъ даже iезуитами, позволявшими обращеннымъ китайцамъ совершать эти обряды. Ученiе Конфуцiя составляетъ главнымъ образомъ, говоря по нашему, религiю ученаго сословiя, но его достоинства признаются всѣми. Конфуцiй пользуется въ Китаѣ уваженiемъ, которое переходитъ въ настоящiй культъ. Въ школахъ, при началѣ и концѣ лекцiй, учители и ученики преклоняются передъ его именемъ. Въ академiяхъ, въ мѣстахъ, гдѣ производятся литературные экзамены, непремѣнно должно быть его изображенiе. Во всѣхъ городахъ есть храмы, воздвигнутые въ честь его. Его потомки, какъ мы уже сказали, составляютъ наслѣдственное дворянство имперiи.

        Вторая религiя  китайцевъ  выведена  изъ ученiя  современника Конфуцiя — Лао-тсе. Ученiе это нѣсколько рѣзче допускаетъ существованiе разныхъ высшихъ силъ,  имѣющихъ способность отдѣляться отъ тѣхъ естественныхъ  предметовъ ,  въ которыхъ онѣ воплощены. Вообще истолкователи и истолковательницы этого ученiя, посвящающiе себя безбрачью, обставили его весьма большимъ количествомъ предразсудковъ и церемонiй, которые и были причиной его упадка.  Несмотря однако на смѣшную  обстановку, данную ученiю Лао-тсе его послѣдователями, оно, въ томъ видѣ, въ какомъ мы его  видимъ въ  книгѣ учителя,  обращаетъ  на себя вниманiе принципомъ, который служитъ ему основанiемъ,  и нравственными правилами, которыя  оно  содержитъ. Принципъ,  предъ которымъ преклоняется Лао-тсе, есть разумъ. Вотъ какъ понимаетъ онъ это слово:   «Прежде   хаоса,  предшествовавшаго   образованiю   неба и земли, въ пространствѣ жило существо безграничное и безмолвное, неподвижное и непрерывно дѣйствующее: это мать мiра. Я не знаю его имени,  но обозначаю  его  словомъ разумъ....     Первообразъ человѣка заключается въ землѣ: земля - въ небѣ; неба - въ разумѣ; разума — въ себѣ самомъ».  Нравственные его правила отличаются большою   кротостью:    «Самый   безславный  миръ»,   говоритъ онъ: «предпочтительнѣе самыхъ  блестящихъ успѣховъ  войны.   Блистательнѣйшая побѣда есть только зарево пожара.   Человѣкъ,  не стыдящiйся вѣнчаться лаврами, любитъ кровь;  онъ долженъ быть исключенъ изъ числа людей. Воздавайте побѣдителямъ лишь погребальныя почести, встрѣчайте ихъ слезами   и рыданiемъ,   въ памятъ убiйствъ, ими совершенныхъ,  и пусть   памятники  ихъ  побѣдъ будутъ окружены  могилами».   Конфуцiй  чрезвычайно   уважалъ Лао-тсе,  и  въ  одномъ  мѣстѣ  своихъ   сочиненiй  говорилъ,   что   при встрѣчѣ съ этимъ великимъ   мыслителемъ   совершенно   лишился того  превосходства   и  спокойствiя  ума,   которое привыкъ  сознавать въ разговорахъ съ другими.

        Но всего болѣе приверженцевъ имѣетъ въ Китаѣ буддизмъ, проникшiй сюда  въ первомъ вѣкѣ по Р. X. Во время монгольскаго ига онъ былъ искаженъ и перешелъ въ ламаизмъ. Легенда о Буддѣ, бого-человѣкѣ, пришедшемъ спасти мiръ, конечно весьма интересна, но какъ намъ кажется, выходитъ изъ предѣловъ нашей статьи. Скажемъ только, что въ ученiи Будды есть много возвышенныхъ, благородныхъ идей, и что его стремленiе уничтожить касты и уравнять права людей навлекло на него (то есть на буддизмъ; самъ Будда умеръ спокойно на родинѣ) гоненiе браминовъ, и было причиной изгнанiя его изъ Индiи.

        Ни одно изъ трехъ ученiй, о которыхъ мы говорили, не пользуется теперь усердными послѣдователями. Утомленные смѣшнымъ шарлатанствомъ бонзъ8 и тао-ссе , потерявъ всякую симпатiю къ обрядамъ оффицiальнаго культа, китайцы дошли до высокой степени религiознаго индифферентизма. Отъ нихъ безпрестанно можно слышать фразу: всѣ религiи составляютъ одну. При встрѣчѣ людей, принадлежащихъ къ разнымъ религiознымъ исповѣданiямъ, считается долгомъ вѣжливости выхвалять религiю другаго и затѣмъ, послѣ этого галантнаго спора, противники мирятся, говоря: «религiи различны, но разумъ одинъ». Христiанская проповѣдь до сихъ поръ имѣла у нихъ мало успѣха9.

