ДВОРЯНИНЪ, ЖЕЛАЮЩIЙ БЫТЬ КРЕСТЬЯНИНОМЪ
_____________
Въ 45 № «Современной Лѣтописи Русскаго
Вѣстника», за подписью г. К.. Буха, напечатано было любопытное
извѣстiе объ одномъ дворянинѣ, который хотѣлъ перечислиться въ государственные крестьяне. Въ мензелинскомъ уѣздѣ оренбургской губернiи, въ селѣ Покровскомъ, по–народному Новая–Мазина, живетъ неслужащiй дворянинъ симбирской
губернiи Петръ Порфирьевичъ Мясоѣдовъ. Женившись на дочери государственнаго крестьянина того же села, Максима Андреева, онъ подалъ просьбу
о причисленiи его въ государственные крестьяне, въ семейство тестя. Присутственное мѣсто, въ которое поступила его просьба, отказало
ему, потомучто по 619 статьѣ IX т. св. зак. гражд., изд. 1857 года, въ сельское состоянiе могутъ быть причислены
дѣти личныхъ дворянъ и приказнослужителей, неимѣющихъ
оберъ–офицерскихъ чиновъ, а г. Мясоедовъ происходитъ отъ потомственной дворянской фамилiи. Отказъ этотъ въ точности соотвѣтствуетъ
приведенной статьѣ закона. Но справедливо ли — спрашиваетъ далѣе авторъ —
лишать человѣка возможности вступать въ ту среду,
въ которой, по его понятiмъ
и связямъ, онъ для себя находитъ болѣе выгодъ и удобствъ? «Вотъ вопросъ, заслуживающiй полнаго вниманiя нашихъ юристовъ, и который конечно не останется безъ отвѣта съ ихъ стороны.» Далѣе авторъ старается доказать, что
не можетъ быть вреда отъ перечисленiя человѣка, имѣющаго права дворянина, въ сословiе государственныхъ крестьянъ, и что не
можетъ быть пользы отъ насильственнаго удержанiя въ сословiи лица, которое отстало отъ того сословiя и привычками, и образомъ жизни.
На
обращенiе г. Буха къ юристамъ, на вызовъ его обсудить этотъ вопросъ, юристъ
отыскался въ 49 № той же «Современной
Лѣтописи Русскаго Вѣстника». Этотъ достопочтенный
журналъ, соболѣзнущiй о
безжизненности нашей умственной среды, нашолъ
возможнымъ и на этотъ новый вопросъ г. Буха отвѣтить
отрицательно, отказомъ.
Вызвавшiйся на отвѣтъ юристъ, г. Ростиславъ, заявляетъ, что онъ намѣренъ внимательно обсудить всѣ вопросы
г. Буха; но тутъ же вслѣдъ
за этимъ замѣчаетъ, что онъ не видитъ никакой разумной
цѣли, для которой г. Мясоѣдовъ
желаетъ перечислиться въ крестьяне, не можетъ понять причины, побуждающей его къ такому поступку, никакъ
не можетъ догадаться,
уходя
дальше въ пустыню, проситъ бѣлокожаго товарища идти
впередъ, чтобы не оставлять его у себя въ тылу, и дѣти съ краснымъ оттѣнкомъ кожи несовсѣмъ
довѣрчиво любятъ своего отца. И съ скрежетомъ зубовъ
безсильной злобы готовъ бывшiй маркизъ зубами содрать съ
себя бѣлую кожу; но крѣпко прилипла кожа: онъ перемѣнить ее только въ минуту смерти, которая помиритъ его и съ своими, и
съ непрiятелями.
Мы
не хотимъ этимъ сказать, будто мензелинскiй уѣездъ похожъ на страну ирокезовъ, а
Новая–Мазина на лагерь дикарей. Намъ
хотѣлось только примѣромъ показать, что иногда
отъ человѣка независитъ — «не пользоваться своими
правами, не осуществлять ихъ», какъ
предлагаетъ г. Ростиславовъ. Въ
извѣстныхъ обстоятельствахъ права могутъ точно такъ же служить неодолимымъ
и ненавистнымъ препятствiемъ или затрудненiемъ, какъ бѣлая кожа маркиза. Никто ему не мѣшаетъ жить среди ирокезовъ, даже породниться съ ними. Прекрасно. Но въ тоже время и новымъ землякамъ его никто не мѣшаетъ
считать его все–таки бѣлокожимъ маркизомъ, а это, въ извѣстныхъ обстоятельствахъ, составляетъ ежеминутную пытку.
