ПО ПОВОДУ ГОДИЧНОЙ ВЫСТАВКИ ВЪ АКАДЕМIИ ХУДОЖЕСТВЪ ________   Почтенное зданiе академiи, мрачное и безлюдное весь годъ, съ потемнѣлыми копiями и гипсами въ пыли, съ холодною лѣстницей и длинными коридорами; тѣсныя студiи молодыхъ художниковъ, страдающихъ надъ разными Агамемнонами, Харонами и Тирзисами, этими чистилищами, сквозь которыя непремѣнно суждено пройти грѣшнику искуства, чтобы сподобиться медали; тяжолая дубовая дверь входа на запорѣ; швейцаръ такой же тяжолый на подъемъ, при появленiи рѣдкаго посѣтителя, какого-нибудь заѣзжаго чудака, осматривающаго Петербургъ какъ рѣдкость; все это, неподвижное, запертое и затхлое, съ наступленiемъ осени, начинаетъ вдругъ обнаруживать признаки движенiя, оживать отъ хлынувшаго извнѣ свѣжаго воздуха, выползать на свѣтъ и въ началѣ сентября доказывать свое рѣшительное существованiе раскрытою настежь дверью. Холсты, рисунки, чертежи, гипсы, иногда мраморы, съ нѣкоторыхъ поръ всегда фотографiи (а современемъ вѣроятно будетъ и что-нибудь другое — выдѣланныя кожи напримѣръ), несутся, везутся и тащатся изъ закоулковъ всякаго рода и изъ мастерскихъ. (Слово мастерская надо принимать впрочемъ болѣе за метафору: собственно мастерскихъ въ Петербургѣ вовсе нѣтъ, а есть болѣе или менѣе неудобныя комнаты, гдѣ художники, поработавшiе въ странахъ съ мастерскими, долго приноравливаются какъ-нибудь работать, пока не придутъ къ убѣжденiю, что лучшее средство — совсѣмъ не работать...) Но не одна только дверь въ швейцарскую, дверь въ храмъ безсмертiя, или покрайней-мѣрѣ сбыта художественнаго товара, осенью Отперта для званныхъ и незванныхъ — Особенно изъ иностранныхъ. Академическiй совѣтъ въ мундирахъ произноситъ слово жизни или смерти Тирзисамъ и Агамемнонамъ. Слѣдствiемъ бываетъ появленiе ярлыковъ надъ произведенiями искуства: «удостоенъ первой золотой медали, признанъ академикомъ, професоромъ» и т. п. Прiятно доносятся до слуха расказы свѣдущихъ людей о томъ, какъ вѣрные стражи чистоты искуства, признавая весьма основательно, что только изъ чистаго источника и могут истекать настоящiе Хароны и Тирзисы, подвергаютъ при этомъ тщательному изслѣдованiю нравственную сторону производителей — почему благонравiе, т. е. послушанiе и соединенныя съ нимъ добродѣтели, получаютъ (или покрайней-мѣрѣ до сихъ поръ получали) заслуженную награду; свойства же противуположныя, т. е. безнравственность, достойно наказуются... При общемъ упадкѣ нравственности вообще, нельзя не остановиться съ нѣкоторымъ даже умиленiемъ передъ совѣтомъ нравственности академiи и не остановить у его порога читателя... Совѣтъ этотъ, читатель, состоитъ изъ 12 членовъ, и начало несмѣняемости, о которомъ вамъ толкуютъ по поводу новаго учрежденiя верховныхъ судей, имѣетъ здѣсь давно свое приложенiе. Совѣтъ такимъ образомъ есть пожизненная собственность опредѣленнаго числа заслужонныхъ професоровъ. Этотъ художественный ареопагъ, недоступный для современнаго художника, представляетъ въ полномъ своемъ собранiи тысячелѣтiе русскаго искуства и онъ-то рукою указываетъ дорогу молодымъ дарованiямъ(1). Одна смерть властна ввести новое лицо въ старую залу стараго совѣта, но и тутъ сила