Славянофилы, черногорцы и западники, Самая последняя перепалка.

_______

Да, опять перепалка. Случился такой пунктъ, на который вдругъ наткнулись вмѣстѣ наши славянофилы и западники, взятые въ самомъ чистомъ ихъ состоянiи (увы! они еще существуютъ въ чистомъ состоянiи, даже въ самомъ чистѣйшемъ, съ порывами самой фанатической исключительности), наткнулись — и поневолѣ должны были обоюдно высказаться, выложить все свое, — ну, тутъ ужь разумѣется случилась и перепалка. Это новое столкновенiе мы спѣшимъ занести въ нашу хронику: оно не безъ интереса.

Пунктъ, на которомъ столкнулись враги, называется черногорцы. Извѣстно, что въ этомъ году, и еще очень недавно, славяне, въ томъ числѣ и черногорцы, вели большой бой съ султаномъ. Даже и теперь дѣло не кончено. Черногорцы дѣйствовали изо всѣхъ силъ: дрались какъ отчаянные, били султаново войско; ну и ихъ били. Мало того: ихъ жгли, грабили, безчестили, насиловали, — однимъ словомъ поступали съ ними потурецки. Тутъ, какъ и всегда бываетъ у славянъ, въ самую рѣшительную минуту случился у черногорцевъ раздоръ. Конецъ концовъ — имъ теперь очень худо. Все разбито, пожжено и разорено. Конечно имъ надо было помочь. Дѣломъ нельзя, такъ хоть деньгами; иногда деньги почти тоже что дѣло. А такъ какъ денегъ у насъ никогда ни на что не соберешь, то разумѣется пришлось помогать хоть крохами. Ну вотъ въ этомъ–то честь и слава тѣмъ, которые первые открыли подписку, не испугавшись этихъ крохъ и непогнушавшись крохами. Крохи все-таки лучше, чѣмъ ничего. А если мы все будемъ бѣлоручничать, ждать прямо мильоновъ съ неба, чтобъ не стыдно было дескать намъ, такимъ важнымъ людямъ, копѣечнымъ дѣломъ заниматься, — то вѣдь мы при этомъ расчетѣ никогда и рубля не увидимъ. Небрезгая же начнемъ съ крохъ, а дойдемъ и до мильоновъ, хоть не теперь, такъ впослѣдствiи. Первый шагъ есть всегда самое первое и самое главное дѣло. Только бы познакомить съ этимъ общество, прiучить, въ обычай ввести, интересъ возбудить…

