О гомеопатiи.

(Письмо князю В. Ѳ. Одоевскому*)

Д–ра В. И. Даля.


Вы хотѣли знать, любезный другъ, какимъ образомъ я убѣдился въ дѣйствительности гомеопатической медицины и призналъ, вопреки прежняго мнѣнiя моего, основательность этой школы — охотно разскажу вамъ это во всей подробности; напечатайте, если хотите, письмо мое; я обязанъ отчетомъ этимъ и свѣту, по крайней мѣрѣ тѣмъ, которые читали то, что писалъ я прежде противъ гомеопатiи.
Всѣ науки, всѣ отрасли учености составляютъ какую–то смѣсь неточностей и правды, несомнѣнныхъ истинъ и догадокъ, тонкихъ, глубокомысленныхъ умозрѣнiй и грубыхъ, иногда довольно забавныхъ ошибокъ — обстоятельство крайне неблагопрiятное, но неизмѣняемое; гдѣ только человѣкъ дѣйствуетъ умомъ, соображаетъ и заключаетъ, тамъ ошибки и погрѣшности неизбѣжны; это понятно. Но какимъ образомъ явленiя, подлежащiя повѣркѣ пяти чувствъ, могутъ быть опровергаемы одною школою, какъ безусловно–ложныя, между тѣмъ какъ другая школа признаетъ ихъ видимою, неоспоримою истиною? Это, согласитесь, болѣе нежели странно и непонятно, это непростительно. Чему вѣрить въ наукѣ, если и самый опытъ не можетъ служить руководителемъ нашимъ, если нѣтъ пробнаго оселка ни на что, между тѣмъ какъ здравый смыслъ, разсудокъ намъ говоритъ, что дѣло подлежитъ опыту, чувствамъ, и что одинъ только опытъ и чувства эти могутъ рѣшить недоумѣнiе? Неужели мнѣ слѣпо вѣрить словамъ и не добиваться до того, чтобы ощущать вещь и дѣло пальцами, глазами, ухомъ, если дѣло это подлежитъ повѣркѣ чувствъ моихъ? Неужели ссылаться всегда только на то, что говорили и испытали другiе, а самому сидѣть сложа руки? Извините и не осудите: я знаю, что вы вовсе не этого мнѣнiя; но самое дѣло повело меня невольно на этотъ вопросъ — дѣло, о которомъ ученые и неученые цѣлой Европы спорятъ уже болѣе четверти вѣка, а воля ваша, ларчикъ отпирается очень просто — стоитъ только приняться за дѣло и испытать его самому. Опытъ, несомнѣнный и неоспоримый опытъ, рѣшитъ споръ, и непростительно, непонятно, непостижимо, какъ можно спорить и торговаться о явленiи, которое подлежитъ нашимъ чувствамъ. Въ особенности это обязанность каждаго добросовѣстнаго и благомыслящаго врача. Тридцатилѣтнему практику, заслуженному ветерану, можно сказать, не уронивъ достоинства своего: «я уже старъ, вѣкъ свой отжилъ, и меня на новую науку не станетъ; я держусь того, что знаю, чѣмъ успѣвалъ 30 лѣтъ — пусть дѣти мои принимаются за указку, это ихъ обязанност». Но молодымъ собратамъ моимъ, которые только что собираются пожить на свѣтѣ и обрекли себя на пользу и спасенiе страждущихъ, имъ, воля ваша, непростительно коснѣть въ колеѣ своей, довольствуясь общею отговоркою: «это вздоръ и не стоитъ никакого вниманiя». Нѣтъ, господа, прежде испытайте добросовѣстно, основательно, и потомъ говорите — тогда вы гласны.
О гомеопатiи говорено и писано очень много — по мнѣнiю нѣкоторыхъ, слишкомъ много, по мнѣнiю другихъ, слишкомъ мало. Держитесь того или другаго мнѣнiя, какъ вамъ угодно, но вы должны будете сознаться, что дѣло о сю пору еще не рѣшено; слѣдовательно о немъ потолковать можно, особенно, если сообразить важность предмета: быть гомеопатiи, или не быть. Больно и жалко видѣть и слышать, какъ переливаютъ изъ пустаго въ порожнее, спорятъ на обумъ, догадываются, предполагаютъ и заключаютъ, гдѣ обязанность каждаго честнаго врача изслѣдовать и убѣдиться опытомъ, ложь ли это или правда? Дѣло слишкомъ важно, господа; его нельзя оставить безъ вниманiя; люди ждутъ развязки отъ насъ, и имѣютъ полное право требовать ея. А мы дразнимъ другъ друга, ссоримся и миримся, принимаемъ или отвергаемъ то или другое ученiе, признаемъ и превозносимъ то, съ которымъ сблизили насъ случай и обстоятельства; презираемъ другое, отвѣчаемъ любопытнымъ: это вздоръ, вымыселъ или обманъ — а между тѣмъ вопрошающiй нисколько не удовлетворенъ, потому что онъ слышитъ съ другой стороны почти тоже, и слышитъ еще объ опытахъ, подтвержденныхъ и засвидѣтельствованныхъ людьми, заслуживающими ни чуть не меньше довѣрiя, какъ самодовольные отразители; слышитъ и видитъ, что люди, которымъ мы, до времени и причины, вовсе невправѣ отказать въ довѣренности, называютъ насъ жалкими коновалами, а свое ученiе превозносятъ, какъ небывалое единственное въ своемъ родѣ открытiе! Помилуйте, господа, кому же вѣрить? О, если вы не испытали этого сами, то вы не знаете, какъ тяжко и грустно избирать больному и приближеннымъ его между этими двумя крайностями; два умныхъ, искусныхъ и обожаемыхъ въ своемъ кругу врача не могутъ сойтись для обоюднаго совѣщанiя у изголовья умирающаго, потому что они другъ друга не цѣнятъ, не понимаютъ, а называютъ, каждый одинъ другаго, невѣждою или обманщикомъ! Не грустно ли это? а чья вина? тѣхъ, которые упорно и настойчиво уклоняются отъ опыта. Почти всѣ гомеопаты были нѣкогда аллопатами, учились по–крайней мѣрѣ Иппократовой медицинѣ; но ни одинъ аллопатъ не былъ гомеопатомъ.
Обращаюсь ко всѣмъ почтеннымъ собратамъ моимъ по званiю въ цѣлой Россiи, неужели чувство собственнаго достоинства не возстанетъ въ каждомъ изъ насъ противъ этого недостойнаго поруганiя науки и искусства и самаго священнаго званiя? Рѣшите дѣло; изобличите обманщиковъ, или признайте истину ихъ ученiя; одинъ человѣкъ не въ состоянiи этого сдѣлать; но общiя силы, союзъ ученыхъ, благомыслящихъ и заслуживающихъ общее довѣрiе людей — напримѣръ С.–Петербургское Общество Русскихъ врачей — могли бы сдѣлать это и соорудили бы себѣ этимъ въ бытописанiи врачебной науки и въ заслугахъ человѣчеству несокрушимый и вѣчный памятникъ.
Разберемъ дѣло и опредѣлимъ, что именно требуется, на первый случай рѣшить, въ чемъ именно состоитъ главнѣйшiй основной вопросъ?
Гомеопатическое ученiе отличается отъ аллопатическаго двумя основными положенiями своими, составляющими краеугольный камень цѣлаго зданiя: 1) употребленiемъ средствъ подобно дѣйствующихъ, производящихъ въ здоровомъ тѣлѣ болѣзнь, сходную съ исцѣляемою, и 2) употребленiемъ средствъ этихъ въ безконечно малыхъ прiемахъ, изготовляемыхъ посредствомъ перетиранiя или перебалтыванiя. Оставимъ теперь всѣ побочныя и окольныя обстоятельства, обратимся къ этому двоякому началу ученiя и постараемся изслѣдовать его поближе.
Дѣйствительно ли гомеопаты употребляютъ средства сообразно съ естественными ихъ цѣлебными силами? это вопросъ сложный, обширный, на который могутъ отвѣчать грядущiя только поколѣнiя, основываясь на долговременныхъ опытахъ. Но заключаютъ ли въ себѣ безконечно растертыя и разжиженныя снадобья эти какую–либо силу, могутъ ли они быть причиною какого–либо влiянiя и измѣненiя въ живомъ человѣческомъ тѣлѣ — вотъ сущность того, въ чемъ заключается нынѣ вопросъ о годности или негодности гомеопатiи, вопросъ, привлекающiй на себя общее вниманiе врачей и неврачей, больныхъ и здоровыхъ, и вотъ вопросъ, который не трудно, казалось бы, разрѣшить, потому что десять, а много двадцать опытовъ, которые можно произвести въ нѣсколько дней, необходимо должны рѣшить недоумѣнiе наше и вмѣстѣ съ тѣмъ опредѣлить истину или ложность, основательность или пустословiе ученiя гомеопатовъ. Въ этомъ одномъ, согласитесь, довольно простомъ вопросѣ — оказываютъ ли безконечно малые прiемы лѣкарственныхъ средствъ, изготовленныхъ по предписанiю гомеопатовъ, оказываютъ ли они какое–либо дѣйствiе и влiянiе на составъ живаго человѣческаго тѣла? — въ одномъ вопросѣ этомъ заключается весь споръ, всѣ недоумѣнiя наши; ибо, если средства эти ничтожны, если порошки гомеопатовъ никакого дѣйствiя произвести не въ состоянiи, кромѣ дѣйствiя простаго сахарнаго или крахмальнаго порошка, то ученiе разрушается само собою и не