сплоченности подставляетъ ему ногу, и подъ видомъ новаго лица вводитъ безличность или продолженiе фирмы, какъ это было еще не такъ давно съ кресломъ професора пейзажной живописи. Професоръ этотъ получилъ свое званiе преемственно отъ отца и не выдержалъ бы тогда, а теперь и подавну, конкурса не только-что съ такими професорами-художниками, каковы Боголюбовъ, Лагорiо, Эрасси и др., но даже и съ весьма многими учениками, которымъ онъ присуждаетъ премiи и которыхъ можетъ-быть лишаетъ премiй... Правда, молодые художники влекутся болѣе отъ старыхъ професоровъ совѣта къ професорамъ-художникамъ, находящимся внѣ совѣта, но вѣдь это уже во всякомъ случаѣ безнравственность. И вотъ ученикъ, имѣя страшилище экзамена передъ собою, волей или неволей бредетъ за приказанiями къ своему начальнику-професору, держа картину какъ хлѣбъ-соль предъ собою (такая уже заведена форма). — Гм! это что у тебя тамъ? спрашиваетъ наставникъ со свойственною фамильярностью. — Программа, ваше п-ство... Агамемнонъ, ваше п-ство, отвѣчаетъ ученикъ. — Гм! Агамемнонъ. Такъ это у тебя Агамемнонъ? Хорошо. Ну, такъ чтоже тебѣ надо отъ меня? — Не прикажете ли чего, ваше п-ство... — Гм! произноситъ професоръ, разваливаясь въ креслахъ: — держи, братецъ, картину передъ собою, какъ слѣдуетъ, — ничего не вижу... И вытащивъ очки изъ футляра, его превосходительство начинаетъ водить глазами по картинѣ — иногда пальцемъ, а иной разъ табакеркою или зонтикомъ, если изволило вернуться съ прогулки. — Стиля нѣтъ у васъ ныньче, — рѣшаетъ онъ, укладывая очки обратно въ футляръ. А впрочемъ, ступай себѣ, братецъ, съ богомъ — дѣлай какъ знаешь. Только къ молодымъ професорамъ не ходи. У нихъ неуваженiю къ старшимъ только наберешься. Слышь! А не то медали тебѣ какъ своихъ ушей невидать. Слышь! Послѣ такого или почти такого полезнаго назиданiя, художникъ отправляется, сохраняя по возможности инкогнито, къ одному изъ молодыхъ набираться, вмѣстѣ съ неуваженiемъ къ старшимъ, чему-нибудь по части умѣнья писать картины. Ну что еслибы сдѣлать обмѣнъ ролей, т. е. професоровъ съ учениками и совѣтами признать за професоровъ академiи и членовъ академическаго совѣта, а професоровъ безъ учениковъ и совѣтовъ оставить на покоѣ, на пенсiи, въ высокомъ чинѣ, какъ хотите, но только не на аренѣ художественныхъ подвиговъ, превратившихся для нихъ въ бремя не по силамъ? Отчего бы не назначить конкурса, по истеченiи опредѣленнаго срока, на право занимать кресло въ совѣтѣ? Это не позволяло бы професору художественные интересы мѣнять на чиновные и въ тоже время давало бы возможность молодому, свѣжему дѣятелю войти въ составъ совѣта, на мѣсто оставшаго или обленившагося. Подрядная иконопись, само собою разумѣется, не должна бы давать правъ истинной живописи, но при обсужденiи вопроса о продолженiи занятiя должности професора академiи, слѣдовало бы требовать самостоятельной живой работы отъ конкурента. Тогда увидѣли бы всѣ, кто продолжаетъ быть професором-художникомъ и кто сдѣлался чиновникомъ? А теперь, дарованiя сильныя и развитыя современно (каковы напримѣръ гг. Худяковъ, Боголюбовъ, Лагорiо, Эрасси, Соколовъ и другiе) устранены отъ права сказать