Но вотъ тутъ-то и случилась бѣда. Честь первого начинанiя принадлежитъ газетѣ «Современное Слово», и тѣмъ большая честь, что «Современное Слово», судя по всему, есть органъ чистѣйшаго западничества, а если ужь придраться къ нѣкоторымъ фактамъ, такъ даже фанатическаго западничества. Даже вдругъ появившiйся послѣ трехмѣсячнаго перерыва «День» удивился подвигу «Современнаго Слова»: онъ и не ожидалъ, что тѣ въ состоянiи объявить подписку на черногорцевъ! Извѣстно, что «День» вдругъ прервался лѣтомъ на своемъ 34 номерѣ. Мы всѣ, т. е. мы думаемъ вся литература, искренно сожалѣли объ этомъ, вопервыхъ по принципу, а вовторыхъ и «Дня» было жалко: хорошее было изданiе, издавалось людьми преданными дѣлу, безкорыстными и прямо, откровенно, ясно излагающими свои убѣжденiя. А ясно излагать — значитъ въ высшей степени не сомнѣваться въ своихъ убѣжденiяхъ. Намъ хоть и случалось задѣвать «День» въ нашемъ журналѣ, но мы всегда вѣрили и въ искренность и въ добросовѣстность издателей «Дня» и въ этомъ расходимся съ «Современнымъ Словомъ», которое печатно созналось, что до извѣстнаго факта несовсѣмъ вѣрило искренности и добросовѣстности редакцiи «Дня» въ ея убѣжденiяхъ. Такую редакцiю, какъ редакцiя «Дня», нельзя заподозрить въ неискренности. Мы уважаемъ ее, хотя и до сихъ поръ не можемъ, напримѣръ, безъ смѣху припомнить хоть бы о предположенiи «Дня» о возможности оберъ-прокурора св. синода изъ евреевъ. (Мы думаемъ, читатели помнятъ объ этомъ фантастическомъ оберъ-прокурорѣ изъ евреевъ. Вопросъ шолъ о уравненiи правъ евреевъ и русскихъ въ Россiи. «Если будетъ равенство правъ, то тогда пожалуй иной еврей дослужится до оберъ-прокурора синода. Ну что тогда съ нами будетъ!» воскликнулъ «День» и вывелъ изъ возможности этого оберъ-прокурора, что невозможно давать извѣстныхъ правъ евреямъ!) Но вѣдь такiя встрѣчи нашего журнала съ «Днемъ» вовсе не могутъ поколебать нашего личнаго къ нему уваженiя. Итакъ къ дѣлу. Только-что вышелъ обновленный «День», въ первомъ же 35 номерѣ его раздался жестокiй залпъ въ «Современное Слово», по поводу подписки на черногорцевъ. Правда, «Современное Слово» задѣло славянофиловъ еще прежде того, при первомъ объявленiи подписки. Но намъ кажется, что тутъ со стороны «Дня», кромѣ обиды, случилась маленькая ревность къ «Современному Слову»: «зачѣмъ дескать ты началъ первый подписку, а не мы, славянофилы, настоящiе друзья славянъ? Мы ихъ открыли, мы ихъ изобрѣли, мы даже всѣмъ надоѣли славянами, слѣдственно честь намъ и слава!» Кромѣ этой личной ревности непремѣнно была и другая, болѣе благородная ревность, т. е. ревность убѣжденiй: «какъ! неомовенными, нечистыми западными руками, да еще прикасаться къ такому дѣлу!» и т. д. и т. д. Не похвалить–то поступка «День» не могъ: дѣло все-таки было очень хорошее, да и черногорцы что-нибудь получатъ; но вѣдь что досадно, — вѣдь не такъ на дѣло–то смотритъ «Современное Слово»! Безъ благоговѣнiя, безъ уваженiя къ высокимъ предметамъ, да туда же соваться въ калашный рядъ! Помогаютъ черногорцамъ, а между тѣмъ вовсе не потому, что они черногорцы, православные славяне, родные наши братья, плоть отъ плоти и кровь отъ крови нашей, которымъ предстоитъ современемъ слиться съ землей русской, а потому только помогаютъ, что они народъ угнетенный, независимость свою поддерживаютъ, за свободу сражаются, за принципъ нацiональности. И вышло наконецъ то, что оба противника сошлись по чувству на одномъ и томъ же хорошемъ дѣлѣ, и сойдясь, оба тотчасъ же разсердились другъ на друга за это же хорошее дѣло, чуть не застыдились даже его. Покрайней-мѣрѣ извѣстныя оговорки и оправданiя въ иныхъ случаяхъ и въ иныхъ поступкахъ значатъ по-нашему почти-что стыдиться этихъ поступковъ. И вышла прекомическая картина. Мы не можемъ не представить ее въ лицахъ: стоитъ съ одной стороны «День», съ другой «Современное Слово», а посрединѣ стоятъ черногорцы; «День» и «Современное Слово» очень сердитые, такъ что черногорцы даже побаиваются.

— Вотъ вамъ, черногорцы! говоритъ «День». — Примите Христа-ради на бѣдность, побратски. Ужь очень васъ любимъ. Вы впрочемъ помните, за что мы васъ любимъ, отнюдь не забывайте: именно за то, что вы черногорцы, а не просто какой-нибудь другой народъ, который защищаетъ свою независимость. Мы вовсе не такъ, какъ «Современное Слово», которое за это только и любитъ васъ. Значитъ оно васъ вовсе не любитъ, потомучто любитъ одну только отвлеченность, любитъ въ васъ только народъ, который защищаетъ принципъ независимости. (Эка невидаль!) Конечно защищать независимость хорошее дѣло. Мы съ этимъ согласны, и очень ктому же за васъ радуемся, что у васъ такой духъ. Но вѣдь представьте, допустите, что вы были бы не черногорцы, т. е. не братья–славяне, съ которыми мы должны слиться современемъ во-едино (ужь что ни говори «Современное Слово», продолжаетъ «День», а это будетъ!). Ну что бы вы тогда для насъ значили? Просто были бы какой-то тамъ народъ, который отстаиваетъ свою независимость, и больше ничего. Пожалуй мы бы и тогда похвалили васъ (впрочемъ только въ такомъ случаѣ, еслибъ вы были не нѣмцы), но ужь ворочаться, такъ какъ мы теперь для васъ ворочаемся, изъ кожи лѣзть — моргенъ-фри! не стали бы низачто. Что намъ другой народъ! Отвлеченность! Это мы ужь «Современному Слову» предоставляемъ. Повѣрьте, черногорцы, что «Современное Слово» — это такая газета, такая газета, что ужь…