заслуживаетъ никакого вниманiя; тогда уже намъ нѣтъ рѣшительно никакой нужды до прочихъ началъ его, потому что все ученiе играетъ мечтой, вымысломъ. Если же въ этихъ безконечно–малыхъ частицахъ заключается лѣкарственная сила, то она можетъ быть примѣнена къ исцѣленiю, обращена въ силу цѣлебную — и самое исцѣленiе недуговъ посредствомъ ея возможно, сбыточно, и школа Ганемана основала ученiе свое на новомъ доселѣ неизвѣстномъ явленiи природы, которое и заслуживаетъ въ этомъ случаѣ полнаго нашего вниманiя. Слѣдуетъ ли тогда предпочесть ученiе Ганемана старому, испытанному ученiю Иппократа и послѣдователей его — это вовсе иной, и здѣсь, по крайней мѣрѣ на первый случай, постороннiй вопросъ. Если гомеопатъ и аллопатъ сойдутся только до того, что будутъ взаимно довѣрять другъ другу, если не станутъ называть себя взаимно обманщиками, невѣждами; тогда пусть каждый изъ нихъ слѣдуетъ тому ученiю, которое, по убѣжденiю его, преимущественнѣе другаго, такъ точно, какъ и нынѣ очень нерѣдко врачи одной и той же аллопатической школы даютъ въ одной и той же болѣзни различныя средства, каждый въ той увѣренности, что достигнулъ своимъ путемъ одной и той же цѣли. Но тогда уже они, гомеопатъ и аллопатъ, не станутъ безчестить званiя своего, не будутъ называть другъ друга пройдохами, гаерами, обманщиками, а подадутъ одинъ другому руку братской помощи — и каждому воздастся свое. И такъ если рѣшимъ положительно — заключается ли въ гомеопатическихъ прiемахъ какая–либо лѣкарственная сила, или нѣтъ? — то этимъ самымъ рѣшимъ несомнѣнно и судьбу этого ученiя, опредѣлимъ: быть ли ему, или не быть? Если мнѣ скажутъ на это, что гомеопатическое ученiе, принятое въ строгомъ значенiи слова, то есть, пользованiе помощiю сходнодѣйствующихъ (съ болѣзнiю) снадобiй, можетъ быть допущено и независимо отъ безконечно–малыхъ прiемовъ, то я буду отвѣчать, что это вовсе иное и здѣсь нѣкоторымъ образомъ постороннее дѣло, и самый строгiй аллопатъ дѣйствуетъ, можетъ статься, въ этомъ смыслѣ иногда гомеопатически, я говорю только о дѣйствительности средствъ, изготовленныхъ принятымъ у гомеопатовъ способомъ, и говорю, что сущность спора относится только до этихъ безконечно–малыхъ прiемовъ.
Странно и непостижимо, какимъ образомъ вовсе ложное ученiе, основанное на обманѣ, могло бы распространиться въ такой степени, какъ распространилось нынѣ ученiе Ганемана! Непостижимо, какъ тысячи, миллiоны людей, всѣхъ званiй и сословiй, а въ этомъ числѣ и люди образованные, ученые, не одна чернь, могли бы утверждать положительно и съ совершенною увѣренностiю, что испытали на себѣ силу и влiянiе средства, если бы сила эта была мнимая, вовсе не существующая! Согласитесь, что это было бы явленiе крайне странное и вовсе неутѣшительное. Чему вѣрить, къ кому и къ чему имѣть довѣрiе, если ложь и обманъ, въ соединенiи съ ошибками и заблужденiемъ, являются передъ нами съ этимъ мѣднымъ лбомъ, со всѣми признаками и примѣтами правды, со всѣми законными доказательствами на неопровержимую истину? Мнѣ скажутъ: «да мало ли суевѣрiй развилось въ народѣ, и народъ вѣруетъ въ нихъ слѣпо, упорно, развѣ это доказательство ихъ истины» На это я отвѣчу, что здѣсь уже рѣчь идетъ вовсе не о толпѣ, не о черни; образованные, умные, здравомыслящiе, ученые люди сотнями, тысячами признаютъ основательность Ганеманова ученiя, при чемъ всетаки прошу замѣтить, что ученiе это не расколъ, въ которомъ фанатики легко могутъ блуждать, и не толкъ философическiй; нѣтъ, это дѣло осязаемое, познаваемое пятью чувствами. Если же мы, не изслѣдовавъ дѣла, не доказавъ ничего, назовемъ людей этихъ поголовно шутами и чудаками, обманщиками и обманутыми, то согласитесь, что они имѣютъ полное право отвѣчать тѣмъ же — и дѣло опять кончится одною перебранкою и впередъ не подвинется ни на шагъ.
Сверхъ того, позвольте мнѣ замѣтить еще мимоходомъ: почти всѣ народныя повѣрья имѣютъ нѣкоторымъ основанiемъ истину; иногда, правда, довольно трудно доискаться корня и начала — такъ повѣрья эти искажены и переиначены — но искра истины таится въ нихъ почти всегда. Такъ, напримѣръ, я не призадумаюсь высказать передъ вами и передъ цѣлымъ свѣтомъ, что всеобщее суевѣрiе о сглаженiи, о порчѣ отъ глаза, не сказка, не басня, а быль — явленiе, основанное на естественныхъ законахъ природы. Не распространяясь объ этомъ, скажу только, во избѣжанiе недоумѣнiй, что повѣрье это нынѣ, по безусловной всеобщности своей, обратилось въ смѣшную сказку; но не подлежитъ сомнѣнiю, что есть люди, коихъ магнетическая сила глазъ сильно влiяетъ на человѣка слабѣйшаго и въ особенности на ребенка. Поэтому, возвратившись къ гомеопатiи нашей, скажемъ положительно, что здѣсь позволено благоразумному, добросовѣстному, благомыслящему человѣку только сомнѣваться; дѣло по себѣ, весьма не вѣроятно; а изнасиловать убѣжденiе свое, вѣрить вопреки убѣжденiю — невозможно. И такъ сомнѣваться, доколѣ неоспоримое доказательство насъ не убѣдитъ; а неоспоримое доказательство это и есть собственный опытъ подъ руководствомъ хорошаго гомеопатическаго врача.
Позвольте же мнѣ начать здѣсь съ себя, не потому, чтобы я въ спорѣ этомъ указалъ болѣе другаго, но потому, что я самъ себѣ ближе, могу говорить о самомъ себѣ подробнѣе, отчетистѣе, утвердительнѣе, нежели о какомъ бы то ни было постороннемъ лицѣ; потому, что намъ здѣсь дорогъ только собственный опытъ.
Я обучался въ Дерптскомъ университетѣ. Тамъ, въ мое время говорили о гомеопатiи — какъ говорятъ обыкновенно о проказахъ Картуша. Мнѣ и въ голову не приходило спорить, или даже сомнѣваться; я слѣпо вѣрилъ безконечно уважаемымъ мною и понынѣ наставникамъ, и мнѣ казалось горько и больно, что такой дерзкiй обманъ могъ найти столько послѣдователей и поборниковъ. Но мнѣ случилось однажды увидѣть своими глазами, что жаба (angina tonsillarum) была излѣчена совершенно, втеченiи нѣсколькихъ часовъ, однимъ гомеопатическимъ прiемомъ. Наблюденiе это меня крайне поразило. Но утро вечера мудренѣе. Переспавъ ночь, я стыдился легковѣрiя своего и старался самъ себя убѣдить, что это или обманъ, или ошибка въ наблюденiи съ моей стороны, или случайность. Но каково было мое изумленiе, когда одинъ изъ самыхъ основательныхъ, положительныхъ и осторожныхъ ученыхъ нашихъ, а именно г. профессоръ Заменъ, замѣтилъ однажды въ клиникѣ мимоходомъ, что несмотря на всѣ недостатки гомеопатическаго ученiя, дѣйствительность безконечно–утонченныхъ снадобiй его не подлежитъ, въ иныхъ случаяхъ, никакому сомнѣнiю, и присовокупилъ еще, со свойственною ему убѣдительною сухостiю, не терпящею никакой лжи, что онъ самъ испыталъ неоднократно дѣйствiе этихъ средствъ. Это было сказано человѣкомъ, къ которому я питалъ безконечное довѣрiе. Я не спалъ почти всю ночь: такъ работало во мнѣ сомнѣнiе, недоумѣнiе и жажда познать истину. Но вскорѣ здравый разсудокъ взялъ верхъ: я привелъ себѣ на память всѣ доказательства ничтожности безконечно–растертыхъ и разжиженныхъ снадобiй, и старался не думать болѣе объ этомъ дивѣ дивномъ, чудѣ чудномъ, отъ котораго у мыслящаго человѣка должна вскружиться голова и умъ можетъ зайти за разумъ. Короче, удобнѣе и сообразнѣе со здравымъ смысломъ было не вѣрить — и я не вѣрилъ.
Вслѣдъ затѣмъ, вступивъ на поприще службы, слышалъ, видѣлъ и читалъ я однѣ только жалобы на обманъ и наглую ложь гомеопатовъ. Военная жизнь и походы удалили меня отъ способовъ познать и испытать дѣло это основательно. Я не имѣлъ случая сойтись ни съ однимъ порядочнымъ, знающимъ и добросовѣстнымъ гомеопатомъ, я сходился съ однимъ или съ двумя такими, какiе есть и аллопаты, и которые, если не грѣшу, позволяли себѣ шарлатанить. Они, въ числѣ выздоровѣвшихъ отъ холеры, показывали такихъ, которые въ другой были болѣзни. Это вовсе отбило и вѣру и уваженiе мое къ этой школѣ: негодованiе мое возрастало и усиливалось — и я острилъ надъ гомеопатами, гдѣ и какъ случалось, полагая, что подобная галиматья и небывальщина достойны одного только посмѣянiя.