свое слово въ стѣнахъ академiи и только подъ секретомъ могутъ учить молодыхъ художниковъ, чтобы не повредить имъ на экзаменѣ. Московское училище ваянiя и живописи, которому посчастливилось приобрѣсти себѣ Сорокина (старшаго), неумѣло даже найти свѣтлаго угла г. Худякову, гдѣ онъ могъ бы работать и вынудило  его черезъ то переселиться въ Петербургъ. Здѣсь, благодаря опустѣлой мастерской одного академика, умѣвшаго себѣ добыть это диво, Худяковъ имѣетъ покрайней мѣрѣ довольно пространства и свѣту, чтобы помѣстить холстъ, на которомъ пишетъ. А у професоровъ-чиновниковъ половина зданiя академiи подъ квартирами, и свѣтъ обширныхъ оконъ только мѣшаетъ имъ спать покойно. Вообще положенiе нашихъ молодыхъ професоровъ въ академiи совершенно противоположно ихъ правамъ на это положенiе: въ совѣтѣ они, какъ сказано, не имѣютъ голоса, и только нѣкоторые изъ нихъ получили недавно помѣщенiе, въ которомъ могутъ работать; всѣ большiе заказы отъ правительства отданы и отдаются безъ конкурса чиновникамъ академiи, и кисти людей даровитыхъ служатъ откупщикамъ, которые одни въ состоянiи покуда выплачивать большiя деньги за ихъ картины. Съ прекращенiемъ откупа придется вѣроятно понизить цѣны, отчего впрочемъ выиграютъ не только истинные любители съ размѣрами кармановъ болѣе скромными, чѣмъ у откупа, но и художники, переставъ состоять, на старомъ положенiи, подъ покровительствомъ денежныхъ меценатовъ. Нѣтъ сомнѣнiя, что художники не захотятъ долго оставаться подъ этою опекою и свергнутъ съ себя, какъ русская литература, иго богачей, покровительственно относившихся когда-то къ писателю и несовсѣмъ еще отвыкшихъ относиться такимъ образомъ къ художнику. Когда монополiя капиталовъ въ области художества прекратится, послѣдняя перестанетъ быть невѣдомою страною для большинства публики. Еще Петербургъ и Москва покрайней-мѣрѣ изрѣдка напоминаютъ своими выставками, что есть нѣчто кромѣ литографiй въ эстампныхъ магазинахъ и образовъ на золотомъ фонѣ; прочiя же мѣста Россiи почти незнаютъ вовсе что такое картина. За свои большiя деньги, художникъ, самъ того не подозрѣвая, продаетъ часто свою извѣстность, потомучто картина, перешедшая изъ мастерской прямо въ залу какого-нибудь откупщика или московскаго торговаго мецената, за немногими исключенiями, хоронится для публики. Только усерднымъ посѣтителямъ мастерскихъ художниковъ и извѣстны всѣ ихъ работы; самыя лучшiя по большей части остаются тайной для публики: ревнивый ихъ заказчикъ не хочетъ даже подразнить ими чужихъ глазъ и не пускаетъ на выставку, какъ строгiй отецъ своихъ дочерей на балъ. Пусть не говорятъ и перестанутъ думать, что искуство есть роскошь, достоянiе богатства: нѣтъ, искуство есть потребность образованнаго общества, средство къ смягченiю нравовъ и очищенiю вкуса. Оно должно стремиться къ тому, чтобы картина по возможности, на ряду съ книгой, вошла въ небогатыя жилища людей, ищущихъ свѣта и утѣшенiя, въ чемъ бы они ни проявлялись: въ звукѣ, печатномъ словѣ, или краскахъ. Задача искуства — вовсе не забавить богача — она гораздо возвышеннѣе. Искуство (по выраженiю одного знаменитаго писателя) «вмѣстѣ съ зарницами личнаго