ЧТО ТАКОЕ РУССКОЕ ДВОРЯНСТВО?
На послѣднихъ святкахъ, въ одномъ изъ уѣздовъ Московской губернiи, устроена была однимъ знатнаго рода помѣщикомъ у себя въ домѣ елка для дѣтей сельской школы; на этой елкѣ были приготовлены дѣтямъ подарки, и чѣмъ прилежнѣе были дѣти въ школѣ, тѣмъ лучше были и приготовленные для нихъ подарки.
Возлѣ, не болѣе какъ мѣсяцъ тому назадъ, въ московской залѣ дворянскаго собранiя, вмѣщавшей въ себѣ всѣхъ представителей московскихъ знатныхъ родовъ, шли пренiя о политическомъ вопросѣ, разрѣшенiе коего, — какъ-бы желательно оно ни было, — тѣмъ не менѣе исключительно зависитъ отъ правительства.
Сопоставляя первый микроскопическiй фактъ съ грандiозною, по своей обстановкѣ, картиною втораго событiя, мы задаемъ себѣ вопросъ: въ какомъ изъ этихъ фактовъ русское дворянство, какъ существо живое, получаетъ болѣе значенiя?
Помѣщикъ, устраивающiй елку для дѣтей своего села, или помѣщики, занимающiеся подъ сѣнью дворянскихъ гербовъ и императорскаго зерцала — политическимъ вопросомъ, кто изъ обоихъ ближе къ жизни, въ комъ изъ обоихъ болѣе доказательствъ нравственной силы?
Неужели мы скажемъ парадоксъ, если съ полнымъ убѣжденiемъ признаемъ перваго — ближе къ нравственному идеалу нашего русскаго, нынѣшняго дворянства?
Дворянства, какъ политическаго тѣла, въ Россiи нѣтъ. Самымъ поразительнымъ и вмѣстѣ съ тѣмъ убѣдительнымъ доказательствомъ служитъ исторiя нашего государства со временъ Петра Великаго.
Тотъ фактъ, что Петръ I создалъ русское дворянство, доказываетъ, что его не было; а что созданное Петромъ ранжированное дворянство существуетъ и по нынѣ, не есть-ли это доказательство того, что дворянства какъ политическаго, обособленнаго тѣла-на Руси нѣтъ?
Петръ Великiй могъ сокрушить, могъ создать все, но передѣлать духъ исторической жизни своего государства онъ не могъ. Онъ могъ создать дворянство, — но дворянство, какъ учрежденiе внутренней жизни русскаго народа, все-таки не создалось. Народъ даже этого слова не знаетъ. И создалъ Петръ Великiй дворянство, чтобы сокрушить бояръ; но бояринъ, какъ учрежденiе народной жизни, не былъ уничтоженъ. Вычеркнулось это ненавистное Петру I-му имя, но дѣло было не въ имени, а въ духѣ; духъ боярина остался, и въ народѣ остался бояринъ, какъ живое представленiе личности.
Но что же это за духъ, боярскiй духъ? Бояринъ русскiй былъ первый слуга царскiй, но въ тоже время онъ былъ первый слуга Россiи, и нравственную силу свою бралъ изъ земства. Внѣ земства, бояринъ русскiй являлся куклою которую, милость царская подымала, а опала — свалила съ ногъ! Но нравственную эту силу изъ земства получалъ бояринъ одинъ, для себя лично; какъ только бояринъ являлся членомъ боярской думы, онъ исчезалъ какъ личность, и боярская дума получала политическое значенiе на столько, на сколько хотѣлъ этого царь и на сколько, съ другой стороны, хотѣли этого народъ, земство или земская дума. Оторванная отъ земства, отдѣленная отъ земства, боярская дума была немыслима.
Но какая же это была личная, нравственная сила боярина? Сила очень простая, какъ все на древней Руси. У боярина были „свои люди“, начиная съ крестьянъ, и кончая дворянами. Посреди этихъ своихъ людей, бояринъ признанъ былъ жить и давать жизнь другимъ, такъ какъ изъ этихъ-же людей слагалось земство, то бояринъ черезъ нихъ влiялъ на земство, а земство, въ свою очередь, влiяло на бояръ. Оттого ужасы крѣпостнаго состоянiя во времена допетровскiя были ничто, въ сравненiи съ позднѣйшими временами: бояринъ былъ отецъ своихъ крестьянъ, и строго каралъ дворянъ своихъ, когда они дерзали злоупотреблять своею властью мелкопомѣстныхъ владыкъ надъ нѣсколькими крестьянскими душами. Въ позднѣйшее-же время остался одинъ мелкопомѣстный дворянинъ, а бояринъ превратился въ отсутствующаго великопомѣстнаго дворянина-сановника, дворянина-чиновника, дворянина-праздношатающагося.
