НЕОБХОДИМОЕ ЗАЯВЛЕНIЕ.

_______

Въ iюльскомъ номерѣ «Современника» помѣщены двѣ чрезвычайныя статьи, направленныя противъ «Эпохи», очевидно въ отмѣстку моей статьѣ: «Господинъ Щедринъ или расколъ въ нигилистахъ». Одна статья: «Торжество ерундистовъ» не подписана, стало быть отъ редакцiи; другая: «Посланье оберъ-стрижу, господину Достоевскому», подписана псевдонимомъ: «Постороннiй сатирикъ» и снабжена слѣдующимъ, весьма замѣчательнымъ примѣчанiемъ редакцiи «Современника»:

«Мы рѣшительно не одобряемъ ни черезъ-чуръ рѣзкаго тона этого “посланiя”, ни его безцеремонныхъ полемическихъ прiемовъ, а печатаемъ его единственно во уваженiе его цѣли, которая дѣйствительно стоитъ того, чтобы для ея достиженiя употребить даже тѣ неодобрительныя средства, какiя употребилъ авторъ посланiя».

Это значитъ: «Цѣль оправдываетъ средства», — правило старинное, всѣмъ извѣстное и въ добавокъ западническое, слѣд. ни съ какой стороны не противорѣчитъ направленiю «Современника».

Цѣль эта достигается въ обѣихъ статьяхъ личными ругательствами, но совершенно ужъ прямыми и попреимуществу такими, какихъ еще не бывало въ русской печати, — («плюнуть на васъ», «дуракова плѣшь» и проч.). Лично же противъ меня употреблено столько сплетенъ, что отвѣчать на это мнѣ нѣтъ уже никакой возможности, а послѣ теорiи «неодобрительныхъ средствъ», такъ простодушно провозглашонной «Современникомъ», — нѣтъ и надобности. Но все-таки я не могу не сдѣлать, теперь–же, одного заявленiя публикѣ, къ которому нахожу себя рѣшительно вынужденнымъ.

Я понимаю, что можно смѣяться надъ болѣзнiю какого-нибудь больнаго человѣка, т. е. я этого вовсе не понимаю, но я знаю, что извѣстнаго развитiя человѣкъ можетъ сдѣлать это изъ мщенiя, въ припадкѣ ужъ очень сильнаго гнѣва. «Постороннiй Сатирикъ», (не знаю кто онъ именно) увѣряетъ въ одномъ мѣстѣ своей статьи, что знаетъ меня лично. Онъ говоритъ: «Я самъ лично слышалъ отъ него (т. е. отъ меня) такiя слова»… и т. д. Значитъ онъ былъ знакомъ со мною, коли разговаривалъ со мной, а можетъ и теперь знакомъ. И такъ, дѣйствительно можетъ быть ему подробно извѣстно, что у меня есть болѣзнь и что я лѣчусь. Знаетъ, можетъ и то, какъ и когда получилъ я болѣзнь и т. д. однимъ словомъ въ подробности. И вотъ, въ своей статьѣ онъ коритъ меня нѣсколько разъ тѣмъ, что я больной, а въ одной, выставленной имъ каррикатурной сценѣ, — гдѣ я изображонъ лично, смѣется надъ тѣмъ, что я больной. Повторяю, все это возможно въ извѣстномъ человѣкѣ и при извѣстной степени гнѣва, и дивиться тутъ нечему. Но за чтоже онъ доктора–то моего обругалъ? — вотъ чего я рѣшительно не могу понять и каждый день дивлюсь этому.

Вотъ въ чемъ дѣло: «Постороннiй сатирикъ», въ одномъ мѣстѣ своей статьи, — (перепечатавъ и присвоивъ себѣ изъ одной моей прошлогодней, полемической статьи противъ г. Щедрина нѣсколько строкъ цѣликомъ, но безъ всякаго обозначенiя вводнымъ знакомъ заимствованнаго мѣста) — обращаясь ко мнѣ прямо, лично, съ такими словами: «Статья ваша точно докторомъ вамъ прописана по рецепту» вдругъ, ни съ того ни съ сего, прибавляетъ отъ себя: «И докторъ–то вашъ, видно, такая–же “дуракова плѣшь”»