Наконецъ сошелся я, послѣ долгой разлуки, съ человѣкомъ, мнѣ очень близкимъ и несказанно много уважаемымъ: достоинства его оцѣнены уже нынѣ всею столицей. Признаюсь, мнѣ льстило, что мы сошлись съ нимъ во мнѣнiи о гомеопатiи и въ выводѣ изъ мнимыхъ опытовъ нашихъ. Я не призадумавшись принялъ предложенiе его осмѣять школу эту, по достоинству ея, въ глазахъ всѣхъ благомыслящихъ людей; выставить ее во всей наготѣ ничтожества, предостеречь легковѣрныхъ и опозорить обманщиковъ. Слѣдствiемъ этого была, составленная нами выдержка изъ книжки Симона, статья, напечатанная въ 1833 году въ «Сынѣ Отечества». Статья эта доказываетъ, что я безъ предубѣжденiя приступилъ впослѣдствiи къ опытамъ въ пользу гомеопатiи. Написавъ и напечатавъ подобную статью, право нелегко рѣшиться даже на новые опыты, и еще труднѣе убѣдиться въ несправедливости своей и покаяться, признать всенародно вину свою... Ей–ей никому не придетъ на умъ клеветать подобнымъ образомъ на свою голову, и легче, въ десять разъ легче и благоразумнѣе, но конечно не честнѣе, было бы остаться упорно при своемъ, или по крайней мѣрѣ молчать, сказавъ: спорь и рѣши кому охота; я свое сдѣлалъ — и теперь въ сторонѣ!
Въ такомъ положенiи было дѣло это, когда наконецъ судьба свела меня съ человѣкомъ, который держался ученiя гомеопатiи съ такою твердою, непоколебимою увѣренностiю*), что, послѣ долгихъ пренiй (которыя всегда оканчивались съ моей стороны тѣмъ, что я клялся не вѣрить, потому что не могу, покуда не убѣдятъ меня собственныя мои чувства), я просилъ и требовалъ опыта надъ самимъ собою — и опытъ былъ сдѣланъ, и не одинъ, а столько, сколько нужно было для совершеннаго убѣжденiя, для устраненiя всякаго сомнѣнiя о случайности посторонняго влiянiя. Подробности опытовъ этихъ я уже разсказалъ въ другомъ мѣстѣ**) и не стану ихъ вамъ повторять.
Теперь я осмѣлюсь спросить, что мнѣ оставалось дѣлать, вѣрить ли, или не вѣрить, когда я многократно испыталъ на себѣ самомъ и на другихъ дѣйствiе децилiонныхъ долей; держаться ли теорiи умозрѣнiя, которое говорило мнѣ тогда и говоритъ теперь, что все это вздоръ и быть не можетъ, или вѣрить опыту, тому ощущенiю, которое напоминало мнѣ ежеминутно о перемѣнѣ, происшедшей въ состоянiи здоровья моего? Прикажете ли, несмотря на всѣ личныя для меня невыгоды, признаться откровенно, что вѣрю, неохотно, принужденно, но вѣрю поневолѣ, или нагло запираться, и подымать по–прежнему дѣло на–смѣхъ, вопреки совѣсти и собственнаго убѣжденiя? Я знаю по опыту, что нелегко отступиться отъ слова, за которое, по крайнему разумѣнiю и убѣжденiю, стоялъ горою; нелегко принять и отстаивать другое, которое самъ называлъ доселѣ исчадiемъ сумасбродства и обмана. Насмѣшки, толки и пересуды — все это можетъ устрашить и застращать даже и честнаго, благомыслящаго человѣка. На тебя будутъ указывать, какъ на какого–то переметчика; немногiе тебя поймутъ, немногiе изъ немногихъ повѣрятъ чистотѣ твоихъ дѣйствiй и намѣренiй; станутъ искать скрытыхъ причинъ и пружинъ, побудившихъ тебя отщепиться, отложиться — словомъ, я самъ вижу, что гораздо выгоднѣе, спокойнѣе и безопаснѣе было бы остаться при старомъ мнѣнiи своемъ, предоставить споръ ретивымъ охотникамъ, притаиться въ тиши и отдать дѣло на власть судьбы.
Я испыталъ на себѣ два средства: древесный уголь и поваренную соль, то и другое въ гомеопатическихъ прiемахъ. Я испытывалъ средства эти нѣсколько разъ, получалъ порошки за печатью и запечатанную же записку, въ коей, подъ номерами, показано было, что заключалось въ порошкѣ. Я записывалъ припадки — послѣдствiя прiема, и потомъ уже распечатывалъ записку — и ни разу чувства мои меня не обманули: ни одного разу пустой, сахарный порошокъ не оказывалъ на меня дѣйствiя — если я не принималъ его непосредственно за лѣкарственнымъ порошкомъ, ни разу припадки отъ различныхъ средствъ не были одинаковы, или отъ одного и того же средства различны. То же нашелъ я, дѣлая опыты надъ другими. Само собою разумѣется, что опыты эти должны быть сдѣланы со всею строгостiю, отчетливостiю, и добросовѣстностiю, подъ руководствомъ гомеопатическаго врача, и что нельзя удовольствоваться однимъ или двумя опытами, но изслѣдовать дѣло съ терпѣнiемъ и постоянствомъ.
Невѣрующiе скажутъ мнѣ на это, какъ обыкновенно: ты ошибался, тебя обманывали, или ты обманывалъ самъ себя. Это конечно отвѣтъ самый короткiй и самый естественный. Если мнѣ кто–нибудь разсказываетъ вещь или дѣло, которое считаю безсмыслицей, и говоритъ при этомъ: «я самъ видѣлъ, самъ испыталъ» тогда мнѣ остается только отвѣчать ему: или ты лжешь, или ты плутуешь и ошибаешься.
Другъ и собратъ мой, не признавая опытовъ моихъ довольно убѣдительными, приступилъ самъ къ опытамъ, и напечаталъ и письмо мое къ нему, и отчетъ опытовъ своихъ. Но послѣднiй, по моему мнѣнiю, также не совсѣмъ удовлетворителенъ, не безпристрастенъ. Подробный разборъ всего этого былъ бы утомителенъ для васъ, и кромѣ того не повелъ бы ни чему; словопренiя въ этомъ дѣлѣ только отводятъ отъ мѣты, а не приближаютъ къ ней.
Положимъ, что дѣйствiя гомеопатическихъ прiемовъ на здороваго человѣка столь слабы и незначительны, что могутъ подвергнуться сомнѣнiю; положимъ, что этимъ путемъ трудно доказать то или другое; что предубѣжденiе съ обѣихъ сторонъ видитъ въ одномъ случаѣ дѣйствiе, гдѣ его, можетъ статься, нѣтъ вовсе, а въ другомъ не видитъ его, тамъ, гдѣ оно есть. Но неужели опыты надъ больными — гдѣ обстоятельства допускаютъ опыты эти и искусный гомеопатъ ручается за успѣхъ, которому больной вѣритъ и охотно предается волѣ гомеопата — неужели опыты эти, сколько–нибудь продолжительные, могутъ еще оставить невѣрующаго въ недоумѣнiи? Нѣтъ, этому я не вѣрю. Опровергаютъ только тѣ, которые не наблюдали вблизи дѣйствiя гомеопатовъ и лѣченiе ихъ; а кто видитъ и испытуетъ самъ, тотъ вѣритъ. Я приступилъ къ опытамъ надъ больными.
Слишкомъ четыре года прошло уже съ тѣхъ поръ, какъ перемѣнилъ я вовсе родъ службы и самое званiе свое; оставилъ, какъ говорится, врачебную практику, и вовсе не занимаюсь лѣченiемъ. Для меня, относительно выгодъ житейскихъ, рѣшительно все равно та ли, другая ли школа первенствуетъ; а это, позвольте замѣтить, обстоятельство немаловажное. Нехотя, и даже можетъ быть иногда безъ самосознанiя, люди упорно держались той или другой стороны потому, что она доставляла имъ не только способы существованiя, но довольство и избытокъ. Спрашиваю васъ по совѣсти: если бы я, какъ аллопатъ, жилъ въ большомъ городѣ, въ столицѣ; знанiе и искусство мое было бы признано всенародно, и я проживалъ бы въ честномъ избыткѣ, пользовался бы достаткомъ, любовью и уваженiемъ — не нуженъ ли для этого необыкновенный духъ, самостоятельность и правдивость, чтобы вдругъ отказаться самовольно отъ всего этого, начать учиться снова, объявить, что я блуждалъ 10, 15 лѣтъ, сознаться въ этомъ и сдѣлаться гомеопатомъ? Будущность для меня неизвѣстна. Не говоря о тревогѣ, которую произвелъ бы переворотъ этотъ по цѣлому городу, о несносномъ вниманiи зѣвакъ и любопытныхъ, которые будутъ мучить и терзать меня, доколѣ не обживусь я снова и новость не обратится въ старину, не говоря объ этомъ, я не знаю, добьюсь ли опять съ новой школой своей прежней славы, чести и дохода? Все это пугаетъ и стращаетъ меня прежде, нежели я успѣю обдумать дѣло, или, лучше сказать, я не хочу даже и думать о немъ, а остаюсь при своемъ — и раздражаемый почасту похвалами, похвальбою и нападками гомеопатовъ, начинаю козырять и самъ; дѣло надоѣдаетъ мнѣ, опостыло, опротивѣло — и согласитесь, я не могу уже быть судьею въ собственномъ своемъ дѣлѣ. Здѣсь лицепрiятiе неизбѣжно.