        Китайцы совершенно не набожны. Пренебреженiе ихъ къ религiи всего лучше выражается въ печальномъ состоянiи китайскаго духовенства и пагодъ. Изрѣдка только посѣщаются они немногими невѣжественными представителями самаго жалкаго  класса народа, да и то больше ради обычая. Бонзы живутъ въ крайней нищетѣ, - питаются подаянiемъ и большею частью находятся въ состоянiи совершеннаго оскотиненiя. Ихъ огромное число объясняется тѣмъ, что подъ ихъ платьемъ укрывается иного преступниковъ, и что затѣмъ бонзы воруютъ дѣтей или покупаютъ ихъ за нѣсколько сапекъ.   Чтобы  выйдти  изъ  этого почтеннаго сословiя достаточно отростить косу и перемѣнить платье; но гнусно проведенное дѣтство и молодость конечно не многимъ позволяютъ разстаться «съ созерцательной» жизнью. Бонзъ часто изображаютъ на сценѣ и постоянно заставляютъ играть самыя жалкiя роли.  Женскихъ  монастырей въ Китаѣ тоже иного. Они пользуются довольно дурной репутацiей. Большая часть китайскихъ храмовъ находится въ состоянiи совершеннаго разрушенiя. Провалившiяся крыши и окна, жалкое состоянiе половъ, поваленныя статуи и колонны попадаются безпрестанно.

        Мы потому такъ длинно говорили о томъ, что можно было очертить двумя словами,  что,  при  поверхностномъ взглядѣ на обычаи китайцевъ, ихъ можно счесть людьми, преданными весьма грубому суевѣрью.  Это было бы большой ошибкой.  Самъ Гюкъ свидѣтельствуетъ, что эти обряды потеряли весь свой внутреннiй смыслъ и совершаются только преданiя ради. Впрочемъ развитiе китайцевъ на другихъ поприщахъ умственной дѣятельности не позволяетъ сохранять на этотъ счетъ никакихъ сомнѣнiй. Наука у нихъ конечно находится въ жалкомъ видѣ, потому что стѣснена безграничнымъ уваженiемъ къ старинѣ. Китаецъ никогда не старается узнать, что можно сдѣлать; онъ спрашиваетъ только, что было сдѣлано до него, что дѣлали его отцы и праотцы. Несмотря однако на тѣсность взгляда и на рутинность въ наукѣ и въ литературѣ, китайцы все-таки могутъ представить нѣсколько сочиненiй, преимущественно экономическихъ, которые доказываютъ большой навыкъ въ обсуживанiи и изложенiи научныхъ понятiй. У Гюка помѣщены отрывки изъ двухъ политико-экономическихъ сочиненiй, которые могли бы совершенно убѣдить въ этомъ читателя;   но мы боимся утомить его длинной выпиской разсужденiй,  не особенно интересныхъ но содержанiю. Такого рода идеи трудно связать съ грубымъ суевѣрiемъ. Между тѣмъ образованнѣйшiе китайцы аккуратно исполняють самые нелѣпые обряды. Книгопечатанiе въ Китаѣ распространено чрезвычайно, и произведенiя ихъ легкой литературы считаются, какъ въ Англiи, сотнями тысячь тоннъ. При этомъ громадномъ количественномъ развитiи, легкая литература однако жалка по содержанiю. Какъ и все китайское, она находится подъ удушающимъ гнетомъ старины. Романъ и сцена уже цѣлыя тысячелѣтiя все твердятъ одно и тоже. Литературой въ Китаѣ нельзя разжиться и еще менѣе прiобрѣсть репутацiю. Есть слишкомъ много охотниковъ составлять сколки со старыхъ образцовъ. Всего больше пишется въ Китаѣ всякаго рода брошуръ, заключающихъ маленькiе романы, сказки, бiографiи знаменитыхъ людей и разбойниковъ. Много есть брошюръ, что называется, скандалезнаго содержанiя, много и сборниковъ нравственныхъ сентенцiй. Отъ нѣкоторыхъ изъ нихъ не отказались бы европейскiе моралисты:

        "Дѣланiе добра необходимо мудрецу, ккъ дыханiе; это его жизнь".

        «Человѣкъ можетъ измѣнить себя ради истины — но истина никогда не измѣнится ради человѣка».          

        «Человѣкъ не пресыщается однимъ только удовольствiемъ — удовольствiемъ дѣлать добро».

        «По гладкимъ дорогамъ не далеко уѣдешь».

        «Собака въ конурѣ лаетъ на своихъ блохъ; на охотѣ она ихъ не чувствуетъ».

        «Что легко дается, того не стоитъ брать". «Кто несноснѣйшiй человѣкъ? - Тотъ, кого мы оскорбили и ни въ чемъ не  можетъ упрекнуть».

        « Всего непрiятнѣе для насъ та истина, которую намъ всего полезнѣе выслушать».

        «Кто всего болѣе лжетъ? Тотъ который всего больше говоритъ о себѣ».

        Эти прописныя истины конечно хороши; но все же нѣкоторыя изъ нихъ могутъ разсердить иного европейца.  Но вотъ нѣсколько другихъ,  которые уже безъ сомнѣнiя будутъ встрѣчены общимъ сочувствiемъ:

        «Умъ женщины — ртуть, ея сердце — воскъ».

        «Самая любопытная женщинна охотно опускаетъ глаза, лишь бы только на нее смотрѣли». — « Языкъ женщинъ растетъ насчетъ всего, что природа отняла у ихъ ногъ». — «Мужчины собираются, чтобы послушать другъ друга;  женщины — чтобы другъ  на  друга посмотрѣть». — «Самая робкая дѣвушка не боится злословить.»