Петръ Великiй задалъ себѣ цѣль уничтожить боярство и замѣнить его дворянствомъ по табели о рангахъ. Ему понадобились преданные его реформамъ и ему лично люди, и онъ ихъ создавалъ своими милостями. Больше онъ ничего не хотѣлъ сдѣлать, и не могъ сдѣлать; больше онъ ничего не сдѣлалъ.
Петъ I сокрушалъ боярство, когда оно было живо, но сокрушалъ для чего? Чтобы не видѣть въ нихъ самостоятельное общественное начало, ему враждебное. Но онъ общественнаго начала, ему и его реформамъ преданнаго, онъ требовалъ самостоятельности, требовалъ жизни, но самостоятельности и жизни гдѣ же? Именно тамъ, гдѣ ему нельзя было быть вездѣ и всегда — въ Россiи!
Но въ эти-то минуты сильнаго переворота, вчерашнiе бояре, перекрещенные въ сегодняшнихъ дворянъ, мало поняли гигантскiе замыслы Петра. Многiе изъ нихъ подумали, что довольно торчать передъ глазами Петра, довольно ему улыбаться, ѣздить за границу, не жить у себя въ помѣстьяхъ, чтобы быть на высотѣ царскихъ желанiй и замысловъ. Другiе-же плюнули на новое время и, заперши ставни, засѣли въ свои помѣстные дома подъ предлогомъ, что пришелъ антихристъ.
Вступила на престолъ Екатерина Великая. Проникнутая болѣе Петра европейскими идеями съ одной стороны, — а съ другой, съ меньшею, чѣмъ было у него черною работою плотника и каменьщика на плечахъ, Екатерина хотѣла оттолкунуть отъ себя эту массу толпившихся безъ дѣла и безъ отчизны — русскихъ дворянъ, родовыхъ и выслужившихся, и создаетъ для нихъ учрежденiя, которымъ предназначалось разомъ зажечь внутреннюю политическую жизнь въ рамкахъ отдѣльныхъ сословiй.
Но генiй ея, какъ-бы великъ ни былъ, какъ-бы ни былъ близокъ Россiи и знакомъ съ Россiею, еще ближе былъ къ нѣкоторымъ политическимъ идеаламъ Запада, въ числѣ которыхъ жизненныя отправленiя и живой смыслъ сословiя
с о с л о в i я, какъ политическаго тѣла, казались Екатеринѣ легко пересадимыми на нашу почву.
Это была ошибка. Ей было-бы легче попытаться воскресить и призвать къ жизни то, что генiй Петра невольно усыпилъ, — земство русское съ нераздѣльнымъ отъ него бояриномъ, и изъ нихъ создать тѣ учрежденiя, которыя явились подъ именемъ палатъ, собранiй и т. п.
Но какъ-бы то ни было, повторяемъ, Екатерина хотѣла оттолкнуть отъ себя всѣхъ ненужныхъ ей, но нужныхъ Россiи людей — въ внутрь ея, съ тѣмъ, чтобы изъ нихъ сдѣлать государственныхъ дѣятелей. И вотъ, судъ и полицiю и часть мѣстнаго хозяйства отдаетъ она въ полное распоряженiе россiйскаго дворянства, слагаемаго въ политическое, самостоятельное учрежденiе, какъ въ губернiи, такъ и въ каждомъ уѣздѣ.
Никакое воображенiе не могло-бы создать изъ воздушныхъ замковъ все то, что могло-бы, при этихъ новыхъ условiяхъ, въ дѣйствительности сдѣлать русское дворянство.
Но оно ничего не сдѣлало. Судъ, полицiя, хозяйство почти съ перваго-же дня, подъ мертвою и грязною рукою подъячаго-взяточника, замерли и растлились. Дворянскiя собранiя превратились въ обѣды и интрижки, надъ которыми, гораздо прежде Гоголя, стали смѣяться сами-же дворяне.
А дворянство — потомки бояръ продолжаютъ толкаться въ Петербургѣ, и таскаться за границу. До Россiи и горя мало!
Но вдругъ настаетъ минута, когда русское дворянство вырастаетъ въ одинъ мигъ до такихъ исполинскихъ размѣровъ нравственной силы, до какихъ не доросло нигдѣ никакое живое политическое сословiе. Повинуясь государевой волѣ, оно половину своего состоянiя приноситъ въ жертву освобожденному крестьянскому сословiю.