счастья, единственное несомнѣнное благо наше.» Съ нѣкоторыхъ поръ учреждена въ Петербургѣ (и кажется также въ Москвѣ) постоянная выставка художественныхъ произведенiй. Въ Петербургѣ она помѣщалась сперва далеко отъ центра города, въ зданiи биржи, и одни отчаянные любители чувствовали въ себѣ довольно храбрости, чтобы предпринимать эстетическiе походы «на тѣ острова, гдѣ ростетъ трынъ-трава.» Послѣ настоянiй художниковъ и нѣкоторыхъ изъ этихъ отчаянныхъ, меценаты перевели выставку на Невскiй проспектъ. Къ ихъ крайнему удивленiю, залы новаго помѣщенiя остаются почти также пусты, какъ и залы стараго. А удивляться-то собственно нечему: неудача въ выборѣ перваго пристанища успѣла охладить вниманiе публики къ постоянной выставкѣ; привычка же къ тому, что все носящее названiе художественнаго произведенiя соединено съ понятiемъ о большихъ деньгахъ, породило убѣжденiе въ недоступности впускной цѣны на настоящую выставку. Выставьте цѣну (а она очень умѣрена: 15 коп.) на наружныхъ дверяхъ и въ окнахъ — и вы увидите, что посѣтители явятся. Заговоривъ объ этой выставкѣ, я вовсе неуклоняюсь отъ выставки академической: одна дополняетъ другую, также какъ одна и ѳбираетъ другую. Дѣйствительно, на постоянной выставкѣ, всякое или почти всякое произведенiе (исключенiе составляютъ собственности ревнивыхъ хозяевъ) можетъ появиться во всякое время года, не дожидаясь, когда двери академiи украсятся представителями порядка. Такимъ образомъ, только-что конченная работа художника показывается въ помѣщенiи на Невскомъ проспектѣ. Простоявъ недѣлю, другую, она замѣщается новою, и на годичную выставку попадаетъ только непроданная или прямо вышедшая изъ мастерской. Отъ этого-то въ послѣднiе годы, особенно въ самый послѣднiй, академическiя выставки все малочисленнѣе и бѣднѣе количествомъ (и даже отчасти качествомъ) своихъ произведенiй. Попрежнему являются въ полномъ составѣ только програмы учениковъ. Все это мало извѣстно большинству публики; иначе небольшiя залы постоянной выставки(1), богато снабжонныя отборными произведенiями современныхъ и старыхъ мастеровъ, нашихъ и иностранныхъ, доставляемыхъ изъ мастерскихъ и изъ лучшихъ галерей Петербурга — вѣрно бывали бы полнѣе. Между гуляющими ежедневно нашлось бы не мало людей, готовыхъ вынуть изъ кошелька 15 к., чтобы отдохнуть, кто душою, а кто и просто ногами... А всякiй ли знаетъ, что эти 15 копѣекъ имѣютъ назначенiе помогать даровитымъ бѣднякамъ художникамъ, и что изъ нихъ, со взносами членовъ общества поощренiя художниковъ, образуется капиталъ, воспитывающiй и уже воспитавшiй не одного замѣчательнаго живописца, скульптора и т. д.? Общество поощренiя художниковъ дѣйствительно ихъ поощряетъ, только публика-то мало поощряетъ самое общество. Причиной тому, мнѣ кажется, все таже неизвѣстность и исключительность, окружающiя наши предпрiятiя по части художествъ. Еслибы всѣмъ было извѣстно, что входя членомъ въ это общество, поощритель, за свои 10 рублей въ годъ, имѣетъ разныя права и привилегiи, какъ-то: безплатный входъ на постоянную выставку, право безплатнаго выигрыша на художественной ежегодной лотерѣе, гдѣ разыгрываются, только для однихъ членовъ,