        Въ Китаѣ нѣтъ библiотекъ, открытыхъ для публики; но несмотря на это, потребность чтенiя въ народѣ, гдѣ неграмотный человѣкъ составлаетъ самое рѣдкое исключенiе, удовлетворяется достаточно. Всѣ улицы, всѣ комнаты въ городахъ и селахъ Китая увѣшаны и облѣплены всякаго рода сентенцiями, на которыя китайцы чрезвычайно падки. Затѣмъ можно читать на улицѣ, у лавокъ; наконецъ, мелкiя брошюры, о которыхъ мы говорили, продаются по фантастически-дешевой цѣнѣ. Въ видѣ примѣра, можемъ сообщить, что пекинская газета, выходящая ежедневно, книжками въ 72 страницы, стоитъ всего 4 рубля въ годъ. Китайцы имѣютъ какое-то мистическое уваженiе къ печати, къ плодотворному воплощенiю слова человѣческаго.  Они стараются  спасать  отъ позорной погибели самые дрянные печатные лоскутки и сжигаютъ ихъ.

        Мы бы желали затѣмъ, какъ  лучшее доказательство того, что китайскiй   умъ  не  безъ  борьбы  подчинился безпощадной рутинѣ, разсказать исторiю   попытки   соцiальнаго   преобразованiя  общества, произведенной въ  Китаѣ еще  въ XI  вѣкѣ. Но статья наша вышла   бы   слишкомъ длинна,  и  мы  принуждены  отказаться отъ этихъ намѣренiй.   Скажемъ   только,   что въ   Китаѣ въ   XI   вѣкѣ нашелся  человѣкъ,   который,   обладая   необыкновенными дарованiями ума и характера,   съумѣлъ убѣдить императора въ необходимости глубокой  общественной   реформы  для   облегченiя низшихъ классовъ  народа.  Реформа была произведена  и поддерживалась во все время царствованiя этого императора, несмотря на безчисленные жалобы  и адресы,  поданные привилегированными   сословiями. Но императоръ умеръ, и регентша, женщина въ китайскомъ вкусѣ, тотчасъ передала власть въ руки противниковъ реформатора, въ главѣ которыхъ стоялъ человѣкъ, оставившiй намъ, рядомъ съ нѣкоторыми историческими сочиненiями, поэмы, гдѣ мечтаетъ о прелестяхъ жизни празднаго богача, въ родѣ того, какъ о нихъ мечталъ лордъ Дерби передъ своимъ послѣднимъ выходомъ изъ министерства. «Первою его заботою, говоритъ наивно Гюкъ, было уничтожить всѣ слѣды реформы; и онъ конечно совершенно успелъ въ этомъ, хотя и не безъ упорной борьбы.»

        Переходимъ къ выводу изъ всего, что сказали о жизни и развитiи Китая.   Намъ кажется,   что картина  нами изображенная необходимо должна привести къ заключенiю, что Китай — страна достигшая высокой степени матерiальнаго и нравственнаго развитiя, имѣющая право требовать, чтобы никто не оскорблялъ ея покоя, — не задѣвалъ ее, какъ она никого не задѣваетъ. Мы старались вызвать такое заключенiе для того, чтобы параллельно съ нимъ очертить всѣ мрачные стороны англiйскаго вмѣшательства, и затѣмъ еще разъ повторить, что считаемъ это вмѣшательство вполнѣ законнымъ и благодѣтельнымъ.

