ПОЖАРЫ

_____

Вниманіе цѣлаго Петербурга занято теперь пожарами. Съ половины мая пожары стали особенно учащаться; въ нѣкоторые дни ихъ было по два, по три, а 23 мая было шесть. Наконецъ пожаръ 28 мая въ духовъ день поднялъ на ноги цѣлый Петербургъ. Въ этотъ день сгорѣло: толкучій рынокъ, щукинъ дворъ, министерство внутреннихъ дѣлъ, лѣсные дворы на правой сторонѣ Фонтанки, щербаковъ и чернышовъ переулки. Задуматься есть надъ чѣмъ. Главная бѣда майскихъ пожаровъ въ томъ, что всѣ страшные результаты ихъ обрушились на голову преимущественно недостаточныхъ нашихъ классовъ, нашего бѣднаго народа. На Охтѣ и въ Ямской — живутъ главнымъ образомъ бѣдняки, которые не могутъ приобрѣтать себѣ дорогихъ помѣщеній въ центральныхъ частяхъ города. Толкучій рынокъ — былъ преимущественно народнымъ рынкомъ. Тамъ одѣвался, ѣлъ и пилъ простой мужикъ, потому, что въ гостиномъ дворѣ на семь копѣекъ не найдешь себѣ обѣда, и за какихъ–нибудь пять рублей не купишь себѣ одежи. Тысячи рабочихъ и торговыхъ людей съ пожаромъ толкучаго рынка и щукина двора — потеряли насущный кусокъ хлѣба.

Но этого мало. Пожары и не думаютъ прекращаться. На другой и на третій день послѣ 28 числа были новые пожары, по два, по три, и даже болѣе на каждый день. Пожары возобновляются съ какою–то настойчивостью и нѣтъ причинъ полагать, чтобъ они перестали возобновляться на будущее время.

Ясное дѣло, что не всѣ пожары произошли только отъ неосторожности. Неслыханное количество ихъ самымъ естественнымъ образомъ наводитъ на мысль объ умышленныхъ поджогахъ. Народъ громко говоритъ о нихъ; толкуютъ о пойманныхъ мошенникахъ, о какой–то многочисленной шайкѣ, которая съ адскими цѣлями поджигаетъ столицу со всѣхъ сторонъ. Паническій страхъ одолѣлъ всѣхъ. Каждый жилецъ, каждый домохозяинъ только и ждетъ, что вотъ–вотъ въ какомъ–нибудь углу обнаружится пожаръ.

Кто же, спрашивается, эти поджигатели, мошенники, желающіе на несчастьи ближняго основать свое собственное счастье, или лучше, тоже несчастье?

Догадокъ въ народѣ ходитъ довольно. Одна изъ такихъ, не скажемъ довольно распространенная, но достовѣрно существующая, касается нашего молодого поколѣнія, нашихъ бѣдныхъ студентовъ. Надѣемся, что намъ въ этомъ случаѣ позволятъ быть откровенными: дѣло слишкомъ важное и затрогиваетъ самые горячіе вопросы. Тамъ гдѣ дѣлается самый страшный упрекъ русскому юношеству, посвятившему себя наукѣ, на которое справедливо возлагаются надежды всей мыслящей Россіи, нельзя молчать. Тутъ нужно разъяснять дѣло до конца и все выводить на чистую воду. Итакъ мы будемъ объясняться на–прямки. Въ пожарахъ между прочимъ обвиняютъ студентовъ. И вѣдь эти догадки не въ одномъ только простомъ народѣ, а кое–гдѣ и въ другихъ сферахъ. Мы даже полагаемъ, что въ народѣ они появились не сами собою, до нихъ дошолъ не самъ народъ, а очень можетъ быть, они перешли въ него изъ внѣ. Очень трудно предположить, чтобъ народъ ни съ того ни съ сего, вдругъ сталъ бы подозрѣвать въ такомъ страшномъ злодѣяніи студентовъ. Откуда же, спрашивается, это подозрѣніе?

Недавно вышла возмутительная прокламація, и какъ все потаенное и запрещенное прочитана съ жадностью. Покрайней–мѣрѣ мы не встрѣчали еще никого, кто не читалъ бы ее. Излишне было бы говорить, что она возбудила отвращеніе.Вотъ и говорятъ, что люди, напечатавшіе «Молодую Россію» способны на все, что они не остановятся ни предъ какими средствами, что поджоги — первые симптомы ихъ дѣятельности. Положимъ такъ, хотя они въ этомъ случаѣ очутились бы въ положеніи человѣка, желающаго гладить своего друга по головѣ желѣзной рукавицей, утыканной гвоздями. Но доказано ли вопервыхъ, что люди производящіе поджоги въ связи съ «Молодой Россіей»? Не отвергаемъ, что нашлись люди, положительно доказывающіе, что «Молодая Россія» принадлежитъ студентамъ. Но гдѣ эти факты раскрытые слѣдствіемъ, которые ясно доказывали бы дѣйствительную солидарность студентовъ съ подобными явленіями?

Мы понимаемъ всю естественность того явленія, что студенты вообще упали во мнѣніи народа и даже маломыслящаго большинства образованнаго общества.

Одна часть общества лишена крова, послѣдней одежи, хлѣба; другая, въ ожиданіи немедленныхъ поджоговъ, представляетъ себѣ въ перспективѣ подобное несчастное положеніе. При всеобщемъ раздраженіи, увеличивающемся вмѣстѣ со страхомъ на свою — какая тамъ ни есть собственность, — ясное дѣло общественное мнѣніе ищетъ поджигателей — и неудивительно, что при нѣкоторыхъ указаніяхъ, причины которыхъ можно искать или въ жесточайшемъ невѣжествѣ, или въ самомъ подлѣйшемъ, узкомъ своекорыстіи и эгоистичныхъ цѣляхъ, неудивительно говоримъ, что при подобныхъ указаніяхъ часть общественнаго мнѣнія останавливается на бѣдныхъ студентахъ. Даже одна газета не постыдилась сопоставленіемъ рядомъ двухъ статей указать на среду, гдѣ можно бы поискать подобныхъ мошенниковъ, а эта среда есть та среда, къ которой обращается авторъ статьи въ «Спб. Вѣдомостяхъ» «Учиться или не учиться», т. е. студенты. Мы покрайней–мѣрѣ такъ поняли двѣ передовыхъ статьи 149 № «Сѣверной Пчелы» и очень будемъ рады, если она основательно опровергнетъ наше недоразумѣніе. Названіе студента стало теперь нетолько презрѣннымъ словомъ, но даже и небезопаснымъ, потомучто въ студентахъ, нѣкогда quasi ратовавшихъ противъ личной свободы, данной крестьянамъ 19 февраля, а теперь quasi выжигающихъ народъ, онъ видитъ самыхъ злѣйшихъ своихъ и общихъ враговъ. Для того, кто можетъ скрыть свое студенчество подъ общепринятой тогой, подобное положеніе и не тяжело; но мы понимаемъ всю горечь и безвыходность положенія бѣднаго студента, принужденнаго теперь подобными обстоятельствами сидѣть въ душной комнатѣ, занеимѣніемъ другого, кромѣ форменнаго, платья, доколѣ пожаръ въ самой его квартирѣ не заставитъ искать на улицѣ спасенія.

Людямъ которымъ приходитъ въ голову, сваливать страшную бѣду на молодое поколѣніе, не мѣшало бы помнить, что всякое подозрѣніе должно прежде всего быть основано на фактахъ, что чѣмъ страшней подозрѣніе — тѣмъ оно должно быть основательнѣй, потомучто въ противномъ случаѣ дѣлается страшная незаслуженная обида, что нужно изслѣдовать дѣло прежде нежели указывать его виновниковъ явно ли, словами прямо, или самымъ молчаніемъ на вопрошающее обвиненіе. Не къ простому народу, не къ людямъ, умѣющимъ только повторять чужія слова относится наше обвиненіе, нашъ протестъ. Онъ касается всѣхъ тѣхъ, кто или сознательно распространяетъ подобного рода догадки въ народѣ, или намѣрены молчать въ виду грозныхъ толковъ. Они должны помнить, что въ каждомъ молодомъ студентѣ останется навсегда горькое воспоминаніе, о когда–то взведенной жестокой клеветѣ на всю корпорацію, къ которой онъ принадлежалъ.