— Черногорцы! перебиваетъ «Современное Слово»: — не слушайте «Дня»: онъ фанатикъ, онъ васъ развращаетъ. Вотъ возьмите! Это все, что мы могли собрать по подпискѣ. Пожалуста безъ благодарности. Намъ вѣдь въ сущности собственно до васъ мало дѣла. Намъ принципъ, принципъ дорогъ, принципъ, который вы защищаете; помните же: мы вамъ помогаемъ какъ народу, защищающему принципъ нацiональности, и главное — независимости, а отнюдь не какъ черногорцамъ. Даже въ настоящемъ случаѣ (такъ какъ мы затѣяли съ этимъ сумашедшимъ «Днемъ» эту стычку) даже жаль, что вы черногорцы. Даже досадно немного. Будь вы хоть негры, такъ кажется было бы лучше. Намъ вѣдь все равно, что вы, что негры; помните это. Намъ принципъ, принципъ дорогъ, принципъ! Ну конечно, раса… Ну тамъ и то, что вы такъ-сказать посредники между нами и Европой… Однимъ словомъ мы это еще несовсѣмъ хорошо себѣ уяснили, что вы посредники–то, и какъ это вы тамъ будете нашими посредниками… Все это конечно вздоръ… Но вѣдь надо же было что-нибудь наговорить этому… багрянородному византiйцу… т. е. «Дню»… Ахъ, еслибъ вы (хоть на этотъ случай только!) были не черногорцы, а какiе-нибудь швейцарцы, тирольцы, баденъ-баденцы, англичане! Впрочемъ намъ все равно; принципъ главное! Да чего медлить? Цивилизуйтесь–ка скорѣй! Посылайте скорѣе въ Европу вашихъ дѣтей учиться. Мы конечно очень стоимъ за принципъ нацiональности. Но вѣдь неужели–жъ думать, что нацiональность заключается въ породѣ, въ вѣрѣ, въ языкѣ, въ народныхъ обычаяхъ, въ исторiи, и пр. Тàкъ «День» только можетъ судить. Нацiональность по-нашему — это… это Европа; это — быть также какъ и всѣ, чтобъ никакой то-есть особенности не было ни въ чемъ, ну и разумѣется европейская свобода, европейскiй прогресъ, т. е. не простой, естественный прогресъ, а европейскiй. Слышите, европейскiй! И свобода чтобъ была европейская! Э-эхъ! дѣлались бы вы поскорѣе хоть милордами, славно бы было! Бросьте ваши горы… Да что, право: сравнять бы ихъ, да и дѣло съ концомъ; ну на что вамъ они? Правда, въ Швейцарiи есть горы, въ Тиролѣ пожалуй тоже… Но вѣдь это особенность, это клеймо; это мѣшаетъ обще-европейскому развитiю. Принципъ, принципъ, принципъ первое дѣло! Были бы милордами, — и Катковъ бы васъ похвалилъ. А вѣдь лестно, когда Катковъ похвалитъ, неправда ли? Тоже вѣдь европеецъ… Ну-ну, не хмурьтесь, не принимайте за насмѣшку, про Каткова–то; мы только такъ… Право, право, право жаль, что вы черногорцы! Досадно даже! Даже для того, чтобъ только въ пику этому «Дню»… чтобъ его!

Стоятъ черногорцы въ раздумьи, раскрывши ротъ и разставивъ руки и даже совѣстно имъ. Передъ «Днемъ»–то еще не такъ совѣстно. «Это хоть и правда, — думаютъ они, — что мы народъ, отстаивающiй свою независимость; этого скрыть нельзя, но зато вѣдь мы и черногорцы: а это все выкупаетъ. Ну, а относительно “Современнаго Слова”, такъ дѣйствительно совѣстно. Тутъ “черногорцы” ничего не выкупаютъ. Правда, что мы дѣйствительно народъ, отстаивающiй принципъ независимости, да вѣдь съ народностью–то что будешь дѣлать! Не спрячешь, не зароешь: какъ ни обернешь, — все черногорецъ. Э-эхъ! передрались бы лучше у себя дома да пришли бы къ намъ ужь совсѣмъ готовые! Лучше бы было! А еще братьями называются! Теребятъ только въ разныя стороны. Ну васъ совсѣмъ!»