Именно
отъ этой пытки и бѣжалъ г. Мясоѣдовъ, когда просилъ о припискѣ къ семейству своего тестя, г. Андреева. Чтобы
не усомниться въ этомъ, стоитъ только вспомнить всю нашу
исторiю. Одна половина народа совершенно
отдѣлилась отъ другой, одна пошла въ одну сторону, другая въ другую. Справедливо или нѣтъ, одна сторона считала себя угнетенною и не любила другую сторону. Послѣ преобразованiя, которому начало положено 19 февраля, все это перемѣнится, сгладится, исчезнетъ, стало–быть
обо всемъ этомъ можно говорить какъ о прошломъ, невозбуждая
ни въ комъ горькаго чувства, тѣмъ болѣе что
нашъ народъ нетолько не злопамятенъ, но и вообще мало памятливъ. Вслѣдствiе различiя интересовъ, степени образованности, правъ, обязанностей, образа жизни, обѣ стороны и не
интересовались одна другою, и наконецъ потеряли возможность
понимать другъ друга, еслибы даже и захотѣли, потуряли въ тоже время и взаимное довѣрiе. Образовалось два лагеря, почти враждебныхъ, и вражда стала выражаться
довольно странно. Почти всякiй такъ
называемый благородный, которому случалось имѣть дѣло
съ простонародьемъ, съ ужасомъ вспоминаетъ о чрезвычайномъ
упадкѣ нравственности другой половины, объ отсутствiи добросовѣстности, о недостаткѣ
довѣрiя къ самымъ понятнымъ и честнымъ мѣрамъ. Но удивленiе проходитъ, если припомнить только исторiю и то
важное обстоятельство, что другая половина — враждебный лагерь. Чувство правды, чести, справедливости точно также присуще
организму крестьянина, какъ и благороднаго, а между тѣмъ крестьяне не стыдятся другъ друга за свои
недобросовѣстные поступки съ благородными, даже не
стыдятся, если благородный уличаетъ ихъ въ какомъ–нибудь подлогѣ или обманѣ: чтоже
дѣлать, думаетъ простолюдинъ: —
вылазка не удалась, надо попробовать другой разъ
или найти иной способъ дѣйствiя.
Но тѣже самыя лица другого лагеря, спокойно
разговаривающiя о разныхъ уверткахъ и продѣлкахъ во
вредъ такъ называемымъ благороднымъ, чрезвычайно рѣдко
употребляютъ эти продѣлки между собою, а напротивъ, большею частью ведутъ дѣла прямо, честно, хотя иногда и прижимисто, но не кривятъ
душою. Лица верхняго лагеря иногда съ удивленiемъ разсказываютъ другъ другу разные подвиги честности, и это удивленiе конечно весьма характеризуетъ
разсказчиковъ.
Встрѣчаются напримѣръ на большой дорогѣ между Владимiромъ и Нижнимъ два обоза, на постояломъ дворѣ. Люди владимiрскаго обоза распрашиваютъ, нѣтъ ли здѣсь въ обозѣ кого изъ новоторжскаго уѣзда тверской губернiи? Оказывается, что есть, и ктому же почти изъ той самой деревни, какая нужна. Выходитъ, что въ обозѣ дорогою изъ Москвы умеръ мужикъ, которому принадлежали тройка и товаръ. Товарищи продали все это во Владимiрѣ, выручили 600 рублей, и зная, что у покойника на селѣ остался отецъ и семья, ищутъ съ кѣмъ бы послать деньги. И встрѣчный мужикъ вѣшаетъ деньги къ себѣ на крестъ и черезъ полгода, съѣздивъ еще изъ Москвы въ Харьковъ и добравшись наконецъ до родного села, приноситъ семьѣ и деньги, и вѣсть о томъ, что Кирюха померъ, недоѣзжая какихъ–нибудь пятидесяти верстъ до Владимiра. «Такъ, сердечный, и не доѣхалъ; а до Владимiра всего одна какая–нибудь упряжка осталась, а много двѣ, такъ и померъ, не доѣхалъ.» Разсказываются сотни подобныхъ примѣровъ. Напримѣръ еще на постояломъ дворѣ одинъ торговецъ, изъ крестьянъ, провожаетъ другого въ деревню, и проводы справляются обильнымъ чаепитiемъ. «Поклонись ты батюшкѣ, да въ Москвѣ безпремѣнно купи женѣ платокъ въ два съ полтиной; да вотъ, какъ будешь въ Ярославлѣ, зайди къ Никанору Ѳедотову, знаешь? отдай ему вотъ тысячу двѣсти, чтобъ безпремѣнно по–прошлогоднему холстовъ мнѣ выслалъ, да чтобъ тѣхъ самыхъ рукъ холсты были; ты это ему накажи строго–настрого, а то онъ вѣдь мужикъ плутъ, пришлетъ пожалуй не тѣхъ.» И отъѣзжающiй суетъ за сапогъ деньги, завернутыя въ сальную бумагу, и деньги не пропадаютъ. И еще сотни подобныхъ прмѣровъ разсказываются удивленными лицами верхняго лагеря, и въ тоже время тысячи есть примѣровъ крайней недобросовѣстности, совершеннаго отсутствiя самыхъ элементарныхъ понятiй о чести въ поступкахъ лицъ нижняго лагеря относительно лицъ верхняго.