Дѣлать разглашенія подъ рукой, въ тихомолку вещь вообще очень легкая. Голословно обвинять молодое поколѣніе въ самыхъ удивительныхъ производствахъ нетрудно, особенно когда оно не можетъ отвѣчать на обвиненіе отъ своего имени. Наконецъ положимъ, что оно даже солидарно съ нѣкоторыми удивительными вещами. Въ такомъ случаѣ, потрудитесь прежде всего различить: большинство, или меншинство на сторонѣ этихъ удивительныхъ вещей. Не есть ли искомая величина самая малая часть огромнаго цѣлаго; не есть ли это одинъ прыщь, за существованіе котораго ни въ какомъ случаѣ не должно подозрѣваться здоровье цѣлаго тѣла, да и эта уродливая форма проявленія жизни — вѣдь и прыщъ тоже доказываетъ присутствіе въ тѣлѣ жизни, а не смерти — не потому ли и уродливо, что нѣтъ у него настоящаго дѣла? Такъ это прежде всего. Потомъ, ужь если окажется виновность всего молодаго поколѣнія, давайте и осудимъ его хоромъ, и посовѣтуемъ ему дѣйствительно, учиться и учиться.Если оно виновато въ страшныхъ вещахъ, нечего скрывать въ застѣнкахъ факты, доказывающіе его вину; сюда давайте ихъ скорѣй. Въ противномъ случаѣ какже недопускать во всенародномъ публикованіи фактовъ публичнаго оправданія цѣлой корпораціи отъ незаслуженныхъ обвиненій?

Намъ кажется, что здѣсь то, въ этомъ дѣлѣ преимущественно, должна быть допущена самая широкая гласность. Вѣдь гласно же по увѣренію Сѣверной Пчелы произносятся на улицахъ обвиненія студентовъ въ поджогахъ. Такъ гласно же и опровергните ихъ и не чрезъ газеты, только которыхъ народъ не читаетъ. Пусть народъ не говоритъ послѣ когда дѣйствительно обыкновенными теперешними средствами докажется невинность студентовъ въ этомъ страшномъ дѣлѣ, что бары скрыли своихъ виновныхъ барченковъ.

Знаете ли вы какое страшное преступленіе возстановлять враждебно одну часть общества противъ другой? Тѣмъ страшнѣе это преступленіе, когда одна часть общества — простонародье, т. е. то сословіе, которое при всѣхъ превосходныхъ и правдивыхъ качествахъ своихъ, содержится постоянно въ темнотѣ и невѣжествѣ; когда напротивъ другая часть, крошечное меньшинство, сравнительно со всей массой народа, меньшинство постоянно и съ давнихъ поръ унижаемое и оскорбляемое, а теперь оскорбляемое чуть не всякимъ. Статья Сѣверной Пчелы тому доказательствомъ. Въ ней есть намекъ, въ ней есть сомнѣнія (хотя и не прямыя обвиненія) но такой намекъ въ такое время все равно что поджогъ. И это безъ суда, безъ слѣдствія. Въ народъ подозрѣніе перешло отъ самого общества скажете вы. Слѣдовательно мы не виноваты въ этихъ слухахъ? Разумѣется нѣтъ и общество не виновато, но виноваты тѣ, которые поддерживаютъ и утверждаютъ въ обществѣ такіе слухи, — слухи обвиняющіе всю корпорацію студентовъ безразлично. Вотъ это — преступники, уголовные преступники противъ общества. Въ обществѣ такія убѣжденія не могли укорениться иначе какъ во время паническаго страха. Но преступникъ тотъ, который судя хладнокровно и владѣя своими способностями поддакиваетъ въ такія минуты обществу, не имѣя ни одного яснаго доказательства своихъ подозрѣній. Въ обыкновенно хладнокровное время, пожалуй хоть излагайте и подозрѣнія свои; но въ горячее паническое время, давайте доказательствъ. А какія у васъ доказательства?