Итакъ, я снова принялся, на короткое время, за практику, съ тѣмъ, чтобы испытать гомеопатическiя средства въ болѣзняхъ. Здѣсь я убѣдился еще болѣе и положительнѣе, что средства эти дѣйствуютъ, дѣйствуютъ иногда удивительно скоро, сильно и спасительно.
Arnica, будучи принята внутрь гомеопатически, обратила на себя полное вниманiе мое, какъ удивительно цѣлебное средство при разныхъ ушибахъ. У меня записано болѣе двадцати такихъ наблюденiй, изъ коихъ я совершенно убѣдился, что Arnica дѣйствуетъ тутъ лучше и скорѣе пiявокъ, примочекъ и натиранiй.
Въ летучей ломотѣ (не въ костоломѣ) Bryonia приноситъ скорую временную помощь, такъ–что дѣйствiе средства неоспоримо.
Я встрѣтилъ однажды въ Новоселкахъ (въ деревнѣ г. Балкашина) мальчика, который уже болѣе года одержимъ былъ laryngitide chronica. Онъ потерялъ голосъ вовсе, такъ–что даже и шопотомъ не могъ уже говорить внятно. Одинъ прiемъ Spongiae tostae возвратилъ ему голосъ черезъ ночь. Свидѣтелемъ былъ, между прочимъ, и самъ г. Балкашинъ. Но на что я привожу свидѣтелей? Если захотятъ подозрѣвать меня въ подлогѣ, то свидѣтели могутъ подвергнуться тому же подозрѣнiю; если же скажутъ: я ошибался, видѣлъ дѣло не такъ, какъ оно было, то вмѣстѣ со мною могли ошибаться и свидѣтели.
У одной женщины показалось затвердѣнiе въ правой груди. Одинъ прiемъ Carbonis animalis разрѣшилъ вполнѣ затвердѣнiе это, и въ то же время произвелъ замѣчательное дѣйствiе — pruritum in partibus genitalibus на нѣсколько дней. Женщина не знала, что приняла, не знала, чего ожидать, а между тѣмъ описанное явленiе должно было слѣдовать прiему.
Spongia tosta оказываетъ весьма замѣтное дѣйствiе на зобъ. Это испыталъ я нѣсколько разъ.
Siliceа, въ ногтоѣдѣ (panaritium), испытана мною разъ восемь, и каждый разъ съ явнымъ и разительнымъ успѣхомъ. Больной палецъ только обмывался, разъ или два въ день, лѣтнею водою; пластыри, припарки и примочки были удалены. Боль, краснота и опухоль всей руки, иногда выше локтя, проходили обыкновенно въ сутки; здѣсь не только чувство больнаго, но и наблюденiе посторонняго человѣка убѣждало въ дѣйствительности средства.
Говоря напередъ о хроническихъ болѣзняхъ, не могу не упомянуть объ одномъ чрезвычайно замѣчательномъ случаѣ. Оренбургскаго войска г. войсковой старшина Харитоновъ обратился ко мнѣ лѣтомъ 1836 года, жалуясь на постепенную утрату зрѣнiя. Всѣ предметы являлись какъ въ дыму, и очки не помогали. Осмѣлюсь замѣтить, что глазныя болѣзни, и въ особенности операцiи, всегда были любимою и избранною частiю моею въ области врачебнаго искусства. Я сдѣлалъ уже болѣе 30 операцiй катаракты, посѣщалъ глазныя больницы въ обѣихъ столицахъ и вообще видѣлъ и обращался съ глазными болѣзнями не мало. Смѣю присовокупить это для того, чтобы по крайней мѣрѣ не слишкомъ поспѣшно встрѣтить возраженiе: это были не катаракты, ты ошибся. Разспросы и осмотръ больнаго удостовѣрили меня совершенно, что у него въ обоихъ глазахъ хрусталики, особенно въ срединѣ, начали затемняться; они были уже дымчатаго цвѣта; больной не могъ уже читать и видѣлъ, безъ всякой боли, при солнечномъ сiянiи гораздо хуже. Къ операцiи приступить было еще рано. Чтобы успокоить сколько нибудь больнаго, далъ я ему нѣсколько гомеопатическихъ порошковъ Pulsatillae, не ожидая впрочемъ самъ отъ этого хваленаго средства значительной помощи. Но каково было мое изумленiе, когда зрѣнiе вскорѣ начало поправляться, недѣль черезъ 8 или 9 возстановилось въ весьма значительной степени, и въ хрусталикахъ не осталось никакого видимаго слѣда туска! Сказка, господа, не правда ли? Я опять уже ошибся, не доглядѣлъ, оступился или промолвился? Я нисколько не удивляюсь вашему невѣрiю; дѣло должно казаться нелѣпымъ, и я, опять зря, долженъ согласиться съ тѣми, которые находятъ, что было бы гораздо благоразумнѣе и осторожнѣе не разглашать такихъ вѣстей по бѣлому свѣту, чтобы не быть осмѣяннымъ, а молчать и предоставить другимъ неблагодарный трудъ ратоборствовать на этомъ сомнительномъ поприщѣ. Однако же я имѣлъ случай испытать то же средство еще раза четыре, при началѣ образующейся катаракты (cataracta incipiens), когда глаза были уже въ такомъ положенiи, что съ трудомъ только, присматриваясь въ близи и отворачиваясь отъ окна, могли распознавать знакомое лице. Во всѣ четыре раза гомеопатическое средство оказало свое пособiе. Одинъ изъ этихъ четырехъ человѣкъ былъ мальчикъ помѣщика Хоменки. Навѣдавшись ко мнѣ, чтобы сказать спасибо за помощь, удивилъ онъ меня не мало слѣдующими словами:«когда я принялъ первый порошокъ, то я, сударь, было испугался; совсѣмъ потемнѣло въ глазахъ — и я сталъ видѣть хуже прежняго; потомъ однакоже, благодаря Бога, со дня на день становилось лучше, и, мѣсяца въ два, глаза очистились, только самая малость тумана остала».
Доселѣ говорилъ я о болѣзняхъ хроническихъ; въ острыхъ дѣйствiе гомеопатическихъ средствъ несравненно явственнѣе, разительнѣе — и изумляло меня каждый разъ снова, когда случалось мнѣ быть свидѣтелемъ этого дѣйствiя.
Жаба, angina tonsillarum, болѣзнь довольно обыкновенная; ходъ и теченiе ея извѣстны въ подробности; но средства аллопатическiя рѣдко оказываютъ значительную, или по крайней мѣрѣ скорую помощь. Испытайте въ этой болѣзни гомеопатическое лѣченiе, и если вы, положивъ руку на сердце, отъ чистой совѣсти скажете мнѣ: не помогаетъ — то намъ останется только развѣ принять въ основанiе гомеопатiи еще новое чудо, а именно, что средства гомеопатическiя оказываютъ дѣйствiе свое только въ рукахъ гомеопатовъ; иначе я не съумѣю растолковать этого, потому что Belladonna, въ гомеопатическомъ прiемѣ, уничтожаетъ жабу въ нѣсколько часовъ, а много въ сутки — и больной здоровъ. Это испыталъ я по крайней мѣрѣ двадцать разъ. Надобно однако же замѣтить, что опытъ этотъ лучше дѣлать посовѣтовавшись съ гомеопатическимъ врачемъ; есть случаи, гдѣ Belladonna останется недѣйствительною, и надобно прибѣгнуть къ другому средству.
Я испыталъ также, однажды, гомеопатическое средство въ довольно значительномъ воспаленiи легкихъ, вмѣсто кровопусканiя, на что настоялъ бы всякiй благоразумный аллопатическiй врачъ: больной получилъ втеченiи нѣсколькихъ часовъ три или четыре прiема Aconiti; первый прiемъ доставилъ, чрезъ полчаса, значительное облегченiе, а чрезъ двое сутокъ не оставалось и слѣда болѣзни; больной, Башкиръ, сидѣлъ уже на конѣ и пѣлъ пѣсни.
Наконецъ и въ заключенiе долженъ я упомянуть еще объ одномъ случаѣ, врѣзавшемся въ память мою, въ память ума и сердца, глубокими, неизгладимыми чертами. Единственное мое дитя, сынъ, одного года, заболѣлъ крупомъ. Я былъ въ это время въ отсутствiи, и когда воротили меня черезъ нарочнаго, то я засталъ ребенка уже здоровымъ. Корпусный докторъ нашъ, г. статскiй совѣтникъ Бидерманъ, пользовалъ его гомеопатически. Признаюсь теперь откровенно, несмотря на безпредѣльную признательность мою къ нашему избавителю, мнѣ въ то время невольно приходило въ голову, что это былъ, можетъ статься, не крупъ, хотя подробные разспросы мои у жены не оставляли мнѣ почти никакого сомнѣнiя.
Прошло около году. Я опять былъ въ недальной отлучкѣ — и опять роковой казакъ встрѣтилъ меня съ запиской, гдѣ было сказано, что ребенокъ занемогъ снова тою же самою болѣзнiю, какъ тогда. Прибывъ съ возможною поспѣшностiю домой, засталъ я у себя старшаго лѣкаря, г. доктора Колышко, который по дружбѣ къ нашему дому, навѣстилъ ребенка уже разъ пять или шесть впродолженiи нѣсколькихъ часовъ, но ожидая меня съ минуты на минуту, не рѣшился приступить ни къ чему, ибо гомеопатическимъ лѣченiемъ не занимался, а въ пользѣ аллопатическаго, при очевидной опасности, также не былъ увѣренъ. Г. корпусный докторъ былъ въ это время въ отсутствiи.
Выждавъ первый припадокъ или приступъ, нашелъ я, что сынъ мой дѣйствительно занемогъ крупомъ (что призналъ докторъ Колышко еще до моего прибытiя). Не стану описывать припадка этой болѣзни. Если же опять спросятъ меня, потряхивая головою: «да полно, крупъ ли это былъ?» то, кромѣ свидѣтельства аллопатическаго медика, долженъ я замѣтить разъ навсегда, что ошибаться можно въ распознаванiи болѣзней разъ и два и три, но не каждый разъ; нельзя же, чтобы всѣ гомеопаты всегда ошибались въ этомъ, между тѣмъ какъ разсказамъ аллопата вѣритъ всякiй, доколѣ не изобличитъ ихъ въ ошибкѣ. Если же захотятъ подозрѣвать при этомъ добросовѣстность мою, то на это у меня отвѣта нѣтъ и не будетъ; для такихъ людей я и не пишу и имъ не слѣдовало бы и читать разсказа моего, потому что онъ не можетъ принести имъ никакой пользы.
Докторъ Колышко, принимавшiй такое родное участiе въ семейномъ горѣ моемъ, перевелъ духъ и отеръ потъ съ чела, когда я прибылъ, и сказалъ: «дѣлайте теперь что хотите; рѣшите сами, къ чему приступить; но, Бога ради, не теряйте времени и не полагайтесь на сомнительно».
Быть вмѣстѣ и отцемъ и врачемъ — это обязанность крайне тяжелая, и тѣмъ болѣе еще, если отцу–врачу достанется рѣшить подобную задачу. Тяжело налегло у меня на сердцѣ. Я хотѣлъ было отдать ребенка въ полное распоряженiе заботливаго и знающаго врача–аллопата, но рѣшился напередъ просить его, чтобы онъ, бывшiй съ самаго начала свидѣтелемъ болѣзни и судящiй о ней вѣроятно хладнокровнѣе моего, сказалъ мнѣ, чего онъ надѣется отъ обыкновеннаго способа лѣченiя. Онъ отвѣчалъ мнѣ со вздохомъ: «Вы сами знаете, что эта болѣзнь крайне опасна, и что довольно трудно съ нею совладѣть...» Это меня рѣшило. Я объявилъ положительно, что буду самъ пользовать сына своего гомеопатически, тѣми же средствами, которыя спасли его съ годъ тому назадъ, и приставилъ только, по убѣжденiю г. Колышко, двѣ пiявки къ горлу дитяти; Aconitum, потомъ Spongiа tosta и наконецъ Hepar sulph. исцѣлили его совершенно. Уже послѣ прiема первыхъ двухъ средствъ не было сильнаго приступа и ребенокъ оставался веселымъ и спокойнымъ, только хрипота особеннаго рода, измѣненiе голоса и по временамъ свистъ продолжались нѣсколько дней. Послѣ перваго прiема Spongia былъ ночью одинъ только приступъ или припадокъ чѣмъ болѣзнь и прекратилась, а постепеннаго уменьшенiя и облегченiя припадковъ, съ возрастающими между ними промежутками, какъ это бываетъ при обыкновенномъ лѣченiи крупа, здѣсь не было вовсе. Болѣзнь пресѣклась, остановилась, не достигнувъ высшей степени и не исполнивъ обычнаго теченiя своего. Кому угодно, или кто по совѣсти можетъ, пусть приписываетъ все это пiявкамъ, или, пожалуй, случаю, случайности, природѣ. Я изложилъ дѣло въ такомъ видѣ, какъ оно было, и болѣе съ тою цѣлiю, чтобы показать вамъ личное мое убѣжденiе и вѣру въ гомеопатiю, чтобы устранить возгласы, подобные тому, который недавно сдѣланъ былъ какимъ то острякомъ въ «Сѣверной Пчелѣ». Онъ восклицаетъ: «Укажите мнѣ гомеопата, который бы пользовалъ дѣтей своихъ, въ опасныхъ болѣзняхъ, гомеопатически — и я повѣрю» Я могу ошибаться, какъ человѣкъ, но то, что говорю и утверждаю, говорю добросовѣстно, по крайнему разумѣнiю и убѣжденiю. Мнѣ еще остается повторить здѣсь, что разъ и два и три можно ошибиться, можно и должно усомниться въ дѣйствiи средства, можно и должно подозрѣвать, что скромная природа, совершивъ чудо это, желала предоставить намъ только хвалу и честь и славу, я даже увѣренъ и убѣжденъ, что это нерѣдко случается; но, господа, если успѣхъ каждаго удачнаго гомеопатическаго лѣченiя приписывать безъ разбора и безъ дальнѣйшихъ околичностей матери–природѣ, то кому или чему приписать успѣхи лѣченiя аллопатическаго, и какимъ образомъ объяснить чудо это, есть болѣзни, которыя исцѣляются природою всегда вѣрно, скоро и несомнѣнно, если этому исцѣленiю предшествовалъ извѣстный ничтожный прiемъ, въ противномъ же случаѣ болѣзнь всегда беретъ иной ходъ, по крайней мѣрѣ не прерывается вдругъ, безъ послабленiя и постепеннаго упадка? Чѣмъ это объяснить? Я опять–таки попрошу обратить вниманiе на замѣчательное и вѣрное гомеопатическое исцѣленiе жабы, какъ на явленiе очевидное и чрезвычайное, и осмѣлюсь спросить: если болѣзнь эта, обыкновенно довольно скучная, упорная и продолжительная, если она прекращается каждый разъ въ теченiи немногихъ часовъ отъ одного ничтожнаго прiема, то неужели тотъ, кто испытываетъ это десять, двадцать разъ сряду, будетъ глядѣть вамъ прямо въ глаза, не смигнетъ и скажетъ: «это случай; болѣзнь и 20 разъ можетъ пройти сама собою» И неужели такой человѣкъ заслуживаетъ въ глазахъ вашихъ больше довѣрiя, нежели тотъ, кто при явленiи этомъ усомнится, призадумается и наконецъ разсудитъ, что природа не можетъ же обманывать насъ такимъ образомъ каждый разъ, при каждомъ новомъ опытѣ? Иначе не было бы никакой нужды лѣчиться. Къ чему же пiявки и мушки и летучiя мази и несносныя для больнаго полосканья, при коихъ болѣзнь тянется нерѣдко двѣ, три недѣли, и наконецъ всетаки частенько переходитъ въ нагноенiе? Къ чему это все, если природа исцѣляетъ и сама собою каждый разъ въ теченiи нѣсколькихъ часовъ при одномъ но дѣйствительномъ гомеопатическомъ прiемѣ? Если такъ, то не лучше ли потѣшать эту упрямую природу, какъ тѣшатъ любимаго баловня въ семьѣ, дать, разсмѣявшись на странныя причуды ея, прiемъ вздорнаго, пустаго, но совѣстно изготовленнаго средства, и избавить больнаго отъ тягостной, несносной болѣзни, которая не даетъ ни говорить, ни глотать по цѣлымъ днямъ и недѣлямъ.
Но довольно. Я и такъ, можетъ быть, употребилъ во зло терпѣнiе ваше. Я говорилъ о предметѣ, который привлекаетъ на себя и въ полной мѣрѣ заслуживаетъ вниманiе цѣлаго мiра, а слѣдовательно и вниманiе Русскихъ, и Русскихъ врачей въ особенности. Что, если бы общество, основавшееся у насъ въ столицѣ для распространенiя и повѣрки наблюденiй и открытiй, посвятило нѣсколько мѣсяцевъ на добросовѣстное изслѣдованiе важнѣйшаго изъ всѣхъ современныхъ врачебныхъ вопросовъ; что такое гомеопатiя? и если бы почтенное и ученное общество это объявило во всеуслышанiе выводы своихъ наблюденiй? Гомеопатiя нынѣ до того распространилась всюду, что если бы она даже была и въ самомъ дѣлѣ обманъ и суевѣрiе, то стоило бы, убѣдившись въ томъ собственнымъ опытомъ, противодѣйствовать такому вредному лжеученiю. Кажется, это было бы дѣло вполнѣ достойное общества русскихъ врачей. А что, если это не обманъ и не вымыселъ, если это истина? Что тогда скажутъ внуки, правнуки наши о XIX вѣкѣ, гордящемся просвѣщенiемъ своимъ.
Взгляните на Германiю, Францiю, Англiю, Швейцарiю, Италiю, Данiю, Сѣверную Америку — посмотрите списки гомеопатовъ, остановитесь на каждомъ имени, извѣстномъ въ ученомъ мiрѣ, и спросите себя: «и этотъ лжетъ или блуждаетъ?» и вы устанете, господа, а можетъ статься, и покраснѣете невольно и призадумаетесь. Взгляните на каталоги, бездны гомеопатическихъ книгъ, журналовъ, газетъ, и дайте сами себѣ отчетъ: возможное ли, сбыточное ли дѣло, чтобы все это было соткано изъ обмана, плутовства и заблужденiй? Не забудьте, что у гомеопатовъ теорiи еще нѣтъ, а есть одна только практика, опытъ; что много, и съ году на годъ болѣе, врачей переходятъ отъ стараго ученiя къ новому, но не слыхать что то о переходахъ обратныхъ: кто испыталъ однажды и убѣдился, того сбить съ пути и воротить трудно!
________


Краткiй очеркъ жизнедѣятельности
В. И. Даля.

В. И. Даль родился въ 1801 г. 10–го ноября, въ Луганскомъ заводѣ Екатер. губ. Отецъ его — датчанинъ, мать — нѣмка, урожденная Фрейтагъ. На 15 году Даль поступилъ въ морской кадетскiй корпусъ, откуда въ 1819 году выпущенъ мичманомъ въ Черноморскiй флотъ, съ которымъ участвовалъ во многихъ кампанiяхъ въ Балтiйскомъ, Черномъ и др. моряхъ. Въ 1824 г. произведенъ въ лейтенанты, но не удовлетворяясь военно–морской службой, а главное не бывъ въ состоянiи привыкнуть къ морской качкѣ, и чувствуя влеченiе къ изученiю медицины, онъ поступилъ на медицинскiй факультетъ дерптскаго (юрьевскаго) университета. Это было въ 1826 г., а въ 1829 году онъ окончилъ курсъ наукъ со степенью доктора медицины и хирургiи. Товарищами его по университету были Иноземцевъ и Пироговъ, которые цѣнили въ немъ его естественно–научную любознательность и выдающiяся его многостороннiя способности въ постиженiи и разработкѣ естественно–научныхъ вопросовъ. Съ полученной при выпускѣ высшей научной степенью онъ поступилъ врачемъ, а именно ординаторомъ подвижнаго госпиталя во 2–ю главную армiю, дѣйствовавшую противъ турокъ. Тутъ онъ вскорѣ получилъ за особыя оказанныя имъ услуги орденъ св. Анны и серебряную медаль на георгiевской лентѣ. На перевязочныхъ пунктахъ онъ получилъ возможность пройти практическую школу врачебнаго искусства, но тутъ, благодаря своей проницательности и чуткости натуры, онъ сталъ замѣчать всю несостоятельность вынесенной изъ университета врачебной науки, именно аллопатическаго способа лѣченiя. Но въ то время однако онъ былъ еще очень далекъ отъ гомеопатiи, несмотря на то, что уже тогда не могъ не имѣть о ней понятiе. И дѣйствительно въ его запискахъ имѣется его разсказъ о томъ, какъ, еще будучи студентомъ, ему случилось увидѣть собственными глазами, что жаба (angina tonsillaris) была излѣчена совершенно въ теченiе нѣсколькихъ часовъ однимъ гомеопатическимъ прiемомъ. «Наблюденiе это, говоритъ онъ, меня крайне поразило. Но утро вечера мудренѣе. Проспавъ ночь, я стыдился легковѣрiя своего и старался самъ себя убѣдить, что это или обманъ, или ошибка въ наблюденiи съ моей стороны, или случайность. Но каково было мое изумленiе, когда одинъ изъ самыхъ основательныхъ, положительныхъ и осторожныхъ ученыхъ нашихъ, а именно профессоръ Заменъ замѣтилъ однажды въ клиникѣ мимоходомъ, что, несмотря на всѣ недостатки гомеопатическаго ученiя, дѣйствительность безконечно–утонченныхъ снадобiй не подлежитъ въ иныхъ случаяхъ никакому сомнѣнiю, и присовокупилъ еще, со свойственной ему убѣдительной сухостiю, не терпящей никакой лжи, что онъ самъ испыталъ неоднократно дѣйствiе этихъ средствъ. Это было сказано человѣкомъ, къ которому я питалъ безконечное довѣрiе. Я не спалъ почти всю ночь; такъ работало во мнѣ сомнѣнiе, недоумѣнiе и жажда познать истину. Но вскорѣ здравый разсудокъ взялъ верхъ, я привелъ себѣ на память всѣ доказательства ничтожности безконечно растертыхъ и разжиженныхъ снадобiй и старался не думать болѣе объ этомъ дивѣ дивномъ, чудѣ чудномъ, отъ котораго у мыслящаго человѣка должна вскружиться голова и умъ можетъ зайти за разумъ. Короче, удобнѣе и сообразнѣе со здравымъ смысломъ было не вѣрить, — и я не вѣрилъ».
Это было въ первые почти года развитiя гомеопатическаго лѣченiя, когда въ Германiи, взволнованной реформой Ганемана, шли горячiе споры, раздѣлившiе врачей на два лагеря, на двѣ школы: старой и новой медицины. Споры въ то время велись и въ Дерптѣ, но споры не озлобленные, между поборникомъ новаго ученiя, докторомъ Штегеманомъ и профессоромъ Заменомъ. Но какъ мы только что видѣли изъ словъ Даля, первое знакомство съ гомеопатiей, вынесенное имъ изъ этого источника, хотя на нѣкоторое время и остановило его вниманiе и дало толчекъ его пытливому уму, но въ концѣ концовъ не привело ни къ чему, кромѣ сожалѣнiя и отрицанiя.
Принимая во вниманiе строго научное и глубоко серьезное вообще направленiе ума Даля, мы нисколько не удивляемся тому, что онъ уже тогда не примѣнялъ гомеопатическаго ученiя. Онъ не могъ этого сдѣлать со словъ хотя бы такого уважаемаго имъ учителя, какъ профессоръ Заменъ. Не наученный еще практическимъ опытомъ, а, напротивъ, обладая въ то время главнымъ образомъ теоретическими медицинскими познанiями, освященными вѣками, онъ не могъ сразу бросить старый и примкнуть къ новому, гомеопатическому лагерю. Только основательныя практическiя наблюденiя въ истинности и преимуществахъ гомеопатическаго метода могли убѣдить такого выдающагося врача и ученаго, какимъ былъ Даль. При томъ это не могло случиться раньше, чѣмъ онъ не убѣдился бы въ несостоятельности аллопатической системы. Поэтому мы видимъ, что хотя во время турецкой кампанiи и не разъ ему приходилось слушать споры о гомеопатiи, о которой въ армiи много толковали между врачами по поводу тульчинскихъ опытовъ гомеопата Германа, но Даль оставался еще при своихъ прежнихъ убѣжденiяхъ. Этому способствовало еще то обстоятельство, что въ 1829 году, командированный въ Яссы для борьбы съ холерой, Даль тамъ сошелся съ какимъ то иностранцемъ гомеопатомъ (Германомъ?) и просилъ его сдѣлать съ нимъ самимъ опытъ, но опытъ почему то не удался. А тутъ еще прiѣхалъ въ армiю д–ръ Зейдлицъ, котораго Даль уважалъ и считалъ своимъ другомъ и который считался непримиримымъ врагомъ гомеопатiи
Тѣмъ временемъ Даль, какъ мы уже выше сказали, ставъ лицомъ къ лицу съ примѣненiемъ на практикѣ аллопатической системы лѣченiя, началъ разочаровываться въ ней... Вслѣдствiе этого онъ болѣе сосредоточивалъ свою дѣятельность врача на хирургiи и офтальмологiи (оперативной) и, кромѣ того, обладая недюжиннымъ писательскимъ талантомъ, занялся литературными работами, которыя все болѣе поглощали его. Переведенный по окончанiи войны въ С.–Петербургскiй военно–сухопутный госпиталь, онъ близко сошелся съ Пушкинымъ, Жуковскимъ, Крыловымъ, Гоголемъ, Языковымъ, кн. Одоевскимъ и друг.
Интересно отмѣтить здѣсь, что Даль провелъ съ Пушкинымъ послѣднiе три дня его предсмертныхъ страданiй и получилъ отъ него съ его руки изумрудный перстень, такъ называемый талисманъ. Пушкинъ умеръ на рукахъ Даля въ буквальномъ смыслѣ слова.
Первый литературный опытъ Даля были «Русскiя сказки, Пятокъ первый», Спб. 1832 г., который однако навлекъ на него непрiятности со стороны правительства по доносу Булгарина. Это обстоятельство привело его въ Оренбургъ, гдѣ онъ прослужилъ семь лѣтъ. Въ это время, въ 1837 г., онъ сопутствовалъ наслѣднику (покойному Императору) Александру Николаевичу въ его хивинскомъ походѣ, послѣ чего, въ 1840 году, награжденъ орденомъ Станислава 2–й степени съ Императорской Короной. Небезъинтересно упомянуть, что еще много разъ въ своей жизни Даль удостоивался высшихъ отличiй за разныя полезныя для государства заслуги. Такъ, въ 1831 году, во время польской кампанiи, когда Даль, послѣ своей миссiи въ Яссахъ, снова явился на поляхъ битвъ, онъ выказалъ безпримѣрную находчивость и неустрашимое геройство въ совсѣмъ новомъ для него дѣлѣ: по недостатку инженеровъ въ корпусѣ Диригера онъ построилъ мостъ черезъ Вислу, переправившись чрезъ него съ небольшимъ отрядомъ солдатъ, послѣ чего успѣлъ лично разрушить мостъ, чѣмъ много способствовалъ успѣху войны. Кромѣ того онъ участвовалъ еще въ цѣломъ рядѣ сраженiй, за что ему пожалованъ былъ орденъ св. Владимiра 4 степ., бриллiантовый перстень и знакъ отличiя за военныя заслуги 3–й степени. До того еще, въ 1831 году, онъ награжденъ орденомъ Станислава 3 ст. и чиномъ надворнаго совѣтника.
Въ 1832 г. онъ перемѣнилъ службу и былъ опредѣленъ чиновникомъ особыхъ порученiй къ Оренбургскому военному губернатору въ чинѣ коллежскаго ассесора. Не оставляя другихъ медицинскихъ занятiй, онъ однако спецiально практиковалъ офтальмологiю, производя массу удачныхъ глазныхъ операцiй.
Въ Оренбургѣ же онъ впервые серьезно ознакомился съ гомеопатiей, благодаря поразившему его случаю излѣченiя хирургической болѣзни гомеопатическими лѣкарствами гомеопатомъ Лессингомъ. Рѣшивъ затѣмъ испытать на себѣ нѣсколько гомеопатическихъ лѣкарствъ въ безконечно–малыхъ дозахъ, онъ окончательно убѣдился въ ихъ несомнѣнномъ дѣйствiи даже на здоровый человѣческiй организмъ и съ этихъ поръ онъ становится ревностнымъ приверженцемъ этого новаго способа лѣченiя, не въ теорiи только, но и на практикѣ; гомеопатiя заставила его опять полюбить медицину, въ которой еще недавно онъ такъ больно разочаровался. Такой оборотъ въ его воззрѣнiяхъ тѣмъ болѣе замѣчателенъ и съ самой выгодной для ученаго врача стороны характеризуетъ Даля, что еще незадолго передъ тѣмъ онъ печатно возставалъ противъ гомеопатiи въ «Сѣверной пчелѣ» (1834 и 1835 гг.) и «Сынѣ Отечества» (1833 г.). Но уже въ «Современникѣ» (№ 12) 1838 года онъ является самымъ убѣжденнымъ и ярымъ поклонникомъ этого метода. Къ тому же времени относится крайне интересное письмо его къ кн. Одоевскому, предлагаемое здѣсь читателю.
Если принять во вниманiе какой нелестной еще репутацiей пользовалась въ тогдашнемъ обществѣ гомеопатiя, а также и то, что въ матерiальномъ отношенiи Даль нисколько не былъ въ то время обезпеченъ, то надо удивляться, что этотъ человѣкъ нашелъ въ себѣ столько нравственной прямоты и твердости, чтобы открыто и строго послѣдовать голосу внутренняго убѣжденiя, бросить дѣло, въ которое болѣе не вѣрилъ, и стать ревностнымъ гомеопатомъ. Съ той поры самыми любимыми его занятiями сдѣлались гомеопатическая практика и литературная дѣятельность. Въ послѣднемъ отношенiи, выпустивъ въ свѣтъ еще въ 1833 году первое изданiе своихъ «Былей и небылицъ» въ 3–хъ книжкахъ, Даль съ этихъ поръ даритъ публикѣ дары своихъ глубокихъ и многостороннихъ наблюденiй, какъ ученаго врача практика, такъ и бывалаго человѣка, много знавшаго и много видѣвшаго. Объ этомъ свидѣтельствуетъ масса вышедшихъ изъ подъ его пера статей и изслѣдованiй, печатавшихся въ разныхъ журналахъ и обращавшихъ на себя всеобщее вниманiе. Особенно же замѣчателенъ его «Толковый Словарь», который Даль могъ составить только благодаря своимъ выдающимся этнографическимъ способностямъ и походной, какъ военнаго доктора, жизни, сталкивавшей его съ жителями разныхъ областей Россiи и во время которой онъ собиралъ матерiалъ для этого словаря. Словарь сталъ выходить лишь позднѣе, въ 1861 году, и удостоился Ломоносовской премiи. Въ 1838 году Даль былъ выбранъ за свои естественно–историческiя работы въ члены корреспонденты Императорской Академiи Наукъ; въ 1841 г. назначенъ секретаремъ къ товарищу Министра Удѣловъ Л. А. Перовскому и здѣсь получилъ награды: орд. св. Владим. 3 ст. и чинъ статск. совѣтника. Въ этомъ же году онъ написалъ свое изслѣдованiе «О народныхъ врачебныхъ средствахъ» (Журн. Мин. Вн. Дѣлъ, часть 3–я, 1841 г.), затѣмъ онъ сдѣлался завѣдующимъ особой канцелярiей Министра Внутреннихъ Дѣлъ, при чемъ вмѣстѣ съ И. Милютинымъ вводилъ Городовое Положенiе въ С.–Петербургѣ. Въ 1844 г. онъ предпринялъ поѣздку въ разныя губернiи, преимущественно сѣверныя. Въ 1845 г. получилъ знакъ отличiя безпорочной службы за 15 лѣтъ. Въ 1847 году избранъ дѣйствительнымъ членомъ–учредителемъ Русск. Географич. Общества и назначенъ редакторомъ для составленiя естественной исторiи какъ руководства для военно–учебныхъ заведенiй. Въ 1849 году назначенъ управляющимъ Нижегородской Удѣльной Конторой, на каковомъ посту прослужилъ 10 лѣтъ, послѣ чего вышелъ въ отставку и поселился въ Москвѣ.
Бiографiя В. И. Даля была бы не полна, еслибы мы не упомянули, что въ послѣднiе годы своей жизни онъ увлекался спиритизмомъ и сведенборгiанствомъ. Впервые, въ домѣ Даля съ экспериментальнымъ спиритизмомъ познакомился А. Аксаковъ, именно въ 1852 году. Благодаря своему пытливому уму и свойственной ему любознательности, онъ до конца жизни интересовался этой новой областiю знанiя, усердно посѣщая спиритическiе сеансы, происходившiе въ Нижнемъ–Новгородѣ, въ домѣ П. Л. Бетлинга. “Доказательствомъ того интереса”, говоритъ А. Аксаковъ (въ предисловiи къ переводу сочиненiя по спиритизму профессора Гера), «съ которымъ Даль, какъ истинный естествоиспытатель, относился къ спиритизму, служитъ тотъ фактъ, что онъ самъ принималъ участiе въ задуманномъ мною переводѣ Гера и перевелъ для меня нѣсколько главъ подлинника»... Даль несомнѣнно и въ эту науку внесъ бы не мало критическаго свѣта, если бы не былъ такъ погруженъ въ работу надъ своимъ безсмертнымъ трудомъ — «Толковымъ словаремъ живаго великорусскаго языка». — За годъ до смерти (онъ умеръ 22 сент. 1872 года) Даль принялъ православiе, бывъ до того времени лютераниномъ. Шагъ этотъ повидимому давно его занималъ и, быть можетъ, находился въ связи съ его спиритическимъ мiровоззрѣнiемъ. Во всякомъ случаѣ достойно глубокаго вниманiя, что душа такого серьезнаго мыслителя, какъ В. И. Даля, медика, естествоиспытателя и литератора, нуждалась въ религiозной вѣрѣ, которую по искреннему, конечно, убѣжденiю онъ обрѣлъ для себя именно въ формѣ православiя.
Источниками при составленiи настоящей бiографiи Даля служили: «Русскiй Архивъ» 1872 г., «Справочный Энциклопедич. Словарь» Старчевскаго, Спб. 1855 г., «Гомеопатiя въ Россiи» К. Боянуса, предисловiе А. Аксакова къ «Опытному изслѣдованiю спиритизма» проф. Роберта Гера.