        Извѣстно,   что   войны  Англiи съ народами, уступающими ей въ силѣ,  начинаются  торговыми  несогласiями,   вслѣдъ  за   которыми являются корабли и дессантныя войска. Начинается безправная бомбардировка,   разоряются  богатые города,  гибнутъ  тысячи людей. Затѣмъ   производится   высадка.   Солдаты   вездѣ  ознаменовываютъ свой путь рѣзней, грабежемъ, пожарами. Государь страны собираетъ армiю, ободряетъ солдатъ выдачей имъ части давно имъ должнаго жалованья, говоритъ трогательную  рѣчь, двигается впередъ. Подъ нимъ  убиваютъ   лошадь,   онъ   оказываетъ   чудеса   храбрости,  теряетъ   армiю, — скачетъ   опрометью   домой,    собираетъ   наскоро кой-какiя  подобiя  солдатъ,   снова   дерется,   снова разбитъ, и послѣ такого геройскаго и безкорыстнаго  поведенiя заключаетъ наконецъ миръ на   самыхъ  тяжелыхъ   для   его   сердца   и   народнаго кармана условiяхъ.  Англiйскiя войска остаются въ странѣ, англiйскiй агентъ тиранитъ государя,  и   едва только   тотъ  успѣетъ хотя   сколько  нибудь  отдышаться,   снова объявляетъ  ему   войну. Въ такой несчастной обстановкѣ  проводитъ   несчастный   государь свои   дни,   затѣмъ   умираетъ,   и   англичане   лишаютъ   его   дѣтей наслѣдства,   предоставивъ   имъ   пенсiонъ   въ    нѣсколько   тысячъ фунтовъ.   Иногда   они   поступаютъ   еще круче   и   отымаютъ   землю у самого государя,  которому  остается  только  утѣшаться своими  женами   и   брильянтами.   Иногда   даже,   какъ   извѣстно,   и брилльянты   остаются  не   всѣ.   Къ этой  политикѣ,   которой  первыя, ясно уже обрисовавшiяся черты  мы  видимъ   и   въ   настоящихъ отношенiяхъ англичанъ къ Китаю, они на  новомъ  поприщѣ присоединили   еще одну,   дѣйствительно   возмутительную   вещь  — торговлю опiумомъ. Мы не пристроиваемся къ тѣмъ,  которые стараются оправдать эту торговлю, говоря, что никто не заставляетъ китайцевъ покупать, или что продажу опiума можно  прировнять продажѣ обыкновенно спиртныхъ напитковъ, или даже необыкновеннымъ поддѣлкамъ и продѣлкамъ вашихъ откупщиковъ. Нѣтъ, мы думаемъ, что торговля опiумомъ безчестная вещь, что она позорить нацiю, когда-то пожертвовавшую тѣмъ, въ чемъ, хотя и ошибочно, видѣла свою выгоду, для освобожденiя своихъ невольниковъ. Мы не ищемъ позорному дѣлу ни оправданiй,ни извиненiй; мы принимаемъ его какъ оно есть — во всей его гнусности, и не смотря на это полагаемъ, что дѣйствiя англичанъ въ Китаѣ благодѣтельны для китайцевъ и для цѣлаго человѣчества. Мы такъ думаемъ потому, что разбирая такiя отношенiя, нельзя останавливать взгляда на бѣдныхъ жертвахъ ярости солдатъ и на лицевой сторонѣ восточной деспотiи. Когда дѣло идетъ о международныхъ отношенiяхъ  — нельзя восхищаться синимъ моремъ и синимъ небомъ, садами и дворцами, колоннами и статуями, гранитными набережными и мраморными лѣстницами,   картинными церемонiями и   пѣснями  сытыхъ поэтовъ, пестротой нарядовъ, патрiаршескими профилями мужчинъ и красотой хорошо содержанныхъ женщинъ. Когда дѣло идетъ о благѣ народовъ,   нельзя  мечтать  о  сiяющихъ прелестяхъ такихъ картинъ    при блескѣ солнца,   или объ ихъ  таинственности  при блѣдномъ   раздражающемъ   свѣтѣ луны;  нельзя  останавливаться на  такихъ  картинахъ,   какъ  нельзя   останавливаться  на торжественномъ   безмолвiи  разрушеннаго   готическаго   монастыря, или на потрясающемъ впечатлѣнiи готическаго собора. Позади всей этой обстановки, всѣхъ этихъ картинъ, нужно умѣть видѣть страждущее, угнѣтенное, обезсмысленное человѣчество. Нужно считать мазанки, разрушенныя для каждаго дворца, нужно видѣть худобу людей, выламывавшихъ мраморъ, который круглится въ роскошныхъ формахъ статуй.   Рядомъ съ жертвами,  погибшими въ пламени  нашествiя, нужно считать поколѣнiя   людей,   погубленныхъ  безчеловѣчнымъ обращенiемъ сатрапа или мандарина. Рядомъ съ женщинами, пострадавшими отъ грубости солдатъ, нужно сосчитать тѣ безсчетныя ряды несчастныхъ, которыхъ сгубилъ развратъ гаремовъ и дикость нравовъ, до сихъ поръ удерживающая ихъ въ рабствѣ. Если мы съ этой стороны взглянемъ на Китай, то увидимъ позади блестящей обстановки такую массу страданiй, такiя позорныя язвы, что порадуемся, что ихъ принялись уничтожать, хотя бы то было огнемъ и желѣзомъ.

        Разсмотримъ эти страданiя; сначала тѣ, какiя населенiе претерпѣваетъ отъ мандариновъ, а потомъ тѣ, въ которыхъ виноваты его собственная грубость.                    

        Мы довольно подробно разсказали объ административныхъ учрежденiяхъ Китая и о законодательствѣ, которое служитъ имъ руководителемъ. Теперь скажемъ прямо, что все это законодательство не болѣе какъ призракъ, не имѣющiй никакого значенiя,   по крайней мѣрѣ во  всемъ,  что  относится къ огражденiю и защитѣ гражданъ.   Мандаринъ имѣетъ полную   возможность руководствоваться исключительно своимъ произволомъ.  Въ судѣ засѣдаетъ преимущественно одинъ судья,  обвиненнаго ставятъ передъ нимъ на колѣни; о значенiи его отвѣтовъ некому спорить:   они будутъ истолкованы по желанiю;  адвокатовъ  нѣтъ;  только изрѣдка, изъ милости, допускаютъ родныхъ.  Положенiе свидѣтелей  также  печально;   отвѣты ихъ непремѣнно должны соображаться   съ  желанiемъ  судьи.  Кнутъ и пощочины неминуемо постигнуть свидѣтеля,   не довольно догадливаго. Самый законъ весьма   часто  выражается крайне  неточно. Вотъ, напримѣръ, двѣ статьи, которыя Гюкъ приводитъ въ примѣръ такой неточности:

        «Если купецъ, изучивъ характеръ торговыхъ сдѣлокъ своихъ сосѣдей, распорядится подборомъ и цѣнами своего товара такъ, что сосѣди лишатся покупателей, или онъ самъ получитъ слишкомъ большiе барыши, — то онъ подвергается 40 ударамъ бамбукомъ.»

        «Человѣкъ,  котораго поведенiе  оскорбляетъ приличiе и не согласно съ духомъ закона,   хотя и безъ нарушенiя той или другой статьи Свода, наказывается 40 ударами, и 80-ю въ случаѣ неприличiя большего».