Три золотушныхъ школьника, изъ которыхъ старшему ужь навѣрно не больше тринадцати лѣтъ напечатали и разбросали глупѣйшій листокъ, не справившись даже хорошо съ иностранными книжками откудова они все выкрали и бездарно перековеркали. Залпъ хохоту долженъ былъ встрѣтить глупый листокъ. Читая его всякій сказалъ самъ себѣ: «въ семьѣ не безъ урода.» Но нѣсколько хилыхъ старцевъ въ падагрѣ и хирагрѣ съ старобабьимъ умомъ, перемѣнившіе по прочтеніи глупаго листка свое бѣлье и даже тутъ недогадавшіеся о настоящемъ употребленіи этого листка, — эти старцы почувствовали страшный, паралитическій страхъ. Все это принялось съ кашлемъ и удушьемъ проповѣдывать гибель. Проповѣдь нашла сильную поддержку и только при этой поддержкѣ успѣли заразить общество подозрѣніями. Но мысль что три золотушныхъ ребенка, могли пуститься на такое дѣло... Ну пусть, пусть эти три золотушныхъ преступника (чему мы положительно не хотимъ вѣрить да и нѣтъ ни малейшихъ доказательствъ) — студенты. Напротивъ какимъ образомъ обвиненіе трехъ золотушныхъ передалось на всѣхъ студентовъ. Кто смѣлъ это сдѣлать? Чьими подземными, чьими хилыми старобабьими стараніями укрѣпиться могло это мнѣніе. Какъ не подумали перемѣняющіе середи дня бѣлье, что это значитъ натравливать всю массу народа на бѣдныхъ, и безъ того уже тысячу разъ оклеветанныхъ и опозоренныхъ? И неужели не пойметъ общество, не поймутъ неловкія (или ужь слишкомъ ловкіе публицисты) что это значитъ опозорить имя студента въ темной массѣ народа на пятьдесятъ лтъ впередъ, имя университета, професоровъ, науки, грамотѣ, смыслу. Вѣрить не хотимъ, чтобъ это дѣлалось умышленно; необразованность, страхъ, неясное пониманіе вещей вотъ причины затмѣнія умовъ въ обществѣ. Возвращающіеся во времена графини Хлестовой должны опомниться. Ей теперь девяносто лѣтъ. За ней идти стыдно. Перемѣните же свое бѣлье въ послѣдній разъ и укрѣпитесь, ободритесь не смущайте народъ: весь городъ вѣдь въ волненіи. Умы возбуждены въ страшной степени. Болѣе трехсотъ тысячъ человѣкъ думаютъ объ одномъ и томъ же, сосредоточены на одной и той же мысли. Ужь очень недалеко до всеобщаго паническаго страха.

И потому нужно позаботиться, чтобъ общество, какъ можно поскорѣй успокоилось относительно причинъ происхожденія поджоговъ. Кто бы тамъ ни былъ поджигатель, но онъ долженъ быть открытъ и въ самомъ скоромъ времени. Если это дѣло вывести изъ стѣнъ на публичную арену, сдѣлать его публичнымъ, а не просто канцелярскимъ, то нѣтъ сомнѣнія общество само же поможетъ и скорому его изслѣдованію. Можно было для такого дѣла сдѣлать и исключеніе изъ общаго правила. При публичномъ производствѣ встрѣтится множество случаевъ, которые безъ сомнѣнія, облегчатъ его. Тогда пожалуй явятся такіе новые факты, какихъ никогда не добилась бы какая–нибудь канцелярія, — такіе помощники въ общемъ дѣлѣ, которые никогда не раскрыли бы рта, чтобъ дать матерьялъ для новыхъ канцелярскихъ тайнъ. А то хватаютъ множество личностей, но судьба ихъ извѣстна народу и обществу только до того времени, покуда ихъ отводятъ въ часть; — далѣе все остается покрытымъ мракомъ неизвѣстности.

Но вы скажете, ничего до сихъ поръ неоткрыто, ни на какія слѣды еще судъ не напалъ. Хорошо–съ. Но вѣдь слышно же повседневное обвиненіе, что въ этомъ дѣлѣ заподозрѣвается цѣлая корпорація? Отчего же не говорится, насколько есть основательности въ этихъ толкахъ, почему не принимается во вниманіе то обстоятельство, что подобное молчаніе можетъ быть принято народомъ за знакъ внѣшняго согласія съ его предположеніемъ, что въ окончательныхъ своихъ результатахъ молчаніе можетъ покончиться очень дурно для многихъ.

Опять повторимъ, что успокоить народонаселеніе можетъ только гласное и скорое изслѣдованіе дѣла о теперешнихъ поджогахъ.

Но съ пожарами мы все еще не кончили. На первыхъ майскихъ пожарахъ, да и вообще на русскихъ пожарахъ и простой народъ, и такъ сказать, чистая публика большею частью оставались праздною, хладнокровною зрительницею бѣдствій ближняго. Простой народъ — большею частью старается спрятаться во время пожаровъ. Что это, дѣйствительное хладнокровіе къ судьбѣ другого?