Самоновѣйшiй отрицатель.
______
Такъ какъ мы уже забрались въ фельетонъ “Спб.
Вѣдомостей”, то кстати
воздадимъ хвалу почтенной газетѣ
за ея великое безпристрастiе,
выражающееся помѣщенiемъ въ
одномъ и томъ же нумерѣ двухъ взглядовъ, расходящихся по двумъ дiаметрально-противоположнымъ направленiямъ.
Въ № 109 есть остроумно-отрицательный фельетонъ, заключающiй, между прочимъ, взглядъ на значенiе пѣсенъ,
собранныхъ П. В. Кирѣевскимъ,
и въ томъ же нумерѣ есть статья г. Я. Грота: Бѣлинскiй
и его мнимые послѣдователи, заключающая возраженiе на положенiе г.
Погодина, что будто бы большая часть нынѣшнихъ рецензентовъ вѣритъ только
тому, что сказалъ Бѣлинскiй, и служитъ слабымъ отголоскомъ его мнѣнiй, убѣжденiй и вѣрованiй.
Г. Гротъ приводитъ
мѣста изъ Бѣлинскаго, съ которыми онъ самъ согласенъ
и которыми доказываетъ, что большая часть нынѣшнихъ рецензентовъ
(преимущественно отличающихся отрицательнымъ направленiемъ) измѣнили мнѣнiямъ, убѣжденiямъ и вѣрованiямъ Бѣлинскаго.
Вотъ нѣкоторыя изъ словъ Бѣлинскаго, приведенныхъ г. Гротомъ:
“Какихъ-нибудь сто лѣть прошло съ того
времени, когда мы не знали еще грамоты, и вотъ уже мы
по справедливости, гордимся могущественными проявленiями
необъятной силы народнаго духа въ
отдѣльныхъ лицахъ, каковы: Ломоносовъ, Державинъ, Фонъ-Визинъ,Карамзинъ,
Крыловъ, Жуковскiй, Батюшковъ, Пушкинъ, Грибоѣдовъ и другiе.”
Далѣе о Державинѣ:
“Въ поэзiи Державина явились впервые яркiе вспышки истинной поэзiи, мѣстами даже проблески художественности, какая-то ему
одному свойственная оригинальность во взглядѣ
на предметы и въ манерѣ
выражаться, черты народности, столь неожиданныя и тѣмъ болѣе поразительныя въ то время”...
“Богатырь поэзiи, по своему природному таланту, Державинъ,
со стороны содержанiя и формы своей поэзiи, замѣчателенъ и важенъ для насъ, его соотечественниковъ: мы видимъ въ немъ блестящую зарю нашей поэзiи.”
Потомъ о Жуковскомъ:
“Неизмѣримъ
подвигъ Жуковскаго и велико
значенiе его въ русской литературѣ.
“Творенiя
Жуковскаго - это цѣлый
перiодъ нашей литературы, цѣлый
перiодъ нравственнаго развитiя нашего общества. Ихъ
можно находить односторонними, но въ этой-то
односторонности и заключается необходимость, оправданiе и достоинство ихъ. Съ произведенiями музы Жуковскаго связано нравственное развитiе
каждаго изъ насъ, въ извѣстную
эпоху нашей жизни, и потому мы любимъ эти произведенiя, даже и будучи отдѣлены отъ нихъ неизмѣримымъ пространствомъ новыхъ
потребностей и стремленiй; такъ
возмужалый человѣкъ любитъ
волненiя и надежды своей юности, надъ
которыми самъ же уже смѣется.
“И какъ не любить
горячо этого поэта, котораго каждый изъ насъ съ
благодарностью признаетъ своимъ
воспитателемъ, развившимъ въ его душѣ всѣ благородныя сѣмена
высшей жизни, все святое и завѣтное бытiя?”
Сдѣлавъ еще нѣсколько выписокъ, г. Гротъ заключаетъ: “Вотъ съ какимъ живымъ
сочувствiемъ замѣчательный русскiй критикъ сороковыхъ годовъ говоритъ о писателѣ, отъ котораго презрительно отвернулась въ
наше время холодная отрицательная школа. Нѣтъ, Бѣлинскiй не призналъ бы ее
своею дочерью, онъ самъ отъ нея отвернулся бы съ негодованiемъ, видя въ ея дѣйствiяхъ разрушенiе
того, что считалъ побѣдою
своего времени.
“...Пользу отрицанiя Бѣлинскiй
поставлялъ въ томъ, что оно привело къ
положительному и разумному признанiю. Что-жъ бы сказалъ онъ, если бы увидѣлъ, что
это радовавшее его признанiе
такъ скоро вытѣсняется
опять отрицанiемъ, доводимымъ
до послѣдней крайности?
“...Теперь наступило уже болѣе
отрадное время: съ разныхъ сторонъ, въ разныхъ
органахъ нашей перiодической печати послышались громкiе
протесты противъ исключительно-отрицательнаго
направленiя, и уже открывается, какъ
несправедливы были тѣ, которые подозрѣвали все наше молодое поколѣнiе
въ образѣ мыслей, принадлежащемъ одной только партiи.
Въ самомъ дѣлѣ возможно ли,
чтобы въ эпоху торжества здравого смысла надъ вѣковыми предразсудками, въ эпоху образованiя общественнаго мнѣнiя, вся молодежь могучей, быстро развивающейся нацiи заразилась узкими воззрѣнiями
односторонней литературной школы?”
Казалось бы можно спросить: да гдѣ же слышалъ г. Гротъ, чтобы кто-нибудь шолъ противъ этихъ воззрѣнiй Бѣлинскаго,
или отвергалъ бы ихъ? Но, перевернувъ листъ газеты и заглянувъ въ фельетонъ,
гдѣ брошенъ глубокiй взглядъ на пѣсни, собранныя
Кирѣевскимъ, мы дѣйствительно
находимъ тамъ какъ-разъ “отрицанiе, доводимое
до послѣдней крайности”. Тамъ
говорится, напримѣръ:
“Державинъ - могучiй генiй, по мнѣнiю многихъ еще и
теперь, а между тѣмъ онъ, всѣмъ своимъ содержанiемъ, врядъ ли можетъ отвѣтить на простые вопросы:
для чего собственно писалъ онъ,
и что именно написалъ?.. У него была впередъ заданная тема, и не могло быть мѣста свободному творчеству.”
Далѣе страшный отрицатель
признается, что онъ “въ самомъ Пушкинѣ далеко не видитъ того, что видятъ другiе”, и “не пытается даже измѣрять
разстоянiя, отдѣляющаго
его отъ Державина”. Потомъ,
поговоривъ еще немного о новѣйшихъ
поэтахъ, задѣвъ при этомъ и насъ мимоходомъ,
онъ, отрицатель, изъ своего глубокаго “соображенiя отличiй разныхъ перiодовъ нашей поэзiи въ полномъ ея
составѣ”, выводитъ заключенiе, что “все это только отличiя
внѣшнiя, отличiя
формы, извитiе словесъ, - а
никакъ не содержанiя. Содержанiя не было прежде (рѣшаетъ онъ
категорически), нѣтъ его и теперь”.
Ну, и конечно! Такъ вотъ же вамъ и “яркiя вспышки истинной поэзiи!” Вотъ вамъ
и “воспитатели, развившiе въ нашихъ душахъ
всѣ благородныя сѣмяна высшей жизни!” Это они все одной формой
производили, безъ всякаго содержанiя? И благородныя-то
сѣмяна развивали одной формой? Удивительные
люди!..
Позвольте однако, читатель! Намъ что-то дѣлается
страшно; на насъ нападаетъ
тоска и ужасъ... Вообразите, что мы не знаемъ ни французской, ни нѣмецкой, ни англiйской, ни
арабской, ни персидской, и никакой другой поэзiи, кромѣ своей! Вообразите, что мы до сихъ поръ жили только своей
доморощенной, русской поэзiей,
и... представьте же наше положенiе: эта поэзiя безъ содержанiя,
совсѣмъ-таки безъ содержанiя! Гдѣ жъ оно? Чѣмъ же мы жили?
Неужели одной формой, скорлупой? Такъ мы стало быть не люди! Человѣкъ
(а тѣмъ паче народъ)
не можетъ жить безъ поэзiи, а скорлупа поэзiи - не поэзiя. Что же мы
такое? Ужь пусть бы, браня насъ,
читателей, говорили, что мы никогда не были надлежащими гражданами, - ни
гражданами мiра, ни гражданами своего общества; но вѣдь намъ казалось, что по
крайней мѣрѣ
людьми-то мы были... Такъ и этого нѣтъ?.. Ужасно! ужасно! Великодушный читатель! зовемъ васъ на помощь! спасите насъ отъ страшнаго
отрицателя, отрицающаго въ насъ человѣческую
природу!..
Говоримъ не шутя: удивительно,
куда можно угнать себя, если задаться одной упрямо-исключительной идейкой и
гнуть на нее безъ оглядки, во что бы то ни стало!