Отдѣльный оттискъ изъ журнала «Врачъ–Гомеопатъ», № 8-й 1898 г. и № 1-й 1899 г.


_______



Списокъ исправленныхъ опечатокъ.


Стр. 4: <...>, въ чемъ именно состоитъ главнѣйшiй основной вопросъ?
Вмѣсто: <...>, въ чемъ именно состроитъ главнѣйшiй основный вопросъ?
Стр. 16: <...>, а въ пользѣ аллопатическаго, при очевидной опасности, также не былъ увѣренъ.
Вмѣсто: <...>, а въ пользѣ аллопатическаго, при очевидной оцасности, также не былъ увѣренъ.
Стр. 18: Я опять–таки прошу обратить вниманiе на замѣчательное и вѣрное гомеопатическое исцѣленiе жабы, <...>.
Вмѣсто: Я опять–таки прошу обратить вниманiе на замѣчательное и вѣрное гомеопатическо исцѣленiе жабы, <...>.
Стр. 18: Къ чему это все, если природа исцѣляетъ и сама собою каждый разъ въ теченiи нѣсколькихъ часовъ при одномъ но дѣйствительномъ гомеопатическомъ прiемѣ?
Вмѣсто: Къ чему это все, если природа исцѣляетъ и сама собою каждый разъ въ теченiя нѣсколькихъ часовъ при одномъ нодѣйствительномъ гомеопатическомъ прiемѣ.
Стр. 18: <...>, какъ тешатъ любимаго баловня въ семьѣ, <...>.
Вмѣсто: <...>, какъ тежатъ любимаго баловня въ семьѣ, <...>.
Стр. 19: Гомеопатiя нынѣ до того распространилась всюду, что если бы она даже была и въ самомъ дѣлѣ обманъ и суевѣрiе, <...>.
Вмѣсто: Гомеопатiя нынѣ до того распространилась всюду, что если бы онв даже была и въ самомъ дѣлѣ обманъ и суевѣрiе, <...>.
Стр. 19: Что тогда скажутъ внуки, правнуки наши о XIX вѣкѣ, гордящемся просвѣщенiемъ своимъ.
Вмѣсто: Что тогда скажутъ внуки, правнуки наши о XIX вѣкѣ, гордяшимся просвѣщенiемъ своимъ.
Стр. 19: <...>, и съ годъ на годъ болѣе, врачей переходятъ отъ стараго ученiя къ новому, но не слыхать что то о переходахъ обратныхъ: <...>!
Вмѣсто: <...>, и съ годъ на годъ болѣе, врачей переходятъ отъ стараго ученiя къ новому, но не слыхать что то о переходяхъ обратныхъ: <...>!

*) Печатая это письмо Владимiра Ивановича Даля, мы иополняемъ обѣщанiе, данное нами подписчикамъ въ "Хроникѣ" ноябрской книжки журнала за прошлый годъ, по поводу исполнившагося тогда двадцатипятилѣтiя со дня кончины этого извѣстнаго нашего писателя и врача. Оно заимствовано нами изъ “Журнала С.–Петербургскаго Общества врачей–гомеопатовъ” за 1875 годъ, редакторъ котораго, незабвенный В. Дерикеръ, снабдилъ его тогда слѣдующимъ примѣчанiемъ, не потерявшимъ интереса и теперь:
“Письмо это писано въ 1838 году, т. е почти сорокъ лѣтъ тому назадъ, но могло бы быть написано и вчера, до такой степени оно, по отношенiи къ господствующей факультетской медицинѣ, сохраняетъ свою своевременность и новость для тѣхъ, кому о томъ вѣдать надлежало бы. Мы перепечатываемъ его, во–первыхъ, какъ историческiй документъ, который мы обязаны сохранить; во–вторыхъ, потому что есть вещи, которыя мало сказать одинъ разъ: нужно повторять и повторять". Ред.
*) Это былъ покойный сочинитель «Монастырки», коего умъ и сердце требовали вѣры и глубокаго убѣжденiя.
**) “Сѣв. Пч.” 1834 и 1835 гг.
??

??

??

??

2


1