Конечно черногорцы можетъ-быть и поделикатнѣе бы выразились и не сказали бы: «ну васъ совсѣмъ!» съ перваго разу. Они еще народъ кряжевой, неотесаный и не привыкли къ европейскимъ развязностямъ нашей петербургской литературы и цивилизованныхъ нашихъ изданiй. У нихъ еще покамѣстъ не передаются, съ означенiемъ собственныхъ именъ, такiе напримѣръ совѣты, что дескать г. Разину совѣтуемъ не такъ высоко рости, г. Бестужеву-Рюмину совѣтуемъ мазаться колесной мазью послѣ бани, или такiя напримѣръ остроты, что г. Водовозову надобно возить воду. У нихъ еще вѣрно не употребляются въ печати такiя печатныя возраженiя, какъ напримѣръ приведенное въ «Экономистѣ» и сдѣланное одному изъ его сотрудниковъ: «Если безобразiе отвѣта отнести къ ненормальности мозговыхъ отправленiй автора, то патологическое состоянiе его близко къ идiотизму; еслибы башкирецъ нашъ учился не у муллы на мѣдные гроши; обладатели такой логики посылаются въ домъ умалишонныхъ; башкирецъ изъ Белебея лжетъ такъ очевидно; для вразумленiя его надобно обратиться не къ печатному слову, а къ другимъ… болѣе чувствительнымъ средствамъ» и проч.

Все это только останется памятникомъ эпохи нашего петербургскаго европеизма, эпохи, въ которую «Современное Слово» укоряло «День» за то, что онъ ругается съ нимъ по-народному, и указывало при этомъ на «Journal des Dеbats» какъ на примѣръ благовоспитанности. «Что дескать скажутъ про насъ европейцы? И ругаются ли напримѣръ такъ въ де-Деба?» Изъ нашихъ европейскихъ и цивилизованныхъ газетъ «Современное Слово» конечно могло бы узнать, что и не по-народному можно такъ выругаться, какъ и народу иной разъ не снилось. А въ Парижѣ хоть и не ругаются теперь по-нашински, зато ругаются по-своему, даже получше нашего, и кромѣ того, кромѣ ругательствъ, тамъ въ газетахъ и безъ ругательствъ напишутъ иной разъ такъ, что стошнитъ всякаго порядочнаго человѣка. Но впрочемъ что до того какъ скажутъ черногорцы? что намъ и до парижскихъ кореспонденцiй? У насъ вѣдь свои дѣла…

Свои дѣла, да и много дѣла! Кчему же, кчему, скажите пожалуста, добровольно себѣ связывать руки теоретизмомъ и исключительностью? Что за отпѣтое старовѣрство съ обѣихъ сторонъ! Оба изданiя почтенныя, достойныя уваженiя, и что лучше всего — дѣльныя; и вотъ идетъ между ними такая чехарда, — ужь простите за выраженiе, а вѣдь это умственная чехарда и больше ничего. «Я дескать люблю человѣка безъ кожи, а я люблю кожу безъ человѣка» и т. д. и т. д. А обществу–то какая нужда во всемъ этомъ, подумаешь! Конечно западничеству не растолкуешь его исключительности низачто; только

обругаютъ за это и больше ничего. Съ славянофилами тоже въ этомъ смыслѣ спорить нельзя, все одно что воду толочь. Не за смыслъ собственно этихъ старинныхъ теорiй мы теперь и упрекаемъ ихъ. Мы вѣримъ, что эти двѣ наивнѣйшiя и невиннѣйшiя теперь въ мiрѣ теорiи умрутъ наконецъ сами собою, какъ двѣ дряхлыя ворчливыя бабушки въ виду молодого племени, въ виду свѣжей, нацiональной силы, которой онѣ до сихъ поръ не вѣрятъ и съ которой до сихъ поръ, по привычкѣ всѣхъ бабушекъ, обходятся какъ съ несовершеннолѣтней малюткой. Нѣтъ, не этихъ теорiй боимся мы теперь, въ настоящемъ случаѣ, а примѣръ худой намъ былъ непрiятенъ. Случилось дѣло, ну хотя бы эта подписка (маленькое, большое ли дѣло — вѣдь все равно) — и тотчасъ въ разладъ, тотчасъ надо тянуть въ разныя стороны общество, тотчасъ теорiи тамъ, гдѣ бы надо еще крѣпче соединиться…