Что–же это наконецъ такое? Скажите чѣмъ тутъ виноватъ мой докторъ? Въ журнальномъ спорѣ нашемъ онъ никогда, ничѣмъ, — (вотъ ужъ ровно ничѣмъ!) — не участвовалъ! Въ прежнихъ полемическихъ статьяхъ между нами и «Современникомъ» о немъ никогда не упоминалось, (да и какъ могло упоминаться?) Замѣтьте, что тутъ, въ этихъ чрезвычайно странныхъ словахъ «Посторонняго сатирика», нѣтъ ни малѣйшаго иносказанiя: Онъ прямо, лично, упорно обращается въ своей статьѣ ко мнѣ и нѣсколько разъ называетъ меня по имени, говоритъ: «вы… вы, Ѳедоръ Достоевскiй», и т. д., нѣсколько разъ повторяетъ это. Тутъ именно разумѣется мой докторъ, тотъ, который меня лѣчитъ. Злость конечно можетъ бывать безпредѣльною, но можетъ–ли она выражаться до такой степени неожиданно?

Я видалъ иногда и знаю, что ругающiйся человѣкъ можетъ, если ужь очень золъ, выругать заразъ вмѣстѣ съ вами и кого-нибудь изъ вашихъ родственниковъ: «если и теща есть, такъ чтобъ и тещѣ!» какъ говорится у Гоголя въ комедiи. И потому, еслибъ «Посторонный Сатирикъ» выругалъ за одно со мною кого-нибудь изъ моихъ родственниковъ или родственницъ, то это было–бы хоть сколько-нибудь понятно: они мнѣ родственники, слѣдовательно ужъ тѣмъ и виноваты. Тутъ хоть и безконечно–малая доля какой-то логики, но все-же логики. Но докторъ, докторъ, о которомъ прежде никогда и никто не упоминалъ, который подвернулся потому только что подвернулось слово докторъ, — за что доктора–то? Неужели за то что я и семейство мое пользовались иногда его совѣтами? Какая–же это наивная злость!

Во всемъ этомъ случаѣ меня конечно не злость удивляетъ, (мало–ли какая бываетъ злость!) — но именно вся эта загадочная неосновательность. Ничего не могу отгадать… — Не встрѣчался–ли какъ-нибудь «Постороннiй Сатирикъ» съ моимъ докторомъ гдѣ-нибудь въ гостяхъ, и тотъ, какъ-нибудь въ разговорѣ, чѣмъ-нибудь ему не понравился? И вотъ, выругивая меня теперь, «Постороннiй Сатирикъ» можетъ быть вдругъ вспомнилъ, что и тотъ тоже ему не понравился и, чтобы не терять времени и не забыть выругаться, за одно и рѣшился его обругать вмѣстѣ со мной. Тѣмъ болѣе что тотъ меня лечитъ. Прекрасно-съ. Но опять-таки кому не покажется, что въ такомъ случаѣ, естественнѣе было–бы распорядиться особой статьею чтобы было не такъ отрывочно и неожиданно; или покрайней мѣрѣ тутъ-же объяснить чѣмъ-нибудь, хоть двумя–тремя словами въ выноскѣ, для связи, — что вотъ дескать есть и еще человекъ, который тоже мнѣ не понравился, а я и забылъ его обругать, такъ ужъ и его тутъ заразъ… Но нѣтъ. «Посторонный Сатирикъ», изругавшись, тутъ-же сейчасъ и забываетъ совсѣмъ моего доктора, совсѣмъ бросаетъ его и уже болѣе не поминаетъ о немъ ни разу, какъ не поминалъ никогда и прежде… Зачѣмъ же онъ ругалъ его! Неужели и вправду только за то, что тотъ меня лечитъ? Удивительно!

Редакцiя «Современника» хоть и упомянула въ своей замѣткѣ, внизу статьи, что не одобряетъ такихъ безцеремонныхъ полемическихъ прiемовъ, но очевидно она надѣется что такiе именно прiемы и будутъ ей способствовать къ достиженiю ея цѣли. Неужели могутъ способствовать? И зачто, зачто, скажите, обругали они совсѣмъ посторонняго человѣка! Ну много–ль имъ изъ этого выгоды?