Отчего
же это? Можетъ ли это понять, сумѣетъ
ли догадаться г. Ростиславовъ? Причины, заставившiя
г. Мясоѣдова желать перечисляться въ крестьяне — чисто–психологическiя, о которыхъ не можетъ быть рѣчи
въ Сводѣ законовъ. Перейдя de
facto въ другой лагерь, онъ хотѣлъ принадлежать
ему и de jure, хотѣлъ отказаться отъ бѣлой кожи
маркиза, и имѣлъ на это больше поводовъ, чѣмъ тотъ маркизъ, котораго судьба
привела жить между ирокезами. Тамъ антагонизмъ между бѣлокожими
и краснокожими совершенно случайный, и столкновенiя можно–сказать чисто–географическiя, а
здѣсь антагонизмъ постоянный, наслѣдственный, сдѣлавшiйся отъ продолжительности
совершенно естественнымъ и кровнымъ.
Неговоря
уже о томъ, что г. Мясоѣдовъ, перейдя въ государственные крестьяне, могъ
очень дешево получить землю, значительное число десятинъ
за одинъ только подушный окладъ; неговоря о томъ, что сдѣлавшись государственнымъ крестьяниномъ, онъ получалъ право служить по выборамъ въ своемъ лагерѣ, стало–быть получать такимъ образомъ
деньги и имѣть влiянiе на
точномъ основанiи законовъ; неговоря
уже и о томъ, что вопросъ о правахъ потомства, котораго можетъ быть еще и нѣтъ, очень
смѣшонъ и напоминаетъ Павла Ивановича Чичикова, который
такъ заботился о томъ, чтобы и передъ отечествомъ не было
стыдно; не говоря и о томъ, что
когда человѣкъ отказывается отъ однихъ правъ, чтобы
прiобрѣсти другiя, это и въ юридическомъ смыслѣ вовсе не то, что лишенiе его правъ состоянiя; неговоря наконецъ и о томъ, что несовсѣмъ справедливо — приковать
къ человѣку извѣстныя права и не снимать ихъ ни въ какомъ случаѣ, даже когда они мѣшаютъ физическому и нравственному благосостоянiю человѣка; — неговоря обо
всемъ этомъ, легко замѣтить, что
однихъ психологическихъ причинъ за–глаза довольно, чтобы оправдать желанiе г. Мясоѣдова.
Но
предметъ этотъ неистощимъ. Антагонизмъ двухъ лагерей существуетъ; реформа 19 февраля стремится къ его
уничтоженiю, къ сглаженiю неравноправности; но явленiе, укоренившееся исторiей, не сглаживается въ одинъ день или
въ одинъ годъ; оно, старое, тогда только исчезнетъ, когда новое
будетъ прiобрѣтено вполнѣ.
Достопочтенный журналъ, доказываетъ, что г. Мясоѣдовъ можетъ съ
успѣхомъ жить въ средѣ крестьянъ только съ условiемъ
не терять своихъ старыхъ правъ. Если такъ, то лучше ужь доказывать, что можно было
отмѣнить пытки только сохранивъ ихъ, или ввести въ
законы силу права, только сохранивъ право силы.
Но
оставляя въ сторонѣ журналъ, замѣтимъ только, что вопросы, возникающiе по поводу статьи г. Буха, составляютъ коренные наши жизненные вопросы. Разработкѣ ихъ могло бы быть спецiально
посвящено не одно и не два изданiя, что
бы ни говорилъ г. Т. З., почти увѣряющiй, будто ненадо больше писать, довольно
написано.