        На  основанiи этихъ  двухъ статей,  мандаринъ можетъ притянуть къ суду кого   угодно,   и  конечно   не  пропускаетъ случаевъ обогатиться, говоря, что онъ торговецъ, какъ и всякiй другой, потому что продаетъ народу драгоцѣннѣйшiя начала истины. Положенiе подсудимыхъ ужасно.   Съ  ними еще до  суда обращаются такъ жестоко, что Гюкъ видѣлъ, напримѣръ, несчастныхъ, пригвожденныхъ къ телегѣ сквозь руки, потому что у полицiи недостало веревокъ. Обыкновеннѣйшiя наказанiя у китайцевъ: палки, пени, пощочины толстой подошвой, канга (тяжелая доска, надѣваемая на шею), тюрьма, изгнанiе во внутреннiя  области, ссылка въ далекiя, холодныя земли, наконецъ болѣе или менѣе мучительная смерть. Изъ этихъ родовъ смерти замѣчательна казнь ножами. Палачъ получаетъ корзину, наполненную разными ножами. На каждомъ изъ нихъ есть надпись извѣстной части тѣла. Палачъ вынимаетъ ножи на удачу и отрѣзываетъ, что написано на ножѣ. Тюрьмы у китайцевъ въ ужасномъ состоянiи. Какъ  узникъ,   воспѣтый Державинымъ, какъ политическiе преступники въ Неаполѣ,  заключенные тамъ точно становятся снѣдью червей. Мы говорили о правѣ аппелировать передъ самимъ императоромъ,   о  правѣ звонить въ извѣстный колоколъ, и останавливатъ императора извѣстнымъ крикомъ.  Но никогда никто не слышалъ звука этого колокола, и изъ всѣхъ криковъ, какiе страданiе вырываетъ  въ Китаѣ изъ человѣческой груди, одинъ только этотъ крикъ не смѣетъ  раздаться,  не  раздастся никогда. Какъ отчаянный протестъ противъ мандаринскаго тиранства, замѣчательно въ Китаѣ образованiе  особеннаго  рода  разбойниковъ, извѣстныхъ подъ именемъ куанъ-куэновъ. Ихъ звѣрство ужасно, но въ глазахъ народа они искупаютъ его геройскою смертью и непримиримой враждой къ мандаринамъ. Описанiя ихъ подвиговъ  читаются  народомъ съ необыкновенною жадностью.

        Впрочемъ не все прекрасно и въ жизни самихъ мандариновъ. Они не имѣютъ никакихъ ручательствъ, за свою безопасность, и ежеминутно могутъ быть низвержены до послѣдней степени страданiя. Чѣмъ ниже должность чиновника, тѣмъ онъ болѣе страдаетъ. Былъ примѣръ казни бѣднаго чиновника за криво-приложенную печать. Мандаринъ не принялъ дурно-запечатаннаго конверта — произошло важное упущенiе въ дѣлахъ, и такъ какъ китайское законодательство думаетъ только о вредѣ, а не о принципѣ поступка, то несчастный чиновникъ былъ казненъ. Иногда однако эти самые жалкiе писцы играютъ очень важную роль, и, пользуясь знанiемъ края, вертятъ вновь прибывшими на мѣсто мандаринами. Императорское правительство нисколько не имѣетъ въ виду умѣрять жестокости мандариновъ. Есть императорскiй указъ, поощряющiй ихъ напротивъ къ жестокости, чтобы отвадить отъ суда людей благоразумныхъ, а неугомонныхъ наказать, какъ они того заслуживаютъ. Въ виду такихъ ужасовъ вверху и внизу общественной лѣстницы, Гюкъ имѣетъ однако нелогичность сказать, что народъ въ Китаѣ не страждетъ подъ бременемъ деспотизма, потому что императоръ весьма стѣсненъ всякими обрядами, скучаетъ на церемонiяхъ, и въ случаѣ неурожая получаетъ уменьшенную порцiю10. И тотъ же Гюкъ далѣе свидѣтельствуетъ, что единственнымъ средствомъ хотя сколько нибудь облегчить свою участь — у китайцевъ служитъ бунтъ, которымъ они иногда довольно удачно и пользуются. Гюкъ приводитъ нѣсколько примѣровъ удачныхъ возстанiй противъ того или другаго правительственнаго распоряженiя.

        Нѣтъ сомнѣнiя, что гнетъ, тяготѣющiй надъ Китаемъ, живо давалъ себя чувствовать и при прежнихъ династiяхъ; но нетъ сомнѣнiя также, что онъ сталъ мучительнѣе съ тѣхъ поръ, какъ въ половинѣ  XVII вѣка   на   престолѣ  утвердиласъ  манджурская   династiя. Подчинивъ,  себѣ  небольшими  силами  громадную имперiю, татары естественно должны были себя  чувствовать въ шаткомъ положенiи, и естественно должны  были  принимать мѣры для обезпеченiя себя отъ паденiя. Прежде всего  они разставили свои гарнизоны по важнѣшимъ городамъ и затѣмъ обратили вниманiе на то, чтобы по возможности оторвать   китайскихъ  мандариновъ отъ народа. Съ этой цѣлью они постановили, что мандаринъ не   можетъ занимать никакой должности  въ  провинцiи,  откуда онъ родомъ.  Этимъ,   говорили  они,   обезпечивается   его   безпристрастiе.   Въ   то   же   самое время, и по той же причинѣ,  они  приняли за правило не держать мандарина на одномъ и томъ же мѣстѣ болѣе трехъ лѣтъ. Послѣдствiя этой  мѣры  были  ужасны.   Поставленные въ необходимость сѣять не иначе, какъ для другаго, и составлять себѣ необходимое состоянiе въ чрезвычайно  короткiй срокъ, мандарины направили всѣ силы ума къ послѣднему изъ этихъ двухъ обстоятельствъ, а о благѣ края перестали думать совершенно. Все пришло въ упадокъ. Не только общественныя сооруженiя всякаго рода носятъ на себѣ явные признаки запустѣнья, но и всѣ роды промышленности значительно упали. Многiе фабричные секреты утратились, и теперь китайцы во многомъ отстали отъ предковъ своихъ. Старый фарфоръ, прежнiя краски,  прежнiя машины были положительно лучше нынѣшнихъ. Военныя силы края были также приведены въ упадокъ и уже совершенно сознательно.  Нѣтъ, надобности объяснять, почему татары нашли выгоднымъ привести армiю въ такой жалкiй и смѣшной видъ. Наконецъ предметомъ особеннаго ихъ вниманiя сделалось отчужденiе Китая отъ Европы. Мы уже сказали, что и прежде сношенiя между Китаемъ и Европой были не весьма обширны, но манджурская династiя старалась стѣснить ихъ еще болѣе. Она не достигла своей цѣли. Взаимныя выгоды обоихъ народовъ взяли наконецъ верхъ, и въ послѣдней войнѣ,  какъ мы видѣли, народъ обнаруживалъ гораздо болѣе симпатiи къ союзникамъ, нежели къ своимъ повелителямъ. Вернувшiеся изъ плѣна англичане и французы единогласно свидѣтельствуютъ о поддержкѣ,  которую встрѣтили въ китайскихъ заключенныхъ. При очисткѣ англичанами Чусана въ 1842 году жители обнаружили большое сожалѣнiе по поводу этой разлуки, Кантона, гдѣ въ продолженiе трехъ вѣковъ мандарины разжигали народъ противъ европейцевъ, въ этомъ отношенiи нельзя брать въ примѣръ.

        Влiянiе мандаринскаго правительства на состоянiе края ужасно. Ни въ какомъ углу мiра нельзя видѣть такихъ возмущающихъ картинъ народнаго страданiя.  Не смотря на непрерывную эмиграцiю китайцевъ въ Сiамъ, въ Америку и индiйскiй архипелагъ, несмотря на ихъ умѣренность въ пищѣ,   народъ все-таки страдаетъ страшной язвой пауперизма11. Въ неурожайные годы образуются безчисленныя шайки голодныхъ людей, которые обыкновенно кончаютъ свое поприще смертью на большой дорогѣ. Такая смертность не производитъ на мандариновъ никакого впечатлѣнiя. Можно сказать, что нигдѣ жизнь человѣческая не цѣнится такъ мало, какъ въ Китаѣ. Даже въ хорошiе годы значительная часть населенiя ѣстъ собакъ, ословъ и крысъ. Чрезвычайное многолюдство Китая породило наконецъ ему одному принадлежащiе пловучiе города,   состоящiе изъ лодокъ, и пловучiе острова, состоящiе изъ плотовъ съ нанесенной землей. Эти острова съ виду красивы, но наводятъ на мысли тѣмъ болѣе печальныя, что  жители этихъ пловучихъ поселенiй, танкасы, танкадеры, пользуются презрѣнiемъ китайцевъ.  Они  не имѣютъ даже права держать экзаменъ на литературныя степени. И если бы еще эта печальная доля доставалась бѣднымъ сословiямъ въ наказанiе за лѣность — но нигдѣ человѣкъ не работаетъ съ такимъ отчаяннымъ усердiемъ. Путешественники удивляются силѣ китайскихъ носильщиковъ. Было бы приличнѣе удивляться ихъ страданiямъ, о которыхъ можно судить, взглянувъ на нашихъ бурлаковъ.

        Въ нравственномъ отношенiи патрiархальныя учрежденiя также въ замѣчательной степени исказили богатую натуру китайца. Подъ растлѣвающимъ влiянiемъ тысячелѣтняго гнета онъ сталъ уродливой смѣсью трусости съ презрѣнiемъ къ смерти, ожесточенной дикости съ рабскимъ послушанiемъ. Прiученный съ дѣтства къ отсутствiю всякой иницiативы, къ слѣпому преклоненiю передъ стариной, онъ утратилъ благороднѣйшiя  свойства  человѣческой  души.  Все  существо  его направлено  къ  наживанiю  денегъ.   Дѣти, едва начавшiе говорить, уже спекулируютъ, а десятилѣтняго мальчика можно смѣло послать за какой угодно покупкой.  Китайскiе лавочники хвастаютъ обманомъ, какъ подвигомъ. Страсть къ игрѣ доходитъ до невѣроятной степени. Есть характеристическая поговорка, часто раздающаяся въ устахъ китайца, которая превосходно выражаетъ униженное состоянiе души его. Въ виду какого бы то ни было притѣсненiя китаецъ говорить: «уменьшись, замолкни, мое сердце». Страхъ компрометироваться  у китайцевъ  доходитъ до чрезвычайности, и отымаетъ у нихъ послѣднюю свободу дѣйствiй. Правительство дорожитъ этими свойствами, и до послѣдняго времени не позволяло своимъ подданнымъ путешествовать за границей, изъ опасенiя, чтобы они не потеряли своего хорошего воспитанiя, и не насмотрѣлись на дурные примѣры. Научное образованiе китайцевъ, подчиненное неумолимой рутинѣ, становится все болѣе и болѣе жалкимъ по сравненiю съ движенiемъ науки въ Европѣ. Но даже и это жалкое образованiе теряетъ значенiе потому, что литературные экзамены совершенно потеряли серьёзный характеръ.

        Итакъ, вотъ   что такое Китай въ рукахъ нынѣшняго правительства. Онъ громаденъ, роскошно воздѣланъ, чрезвычайно промышленъ, кипитъ торговой жизнью, достигъ степени матерiальнаго развитiя, которую трудно   превзойти.   Но  это   развитiе  не  спасаетъ миллiоны его жителей отъ бѣдствiй крайней нищеты. Это развитiе не только не движется впередъ, но даже падаетъ, между тѣмъ какъ съ другой стороны фантазiя, патрiотизмъ, иницiатива въ чемъ бы то но было, — короче, всякое свободное, благородное, сильное проявленiе души человѣческой совершенно убито въ  народѣ, замученномъ тысячелѣтнимъ гнетомъ и тысячелѣтней рутиной.

        И однако  мы еще ни слова не сказали о главной и безобразнѣйшей язвѣ Китая — объ устройствѣ китайской семьи. Согласно принципу, лежащему въ основѣ китайскаго общества,  отецъ семейства пользуется громадной властью. Убить ребенка ему, конечно, никто не позволяетъ; но это дѣлается въ Китаѣ безпрестанно, и полицiя въ это нисколько не вмѣшивается. Воспитанiе, выборъ рода занятiй для ребенка безконтрольно  принадлежать отцу.  Женитъ онъ свое дѣтище  какъ   и  когда   хочетъ,  и  на  комъ  хочетъ.  Смерть  родителей обрекаетъ сына на трехлѣтнiй трауръ, и онъ подвергнется наказанiю бамбукомъ, если не тотчасъ надѣнетъ трауръ,  или раньше его сниметъ, или во  время траура приметъ участiе въ какихъ нибудь увеселенiяхъ. Чиновникъ во время траура не можетъ заниматься должностью, и обязанъ отказаться отъ нея. Бракъ, заключенный въ теченiе этого  перiода,  считается недѣйствительнымъ. Въ нѣсколько меньшей степени то же постановлено относительно дѣдовъ, бабокъ, тетокъ и дядей. Неуваженiе  къ старшимъ роднымъ есть одно  изъ величайшихъ преступленiй. Сводъ Законовъ называетъ его безбожьемъ и опредѣляетъ за него смертную казнь. Такимъ образомъ человѣкъ подвергается смертной казни за нанесенiе удара старшему родному, за  несправедливое обвиненiе такихъ родныхъ, за выраженное желанiе начать съ ними тяжбу, за оскорбленiе ихъ словомъ. Предоставляемъ читателямъ самимъ вывести заключенiе изъ этихъ чудовищныхъ положенiй.  Мы съ своей стороны можемъ только прибавить,  что хотя обычаи и законы даютъ такимъ образомъ отцамъ семействъ самую фантастическую власть, о которой только можетъ мечтать нѣжное и заботливое родительское сердце. — въ китайскомъ семействѣ нѣтъ мира и любви. Китайскiе законодатели впрочемъ сами превосходно понимали, что такого рода эксцентрическiя отношенiя могутъ поддерживаться только палкой, что они не могутъ имѣть другаго основанiя. И вотъ кодексъ семейныхъ отношенiй весь поросъ бамбукомъ, который одинъ только и сыплется на несчастнаго ребенка, нуждающагося въ любви.

        Еще печальнѣе въ китайскомъ семействѣ положенiе женщины. Законъ не позволяетъ многоженства, — но терпитъ гаремы. Дѣти наложницъ или маленькихъ женъ не имѣютъ только права назвать ихъ своими матерями, -— ихъ матерью считается огорченная, озлобленная, законная жена. Всю жизнь, отъ колыбели до могилы, женщина проводитъ въ рабствѣ. Ея рожденiе считается позоромъ для семейства; ея жизнь бременемъ. Поэтому число дѣтей женскаго пола убиваемыхъ китайцами чрезвычайно велико. Дочь держится въ домѣ въ самомъ униженномъ положенiи; выдается она замужъ насильно, и затѣмъ подвергается со стороны мужа неизчислимымъ оскорбленiямъ и побоямъ, отъ которыхъ мужъ  удерживается только страхомъ нанести себѣ убытокъ убiйствомъ жены.

        Вотъ во имя этихъ-то страдалицъ, во имя погибающаго молодаго поколѣнiя, во имя всего, что страдаетъ и томится — мы считаемъ себя вправѣ сказать, что, несмотря на ужасы войны и на опiумъ. вмѣшательство англичанъ въ Китаѣ все-таки полезно. Въ такого рода войнахъ страдаютъ притѣснители, угнетенные освобождаются. Мы далеки отъ безусловнаго поклоненiя западнымъ общественнымъ началамъ; но мы были бы пристрастны, если бы не признали ихъ превосходства передъ китайскими. Положенiе женщины въ Европѣ все-таки лучше; и, главное, Европа проникнута жаждой прогресса, желанiемъ идти впередъ. Эти два обстоятельства могутъ служить лучшей мѣркой развитiя народа: гдѣ они есть — тамъ Европа; гдѣ ихъ нѣтъ — тамъ Китай.

       

       

                                                                   Б. ОБРУЧЕВЪ.

       

         1 Впослѣдствiи онъ снова занималъ высокiя должности. По поводу рапортовъ Кишана, скажемъ, что вообще мандарины изъ трусливости еще болѣе затрудняютъ свое положенiе. Ихъ лживыя донесенiя вызываютъ невозможные приказы, за исполненiе которыхъ они потомъ дорого платятъ.

2 Этимъ именемь называютъ несчастныхъ китайскаго пауперизма, которыхъ европейцы нанимаютъ для самой тяжелой работы  по контракту на нѣсколько (преимущественно на 8) лѣтъ. Съ ними обращаются хуже чѣмъ съ невольниками, потому что меньше боятся ихъ смерти. Кулiи передаются наемщиками совершенно какъ вещь. Китайское  правительство  съ неудовольствiемъ смотрѣло на  эмиграцiю кулiевъ, но по пекинскому договору Францiя вытребовала себѣ право заниматься этимъ видомъ невольничьяго торга.

3 Скажемъ между  прочимъ, что  добыча англичанъ была продана  съ аукцiона, и  что вырученная сумма была роздана войскамъ, успѣвшимъ уже подойти къ  Пекину. Исключенiе прочихъ войскъ возбудило сильное неудовольствiе противъ англiйскаго генерала.

4 Война стоила Англiи болѣе 12 миллiоновъ фунт. стер.

5 Есть тамъ впрочемъ особенный сортъ риса, который, по  мнѣнiю Гюка, могъ бы рости и въ средней Европѣ.

6 Мы до сихъ поръ не можемъ понять, что эта внѣшность никогда не дастъ намь ничего кромѣ огорченiй, что всѣ наши сколько нибудь глубокiя радости достаются намъ не ею, а несмотря на нее; что ихъ единственный источникъ въ нашей собственной душѣ, въ ея законныхъ стремленiяхъ, въ ея законныхъ привязанностяхъ, съ которыми   эта вѣшность   находится   въ постоянной и непримиримой враждѣ.

7 Число тайныхъ обществъ въ Китаѣ чрезвычайно велико.

            8 Бонзы — жрецы   Будды. Тао-ссе — жрецы Лао-тсе.

         9 Какъ мы уже имѣли случай сказать, христiанская проповѣдь началась въ Китаѣ весьма давно. Любопытнѣйшимъ перiодомь этой проповѣди былъ XVII вѣкъ, когда iезуиты успѣли утвердиться въ Китаѣ съ такою основательностью, что можно было надѣяться на прочность ихъ влiянiя. Главной причиной ихъ успѣха была ловкость и замѣчательное научное образованiе нѣкоторыхъ членовъ миссiи. Они составили для правительства карту страны, исправили китайскiй календарь, и написали огромное количество книгь на китайскомъ языкѣ. Правительство было очень къ нимъ благосклонно, и позволило имъ не только проповѣдывать христiанство, но даже имѣть церковь въ Пекинѣ. Число обращенныхъ въ это время было довольно значительно, и конечно одна изъ главныхъ причинъ успѣха заключалась въ томъ, что iезуиты не стѣсняли обращенных въ исполненiи нѣкоторыхъ заповѣданныхъ обрядовъ. Эта снисходительность показалась доминиканцамъ ересью; начались споры, которымъ римскiй дворъ думалъ положить конецъ присылкой легата. Легатъ обвинилъ iезуитовъ, и запретилъ китайскимъ христiанамъ исполнять   спорные   обряды. Императоръ разсердился за такое  вмѣшательство въ дѣла его подданныхъ.   Всѣ христiане, кромѣ послѣдователей  iезуитовъ, были лишены правительственнаго покровительства;   а   затѣмъ слѣдующiй императоръ   въ   1725   году   совершенно   запретилъ исповѣдыванiе христiанства. Такъ рушилось дѣло iезуитовъ. Эта простая исторiя доказываетъ, что китайское правительство вовсе не желало запрещать христiанство   пока не сочло миссiонеровъ передовыми людьми непрiятельской армiи. Христiанство было запрещено, какъ запрещаются и теперь антиправительственные тайныя общества. Теперь проповѣдь христiанства снова свободна, но трудно думать, чтобы она была успѣшна. Въ Манильѣ ее никто не стѣснялъ, а между тѣмъ новообращенныхъ китайцевъ мало.  Iезуиты   возобновила свою дѣятельность въ Китаѣ еще въ 1840 г., не до сихъ поръ не имѣли большего успѣха. Во всякомъ случаѣ нельзя не отдать должной справедливости   ихъ благотворительнымъ заведенiямъ, ихъ школамъ, гдѣ китайцы-философы преподаютъ   языческiя   философскiя идеи, ихъ самоотверженiю, и ловкости, съ которой они помогаютъ нуждающемуся  населенiю.   Вообще,   по поводу   миссiонеровъ разныхъ   исповѣданiй, должно сказать, что они грѣшатъ другъ противъ, друга   и  противъ дѣла, за которое взялись, тѣмъ,   что   перебраниваются   весьма  неприличнымъ образомъ. Особенно плохи въ этомъ   отношенiи   методистскiе  миссiонеры, которые постоянно дразнятъ католиковъ словами, въ родѣ Mariolatry.

         10 Слова эти взяты изъ другой книги, изъ «La Chine devant 'Europe" маркиза Герве. Мы позволили себѣ вклеить ихъ сюда,   потому что мысль у Гюка та же.

11 Безчисленныя толпы пекинскихъ нищихъ получили даже признанное правительством устройство. У нихъ есть свой царь нищихъ.