Начиная нашу бесѣду объ иностранной политикѣ, мы считаемъ нужнымъ предупредить читателя о томъ, какъ мы смотримъ на политическое обозрѣнiе въ мѣсячномъ журналѣ. Мы думаемъ, что наше обозрѣнiе не должно быть лѣтописью событiй, не должно стремиться къ тому, чтобъ указывать на каждую новость въ политическомъ мiрѣ, на каждое слово политическихъ дѣятелей и на всѣ сужденiя заграничной прессы за промежутокъ времени, истекшiй съ выхода послѣдней книжки. Мы думаемъ, что этой цѣли должны удовлетворять газеты. Журналъ-же мѣсячный имѣетъ совершенно другое назначенiе: онъ долженъ сосредоточивать свое вниманiе на болѣе важныхъ фактахъ, въ которыхъ выражается такъ сказать характеристика политической жизни въ томъ или другомъ государствѣ; онъ долженъ представлять своимъ читателямъ оцѣнку этихъ фактовъ и ихъ значенiе въ общественной жизни; слѣдовательно долженъ говорить лишь о такихъ событiяхъ, которыя уже достаточно выяснились, чтобъ можно было составить о нихъ какое-нибудь заключенiе. Поэтому читатель не найдетъ въ нашемъ обозрѣнiи интереса новизны, но всегда можетъ встрѣтить оцѣнку того или другаго факта, имѣющаго значенiе въ событiяхъ нашего времени, — оцѣнку, сдѣланную по крайнему нашему разумѣнiю и подкрѣпленную доказательствами. Читатель не встрѣтитъ также въ каждой статьѣ обозрѣнiя политической жизни всѣхъ европейскихъ государствъ; мы не можемъ расширить настолько предѣлы нашихъ статей, чтобы удовлетворить этому требованiю. Поэтому въ каждой книжкѣ нашего журнала мы ограничимся нѣкоторыми вопросами современной жизни, разсматривая ихъ довольно подробно. Въ предъидущей книжкѣ мы бросили общiй взглядъ на положенiе Европы и потомъ остановились на двухъ самыхъ замѣчательныхъ явленiяхъ нынѣшняго года. Это разрѣшенiе шлезвигъ-голштинскаго вопроса и натянутое положенiе Итальянскаго королевства, которое вызвало наконецъ франко-итальянскую конвенцiю. Мы не можемъ назвать этого послѣдняго договора разрѣшенiемъ римскаго вопроса на томъ основанiи, что эта конвенцiя намъ кажется лишь средствомъ къ временному успокоенiю умовъ въ Италiи, возбужденныхъ до крайности-затруднительнымъ положенiемъ дѣлъ. Чтожъ касается до шлезвигъ-голштинскаго вопроса, то разсмотрѣвъ его въ предъидущей книжкѣ довольно подробно, мы можемъ теперь ограничиться нѣсколькими словами, которыя считаемъ нужнымъ высказать. Въ настоящее время производятся переговоры и мирѣ, который безъ сомнѣнiя будетъ заключонъ, а условiя его будутъ конечно очень мало разниться съ предварительными положенiями, такъ что эти измѣненiя не будутъ имѣть никакого значенiя ни для одной изъ заинтересованныхъ сторонъ. Но вмѣстѣ съ этимъ происходитъ переписка, которая не можетъ не обратить на себя вниманiя мыслящаго человѣка. Мы говоримъ о представленiи доказательствъ на право престолонаслѣдiя въ герцогствахъ. Союзный сеймъ требуетъ теперь этихъ доказательствъ отъ обоихъ претендентовъ: герцога Ольденбургскаго и принца Аугустенбургскаго, и они представляютъ обширныя записки для доказательства своихъ правъ. Казалось-бы, что послѣ всѣхъ событiй совершившихся во Францiи, Бельгiи, Италiи и Грецiи и въ нашъ XIX вѣкъ не легко поднимать подобнаго рода вопросы; казалось-бы, что при настоящемъ разграниченiи между сферами политической и юридической и при господствующемъ началѣ невмѣшательства во внутреннiя дѣла государствъ, принятомъ въ международномъ правѣ, слѣдуетъ осторожно разбирать права на престолъ въ смыслѣ юридическомъ. Это вопросъ политическiй и при томъ относится къ предметамъ чисто внутренней политики; рѣшенiе его должно — по мнѣнiю Францiи — первоначально принадлежать населенiю герцогствъ или его представителямъ. Если эти начала приняты во всѣхъ другихъ государствахъ, то на какомъ-же основанiи отнять это право у населенiй герцогствъ? Неужели честолюбивая политика Пруссiи и ея перваго министра достигла такой силы, что можетъ заставить Европу отказаться отъ тѣхъ началъ, которыя господствуютъ въ международномъ правѣ, и заставить ее забыть права населенiй? Если это случится, то слова наши объ отсутствiи всякихъ началъ въ международномъ правѣ, сказанныя въ предъидущемъ обозрѣнiи, найдутъ новое доказательство. Мы впрочемъ только къ этому и клонили, а сами не очень-то вѣримъ въ suffrage universel въ теперешнемъ видѣ, потому что знаемъ, чтò можно изъ него сдѣлать при случаѣ. Мы хотѣли только указать, какъ легко, тамъ, на западѣ, политика жертвуетъ теперь тѣми идеями, которыя еще такъ недавно представителями запада провозглашались какъ идеи неоспоримыя, безспорныя, окончательныя. Еслибъ Пруссiя присоединила Шлезвигъ къ своимъ собственнымъ владѣнiямъ безъ всякаго спроса населенiй, то подобное распоряженiе могло-бы имѣть оправданiе въ правѣ завоеванiя, хотя къ Голштинiи оно ни въ какомъ случаѣ не можетъ относиться, потому что тамъ не было вовсе завоеванiя, а была только экзекуцiя, и Датчане нисколько не считали занятiе Голштинiи союзными войсками за военныя дѣйствiя. Но разъ опредѣлено, что герцогства должны образовать отдѣльное государство, хотя-бы и въ средѣ Германскаго союза; и кто-же можетъ рѣшатьвопросъ о правахъ наслѣдства? Ни союзный сеймъ, ни союзный судъ не имѣетъ права разрѣшать его, потому что Шлезвигъ никогда не принадлежалъ къ Германскому союзу, а не Лаэунбургъ оба претендента не только не имѣютъ, но и не предъявляютъ никакихъ правъ. Признанiе кого-либо изъ претендентовъ государемъ Эльбскихъ герцогствъ, безъ спроса населенiй, будетъ новымъ доказательствомъ слабости европейской дипломатiи, вслѣдствiе чего Европа не будетъ имѣть никакой гарантiи въ прочности такого порядка вещей и считать его окончательнымъ рѣшенiемъ вопроса. Но нѣмцамъ повидимому ни до чего подобнаго нѣтъ дѣла. Ихъ государственные люди, стоя на почвѣ юридической, готовы будутъ разбирать еще долгое время фолiанты, представленные претендентомъ Аугустенбургскимъ, забывая совершенно почву реальную съ ея интересами и правами. Высказавъ эти мысли въ дополненiе нашего обозрѣнiя въ предъидущей книжкѣ, мы переходимъ къ разсмотрѣнiю состоянiя политической жизни во Францiи. Мы-бы желали представить очень яркую картину этой жизни, но чувствуемъ, что исполненiе подобной задачи не совсѣмъ-то легко, и потому заранѣе просимъ читателя быть снисходительнымъ, если наша попытка выйдетъ не совсѣмъ удачна. Начнемъ съ того движенiя, которое обнаружилось въ прошедшемъ году передъ выборами депутатовъ въ законодательный корпусъ. Во все продолженiе государствованiя Людовика Наполеона, лица, не желавшiе поддерживать его политику, держали себя вдали отъ политической жизни и не только сами не являлись на выборы, но отклоняли и всѣхъ, раздѣлявшихъ ихъ убѣжденiя. Такой системѣ молчаливой оппозицiи слѣдовали почти всѣ партiи за очень небольшимъ исключенiемъ, и при выборахъ между правительственной партiей и оппозицiей почти нигдѣ не происходило никакой борьбы. Правительственная партiя царствовала безраздѣльно и повсюду проводила своихъ кандидатовъ. Такимъ образомъ представительная система ограничилась формальностью и въ законодательномъ корпусѣ не было оппозицiи, если не считать пяти человѣкъ самостоятельныхъ членовъ, между которыми находились Жюль Фавръ и Оливье. Но въ прошломъ году многiе вожди прежнихъ партiй вполнѣ поняли, что молчанiемъ достигнуть ничего нельзя, что удаленiе отъ дѣлъ въ то время, когда страна нуждается въ пособiи здравомыслящихъ дѣятелей есть измѣна отечеству. Они поспѣшили принести присягу Наполеону III и приняли дѣятельное участiе въ выборахъ. Слѣдствiемъ такого образа дѣйствiй было бы то, что въ Парижѣ и во многихъ другихъ городахъ избраны были люди оппозицiи, и правительству пришлось отстаивать свою политику не на шутку противъ нападенiй такихъ ораторовъ какъ Беррье, Тьеръ, Гарнье-Пажесъ, Жюль Фавръ и другiе. Само собою разумѣется, что результатъ этотъ могъ быть достигнутъ только учрежденiемъ избирательныхъ комитетовъ, дозволенныхъ впрочемъ французскимъ законодательствомъ въ виду извѣстныхъ кандидатуръ. Комитеты пользовались своимъ правомъ подавать совѣты избирателямъ и дѣйствовали энергически, но не смотря на это имъ не удалось ввести въ законодательный корпусъ болѣе 19 своихъ кандидатовъ по вычисленiю «Монитера». Въ самомъ дѣлѣ, что могли-бы сдѣлать повидимому нѣсколько отдѣльныхъ личностей противъ сильно организованной и пустившей глубокiе корни французской бюрократiи, которая не пренебрегаетъ никакими средствами для того, чтобъ парализовать усилiя своихъ противниковъ и доставить торжество своимъ приверженцамъ? Правительственныя власти во Францiи имѣютъ полную возможность дѣйствовать на массы, тѣмъ болѣе что составленiе избирательныхъ списковъ находится въ ихъ распоряженiи. Онѣ вносили въ избирательные списки всѣхъ жителей тамъ, гдѣ были увѣрены въ побѣдѣ правительственныхъ кандидатовъ, а тамъ, гдѣ они сомнѣвались въ успехѣ, избиратели должны были записываться сами. Извѣстно, что каждые 35000 избирателей, записанныхъ въ списки, имѣютъ право выбрать одного депутата. Такимъ образомъ число правительственныхъ депутатовъ было искуственно увеличено, а число либеральныхъ уменьшено. Кромѣ того извѣстно, что либеральные избиратели находятся большею частiю въ городахъ, а потому при назначенiи избирательныхъ округовъ многiе города были раздѣлены на части и присоединены къ деревнямъ. Этимъ средствомъ самостоятельные голоса горожанъ были задавлены большинствомъ крестьянскаго населенiя, которое безпрекословно слѣдовало внушенiю французской бюрократiи. Массы крестьянскаго сословiя крѣпко держатся лишь своихъ прямыхъ и непосредственныхъ интересовъ, чтò впрочемъ и составляло-бы тò что надо, т. е. настоящую здравую политику, еслибъ, во 1-хъ не было заражено исключительнымъ эгоистическимъ характеромъ личнаго интереса во вредъ общественному, т. е. изъ-за интереса мѣстечка не пренебрегало-бы общимъ интересомъ всего отечества, а во 2-хъ еслибъ массы, по совершенной своей темнотѣ, не были рѣшительно равнодушны къ политическимъ интересамъ. Они никакъ не могутъ понять, что существуетъ солидарность между ихъ личнымъ и политическимъ интересами, не могутъ понять, говоримъ мы, что политика Наполеона III и расширенiе бюджета, который удвоился въ продолженiе его владычества, ложится тяжолымъ бременемъ на мелкаго собственника. Для того, чтобъ понять это, нужно извѣстное образованiе; часто даже и при нѣкоторой образованности люди не бываютъ самостоятельны и свободны отъ увлеченiя забывать интересы общiе передъ интересами мѣстными: стоитъ обѣщать имъ нѣкоторыя матерiальныя выгоды, какъ-то: проведенiе канала или дороги, и они готовы забыть все для этой ближайшей цѣли. Много такихъ примѣровъ и не въ одной Францiи. Понятно, какое орудiе въ этомъ влiянiи имѣетъ французская бюрократiя. Французское правительство ревниво оберегаетъ свою власть и сильно тревожится всякимъ проявленiемъ самостоятельнаго мнѣнiя въ обществѣ. Не смотря на свою силу, которая повидимому ни въ чемъ не находитъ себѣ сопротивленiя, оно тревожится при первомъ признакѣ стремленiя народа — не скажемъ дѣйствительно пользоваться своими правами, а только заявить о своихъ нуждахъ. Вглядываясь въ эту ревнивую и ничѣмъ необъяснимую политику, невольно приходишь къ заключенiямъ не совсѣмъ для него выгоднымъ. Основывается-ли эта сила, этотъ блескъ на дѣйствительномъ сочувствiи къ нему французскаго народа, или они суть только слѣдствiе всемогущества французской бюрократiи, подкрѣпляемой военнымъ управленiемъ? Вотъ вопросъ, который постоянно представляется уму, какъ только станешь ближе вглядываться во внутреннюю политику наполеоновскаго правительства. Намъ кажется, что оно само не увѣрено въ своихъ силахъ и въ своей прочности. Еслибъ оно дѣйствительно пользовалось сочувствiемъ народа, то не для чего было бы прибѣгать на выборахъ къ тѣмъ мѣрамъ, на которыя мы слышали столько жалобъ во время повѣрки ихъ законности въ законодательномъ корпусѣ. Еслибъ оно было увѣрено въ этомъ сочувствiи, къ чему стѣснять свободу выбора народныхъ представителей? Черезъ нихъ оно могло-бы знать не только преданность жителей существующему порядку, но и что гораздо важнѣе — народныя нужды и злоупотребленiя мѣстныхъ властей, которыя неизбѣжны даже и при болѣе значительномъ контролѣ. Это послѣднее обстоятельство особенно важно для центральной администрацiи. По самому высокому положенiю своему, для нея почти немыслимы тѣ мелкiя злоупотребленiя, которыя не рѣдкость со стороны власти, стоящей въ непосредственномъ отношенiи къ народу. Важныя обстоятельства встрѣчаются рѣдко въ жизни человѣка; для него наибольшiй интересъ состоитъ въ томъ, чтобъ въ своихъ ежедневныхъ и маловажныхъ дѣлахъ онъ находилъ покровительство закона и справедливость, что совершенно зависитъ отъ мѣстныхъ властей. Но отъ кого можетъ получить центральная власть тѣ свѣдѣнiя о положенiи народа и о дѣйствiи ближайшихъ къ