И въ тѣхъ губернскихъ и уѣздныхъ городахъ, гдѣ, бывало, такъ безпечно и такъ безтолково пировали дворяне подъ предлогомъ выборовъ, дворяне, внѣ своего сословнаго святилища, собирались гдѣ попало, въ видѣ частныхъ совѣщательныхъ съѣздовъ, работаютъ по днямъ и по ночамъ для величайшаго изъ земскихъ дѣлъ, для величайшаго изъ всемiрныхъ дѣлъ.
Три года спустя, создаются земскiя учрежденiя. И что-же мы видимъ? Дворянинъ выходитъ изъ дворянскаго или депутатскаго собранiя съ одними мыслями, положимъ, въ среду, въ 12 часовъ утра, а вечеромъ въ 6 часовъ, въ ту же среду, входитъ въ земское собранiе съ другими мыслями, и ярый какой-нибудь крѣпостникъ говоритъ ему: „помилуйте, да вы сегодня-же утромъ было консерваторъ, а, спустя шесть часовъ и спустившись по лѣстницѣ, приходите въ земство отчаяннымъ либераломъ. Что-же это значитъ?“
Это значитъ, что нѣтъ дворянства, а есть земство!
Это значитъ, что нѣтъ у насъ консерваторовъ и либераловъ, а есть земскiе люди.
А тѣмъ, которые въ это не вѣрятъ, мы можемъ сказать: взгляните на столѣтнiя дворянскiя учрежденiя, что они сдѣлали? Ничего! Взгляните на шестилѣтнiя земскiя учрежденiя. Что они сдѣлали? Много и очень много.
Но кто-же сдѣлалъ? Тѣже дворяне, что въ теченiи 100 лѣтъ ничего не сдѣлали въ своихъ дворянскихъ учрежденiяхъ.
Что-же это значитъ? Это значитъ, что Петръ I боярина русскаго уничтожилъ одно только имя, а духъ его — живъ, и ожилъ въ ту самую минуту, когда воскресло изъ мертвыхъ земство. Земство русское безъ русскаго боярина и русскiй бояринъ безъ земства — не мыслимы. Русскiй бояринъ — это былъ сознательный носитель и хранитель тѣхъ жизненныхъ началъ русскаго государства, которыхъ народъ былъ носитель и оберегатель безсознательный.
Теперь, когда жизнь все это выяснила и доказала — спрашивается: о чемъ можетъ мечтать русское дворянство?
Неужели о политическихъ правахъ, ему исключительно принадлежащихъ? Нѣтъ, нѣтъ и нѣтъ: ибо въ тотъ день, когда оно получило-бы ихъ de jure, de facto оно-бы ихъ лишилось — черезъ разрывъ съ земствомъ.
Неужели о боярской думѣ? Нѣтъ, ибо гдѣ теперь, когда дворянство утратило всякое родовое значенiе и стало чиновническимъ, гдѣ мечтать о боярской думѣ: всякiй департаментъ не есть-ли боярская дума?
Объ одномъ только оно должно мечтать, къ одному только оно должно стремиться — къ нравственной, но самостоятельной силѣ въ средѣ земства; только на этомъ пути дворянинъ будетъ бояриномъ, земскимъ человѣкомъ, и только на этомъ пути историческая, органически-живая связь съ прошедшимъ будетъ возстановлена въ нашей внутренней жизни.
Только на этомъ пути сила дворянства будетъ нравственною, живою, неотразимою силою. А чтобы достичь этой силы, нужны три условiя: жить въ своихъ помѣстьяхъ и городахъ, быть земскими людьми и дѣятелями и, наконецъ, задаваться прiобрѣтенiемъ не политической, но нравственной роли.
Вотъ почему на вопросъ: кто ближе къ своему историческому идеалу — дворянинъ-ли, дѣлающiй на святкахъ елку для крестьянскихъ дѣтей, или дворяне, занимающiеся политическими вопросами, изъ которыхъ ничего другаго не выходитъ, какъ ихъ безсилiе, мы, не колеблясь, скажемъ:
Дворянинъ дѣлающiй елку для крестьянскихъ дѣтей.
Здѣсь онъ нравственно силенъ, а тамъ политически безсиленъ.
„Свои люди“ прежняго боярина исчезли, слава Богу, безвозвратно; но если самому боярину не хочется исчезнуть, — то „своими людьми“, въ смыслѣ нравственнаго единенiя, кровнаго родства и земскаго равенства, должны быть для него вся Русь и всѣ русскiе.
К. В. Мещерскiй.
===========
Статистика: